Глава семнадцатая
"КОГДА ВЕРНЕМСЯ:"
(10-11 мая 1185-го года)
Солнце еще не взошло, когда тяжко ухнули большие барабаны, возвещая русскому воинству тревогу и пробуждая спящих для последнего боя. Гортанно, каждая на свой лад, запели полковые трубы, призывая дружины и ратников к своим стягам и хоругвям.
Смага уже был на ногах и успел оседлать коней для себя и Романа. Старик указал на восток, где на утреннем зареве, всего в четырех-пяти лучных перестрелах* маячили половецкие ряды:
- Видать, с других сторон не лучше. По всей степи половцы силы сбирают. Пока их втрое не прибудет, в копье не пойдут - лучным боем донимать будут, к воде не пустят, а уж потом... С пешими нам уйти трудно будет:
Войско строилось, и по форме его построения стало понятно, что кольцо степняков сомкнулось: пешие ратники посредине, конные по периметру большого, неправильной формы квадрата.
- К северу уходить будем, - сообщил Срезень своему ученику, потеснив конный ряд и освобождая место возле себя. - И ты, дед, рядом будь.
Роман впервые видел Срезня в полном боевом облачении: из-под волчьего меха безрукавки тускло поблескивала вороненая кольчуга, шлем вызывающе отсвечивал в утреннем полумраке отполированными до зеркального блеска серебряными накладками - чтобы выманывать из вражьих рядов бойца под стать себе.
Из походной котомки Роман вытащил подаренную ему дедом Рожно рубаху в пятнах старой крови, переоделся:
Первыми в бой ввязались степняки. Несколько их отрядов стремительно, с пронзительными воплями сближались с русскими рядами с юга. У берега Сюурлия они на полном скаку выпускали по десятку стрел и, не мешкая, уходили на безопасное расстояние. Их задача: вынудить противника отойти от берега реки, переправиться самим и окончательно замкнуть окружение.
В отличие от степняков, русские были почти неподвижной мишенью и несли потери. Но некоторая заминка с их стороны быстро прошла: повинуясь командам боевых труб, следующий наскок половцев со стороны Сюурлия был встречен дружным залпом дальнобойных луков и отряд степных стрелков весь полег в траве.
Половцы тревожили русские полки со всех сторон, кроме северного направления. Они явно заманивали противника туда, не оставляя других путей.
Терять время в бездеятельном ожидании опасно - степняки наверняка с каждым часом пополняли ряды. Русские полки наконец-то сдвинулись с места и стали уходить к северу, прикрывая тыл "квадрата" подвижными лучными отрядами.
Роман с частью отстреливающейся младшей курской дружины, уже крутился на коне под вражьими стрелами. Движение лучного заслона напоминало карусель, вращающуюся по часовой стрелке - чтобы стрелять "с руки" и чтобы утреннее солнце било в затылок. Потом поворот и, чуть сдержав коня, рысью вдоль русских рядов, где можно подхватить с земли брошенный своими колчан со стрелами. И все сначала.
Со щитом какая же стрельба, а потому на полном скаку вдоль вражьих рядов его перекидывали за левое плечо и, на несколько секунд, оставаясь беззащитными для вражеских стрел, выпускали, как из пулемета, весь "боезапас". Через пятнадцать минут такой работы руки, особенно правая, отказывались повиноваться, пальцы не чувствовали стрелу, соленый пот из-под шлема заливал глаза.
Не легче было другое занятие - ратники помоложе и посноровистее, прикрываясь щитами, собирали среди невысокой травы половецкие стрелы, набивали ими берестяные колчаны и бросали на скаку своим лучникам. Дело опасное - в пешего попасть куда проще, чем в конного.
В одном из подавальщиков Роман узнал старого знакомца - парнишку, которому он прошлым летом подарил засапожник. Земляк-слободич, не отрываясь от своего дела, приветливо махнул Роману рукой. Он так и не обзавелся сапогами, а теперь и вовсе был босой.
- Что же ты с половца обувку не содрал? - крикнул на скаку Роман, но ответа не расслышал.
Когда отошли к северу верст на пять, русские полки резко изменили направление движения к западу. Пешие ратники двигались бегом, побросав под припекающим полуденным солнцем мешки со взятым на рати добром, а то и собственную одежду, что потяжелее. Они поочередно хватались за стремена конных, чтобы облегчить себе бег, но это не помогало - ратники все больше выбивались из сил.
Роман рысил в дружинном строю; на стременах, тяжело дыша на бегу, висели двое мужиков, еще одного, постарше, он посадил сзади. Вцепившись в Романа, пассажир как молитву, повторял:
- Дай тебе Бог здоровья, Роман Людотыч, век не забуду...
Перешли на шаг, отдышались и снова бегом. Степняки маячили сзади, не проявляя особой прыти:
- Никак ушли? - спросил кто-то из пеших сквозь прерывистое дыхание.
- Ага, - подтвердил Смага. - Попугали нас маленько, но как узрели, что мы бегаем быстро, так решили не трогать.
Впереди, завлекая нежданной прохладой, блеснула лента реки.
- То Каяла-река, - определил кто-то из ветеранов. - Водичка чистая и студеная, будто из колодца.
- А ты приглядись, борода, - невесело усмехнулся Смага. - Там кумовья в гости тебя поджидают.
Зорок был дед, версты за три разглядел плотные ряды половцев, расположившиеся у подножия степного холма неподалеку от реки. Разгадали степняки маневр русских. Да и не мудрено - их втрое, а то и впятеро.
Отыскав глазами заметный шлем курского старшины, Роман поспешил к нему. Старшина показал в сторону противника: из половецких рядов выделился и неспешно приближался к ним отряд в десяток бойцов. Неписанный Степной кодекс гласил: как бы ни сложилось соотношение основных сил, перед главным боем должна произойти справедливая схватка молодых, жадных до воинской славы воинов, чтобы древние боги не заподозрили своих сынов в трусости. Это заботило в первую очередь ту сторону, на чьей стороне был численный перевес. Другая сторона, выказав храбрость своих поединщиков, тоже могла рассчитывать на благоволение небес - не всегда исход битвы решался числом.
- Твой час, Роман, - сказал Срезень. - Выбери из гридней, чтобы было поровну со степняками, и помогай вам Бог...
Охотников было вдоволь. Среди прочих Никита - разжился справным половецким доспехом и конем.
Роман с начала похода видел приятеля только мельком, так и не выбрав время, чтобы перекинуться с ним словом.
Два небольших отряда стояли метрах в двухстах друг от друга, готовые по знаку вожаков устремиться навстречу переменчивой воинской судьбе. Луки в сторону - это оружие не для поединка. Следуя примеру молодого предводителя половецких поединщиков, Роман снял шлем, с удовольствием ощутив разгоряченной головой свежесть степного ветра. Спиной же он чувствовал поддержку тысяч воинов. Наверное, князь Всеволод с братом и племянниками сейчас надеются на их победу, которая взбодрит измотанных людей, вселит надежду перед главным боем.
Роман обернулся на свою команду: совсем молодые парни. Вся их жизнь сейчас сосредоточилась на отточенных, сверкающих на солнце остриях копий. Как бы ни сложился короткий бой, вернутся не все, да и те сложат головы не сегодня, так завтра: Хорошо не знать своего будущего...
Роман, прежде чем тронуть коня, поднялся в стременах и обернулся к своим:
- А ну, куряне, воины знаемые, добудем себе чести, а князю нашему славы*! - И воздев над головой копье, он прокричал: - Буй-тур!
- Буй-тур! - ответило многоголосое эхо за спиной.
Встречный ветер упруго давил в грудь и бил в лицо, как бы удерживая от безрассудства: "Ну, что тебе, мальчишка, в скоротечной воинской славе, которая может стоить так дорого..."
Роман выбрал из половцев своего супротивника и несся на него, выставив копье и чуть откинувшись в седле назад.
Переливистый свист курян, которому Роман вторил, как умел, тоже был оружием: вон сбилась с шага одна половецкая лошадь, непривычная к этим звукам, другая, не повинуясь седоку, ушла в сторону...
Степняк уже рядом, умело приник на скаку к шее коня - достань его за крепким щитом. Удары копий о щиты слились в один. Роман еще в седле, наконечник его копья окрасился кровью, сам вроде бы цел. Кто-то из своих, сбитый с коня, зажимая рану в плече, уворачивается от половецкого копья. Помочь! Меч Романа, нашел, что искал. Потом еще, еще...
Поле боя осталось за русскими. Ни один из степняков не удержался в седле. Добивать раненых половцев не стали, подобрав своих, нарочито неторопливо двинулись назад. Трое русских нашли свою судьбу в этом скоротечном бою, один из раненых вряд ли доживет до утра. Никита цел:
- Молодец, - похвалил Романа князь Всеволод, одобрительно взъерошив его и так растрепанную шевелюру. - Жаль, что батька Анюты не видел:
- Теперь наш черед! - зычно крикнул князь Всеволод, привстав в золоченых стременах. - Хватит бегать от ворога - от судьбы не убежишь!
- Веди, княже, - отозвались из плотных воинских рядов. - Чему быть, того не миновать...
Призывно взревели боевые трубы, возвещая всем, что куряне готовы к бою. Отозвалась гортанная медь остальных дружин.
Разворачиваясь на ходу в боевой строй, двинулись в сторону половцев. Вначале неспешным шагом, будто и не в бой, с шутками да прибаутками, под удалую гудьбу* музыкантов.
- Слышь-ка, Ваньша, - со смехом обращался кто-то из курян-кузнецов к недавнему сопернику по кулачным боям. - За зубы выбитые зла не держи. На следующую Пасху, как сойдемся, ты уж не зевай.
- Да уж не сомневайся, - отвечал тот, - изловчусь как-нибудь...
- Эй, Гасила-кузнец, как в Курск воротимся, должок верну.
- Который раз обещаешь. Кабы не половцы - не вспомнил бы. Оставь уж себе...
Так повелось издавна: перед боем прощали друг другу старые долги и обиды, как бы привязывая себя к будущему времени - "когда вернемся". Выкрикнули и Романа:
- Кистень, отпусти грехи мне, дураку, а за что - сам знаешь. Как вернемся, с меня медовуха.
Выкрикнул Нелюб - видать, заиграла совесть у парня.
- Кто без греха? - ответил Роман. - Разве отец Федор. Берем третьим - он и тебе и мне грехи отпустит.
- Молитесь, глупые, - пробасил откуда-то священник. - Бог либо выручит, либо выучит... А от медовухи и я не откажусь, как вернемся...
Степняки перестраивались на ходу, пользуясь численным перевесом, охватывали русских полумесяцем, зажимали в клещи.
Пешие ратники недолго поспевали за дружинниками - конные прибавили ходу и ушли вперед. До половцев осталось меньше русского лучного перестрела и у ратников появилась работа: стрелы через головы своих густо ушли на врагов. А конные, развернувшись в лаву, уже бесстрашно неслись во весь опор: копья с алыми флажками-яловцами у наконечников опущены вровень вражьих сердец, червленые* щиты готовы отразить чужую сталь, а впереди только смерть - чужая или своя.
Весь мир для Романа опять сошелся на наконечнике собственного копья. В ушах стоял гулкий топот тысяч лошадиных копыт, переливистый, холодящий "соловьиный" пересвист курских кметей и их грозный клич. А вон и курский князь на самом острие атаки - золоченый шлем, сияя, как нимб, зовет за собой...
Еще за минуту до атаки Роман, зная общую канву предстоящих событий, размышлял о тактике половцев: сейчас они свяжут русские полки боем, дав возможность остальным степнякам подойти с востока и с севера. Отягощенные пешим воинством и, не желая бросать его на произвол судьбы, русские дружины не станут прорываться, а половцам того и надо. Чтобы не было соблазна к конному прорыву, по решению князей дружинники спешатся, отпустив лошадей в степь, и разделят участь ратников. Не захотят русские князья покрывать свои головы позором бегства, не бросят пеших, которых они же и увлекли за собой в Степь, испить шеломами Дону. Лишь ковуи не подчинятся и попытаются прорваться самостоятельно, но уйдут они недалеко...
Плетеный половецкий щит не смог отразить смертельный удар, копье Романа прошло его насквозь, пробив богатый доспех, и осталось в груди рухнувшего на землю степняка. Чтобы выхватить меч - много времени не нужно, но копье второго половца уже рядом - не увернешься. Молнией мелькнуло в голове "Вот и отвоевался", но из-за его спины пришла "своя" стрела, угодив под опушенный лисьим мехом шлем и стерев торжествующую улыбку со смуглого лица: Меч уже сверкал широкими дугами, выбивая искры из половецкого железа, рассекая кольчуги, кожаные панцири, шлемы: От боли все кричат одинаково, будь то русский или половец:
Степняки русского удара не выдержали и, бросив своих убитых и раненых, рассыпались по степи:
Открылся доступ к воде: пили вволю, поили лошадей, запасались впрок.
В душе Роман не чувствовал смятения. Страх перед своей и чужой смертью уступил место сознанию жестокой необходимости, от которой не уйдешь. Жалость к павшим от его руки еще давала себя знать, протестуя из самых глубин. Но разве эти грозные воины достойны унижения жалостью? Они и сами не ведали этого чувства и не ждали его от врагов. Спите, степные удальцы, и пусть ваши души не ищут места - все было честно.
Подъехал Срезень вместе с дедом Смагой, которых Роман в пылу боя упустил из вида.
- Горяч ты, Ромша, - сказал Смага. - В бою по сторонам не смотришь. Тебя бы лет двадцать назад ко мне в обучение:
Передышка была недолгой. Снова запели трубы - с востока и с севера появились новые отряды степняков, сбивались в плотные ряды...
Бой был кровавым. Из русского войска полегла половина, особенно много пало пеших ратников. Из окружения вырвались чудом и ушли вдоль Каялы, но обозы пришлось оставить, усадив тяжело раненых на крупы лошадей: бросать своих - последнее дело.
Уходили до поздней ночи, пока не влипли в мелководную топкую старицу, еще полную весенней воды. В темноте пути не найдешь, да и себя погубишь - решили ждать утра...
Лагерь был угрюм и тих. Князь Всеволод обходил своих, обнадеживал, утешал раненых.
Выбирая место для отдыха, Роман натолкнулся на своего побратима.
- Живой, Василько? Чего не со своими?
- Не расспрашивай, брат, - мрачно ответил тот. - Лучше ложись и усни, если сможешь.
Видно, не захотел ковуйский княжич позорно бежать, предав союзников в самый тяжелый час...
Спалось плохо: кто-то совсем молодой плакал от боли где-то рядом, то и дело звал мамку. Затих только к утру...
Едва безлунная ночь уступила место предутренней мгле, стало ясно, что надежды нет, и мало кто доживет до полудня. Огромное половецкое войско дожидалось, когда в лицо русским взойдет солнце. По другую сторону Каялы и у болотистой заводи тоже были половцы.
- Ковуи уходят, - закричал кто-то.
Замысел ковуев, у которых только конные, был ясен: пройти на полном скаку между северным флангом степняков и кромкой болота. Половцы не станут ломать построение ради небольшого отряда, а в степи ищи, свищи... Но не сбылось: ковуи в самом узком месте натолкнулись на только что подошедший отряд степняков. Бой был недолгим, беглецов загнали в топь и, не мудрствуя, расстреляли из луков.
Княжич Василько порывался скакать к своим, но Роман удержал:
- С честью смерть примем, брат:
По решению князей конные спешились, расседлали коней, чтобы тем было легче уйти в степь, и отпустили их на волю. Теперь в русском войске все были равны, и не стало князя, дружинника или простого ратника, а были люди, готовые встретить смерть. Кто-то, по древней традиции, уже снимал доспехи, шлемы, рубахи и оставался голым по пояс. Это так и называлось: "голые брони". Таким воинам нечего терять, они не мыслят себя живыми, и будут яростно биться до последнего вздоха, чтобы почтить доблестью то ли христианского святого Георгия, то ли прадедовского бога Перуна. Разве не стоит простить им земные грехи и принять за то в рай, как праведников?
Половцы пошли в копье, хотя могли бы просто засыпать русских стрелами. Степняки этим оказывали врагам честь, отдавали должное их храбрости и упорству. Начался бой, который будет коротким и красивым, как грозная песня.
...Вот окровавленный Сиверга без кольчуги и шлема пал на груду поверженных им половецких тел: Тимоху Сухого достали только издали, сулицами, но и к мертвому к нему боялись подходить, суеверно сторонясь волшебного мастерского меча, залитого половецкой кровью по самую рукоять: А там яростно бьется отец Федор, размахивая, как кистенем, тяжелым крестом на крепкой цепи и безбожно матерясь:Где ратники-земляки? Уж и не видно никого, да и дружинных по пальцам пересчитать.
Роман разглядел мелькавший в сече золоченый шлем, и решил пробиваться к нему, но тут что-то обрушилось на него - мир закружился и померк.
...Сознание приходило медленно, перемежаясь видениями:Вот по полю битвы идут двое стариков в белых одеждах. Один из них дед Рожно, а второй его, Романа, родной дед Вася из далекого будущего. Старики всматриваются в павших, кого-то ищут: Вот они рядом:
- Что, внучек, досталось? На войне - оно так...
Оба имели право на эти слова - и тот и другой знали, что такое война, раны, боль.
- Терпи, жизнь впереди долгая...
А вот реальность: несколько половцев собирают трофеи, снимают кольчуги, попутно добивая тех, кто еще дышит. Один из степняков с кривым ножом в руке склонился над Романом. Но вместо того, чтобы полоснуть его по горлу, половцы залопотали что-то по-своему, удивленно показывая на кольчугу Романа. Потом подняли его с земли и, перевалив через круп лошади, куда-то повезли:
Словарь:
лучный перестрел (русский) - 180 - 200 метров
"себе чести, а князю славы" - фраза из "Слова о полку Игореве)
гудьба - музыка
червленый - красный
Назад - Оглавление - Продолжение
© Виктор КРЮКОВ.
| 
