Глава шестая
АНЮТА
(начало июня 1184-го года)
Природных ориентиров, по которым можно было "привязать" Курск и его окрестности к тому, как это будет выглядеть через восемьсот лет, немного. Прежде всего реки Тускарь и Кур, обнимавшие городской холм.
Тускарь (в произношении двенадцатого века Тускурь) возле Курска с левого берега вбирала в себя несчетное количество речушек, ручьев и была куда полноводнее, чем в двадцатом веке. Весной невысокий левый берег уходил под воду, и река превращалась в "окиян", как говорили местные, подолгу и с удовольствием наблюдая с высокого правого берега за буйством проснувшейся воды. С весеннего разлива до осени оставались на левом берегу полные рыбы озера, заводи и лужи.
Кур близ города в ширину с Тускарью не тягался, его заболоченные берега подсыхали только к июлю, если лето не дождливое. Старики сетовали, что река год от года мелеет, а вот, дескать, в былые времена она и для варяжских кораблей была в самый раз. Рассказывали вечную небылицу о затонувшем в Куре золотом сокровище - находились даже очевидцы этого.
Еще один природный ориентир - гигантский овраг с почти отвесными стенами и ручьем на дне. Этот овраг из дикого и жутковатого "каньона" через восемь столетий превратится в обжитый распадок между двух холмов, и по его правой стороне будут весело дребезжать трамвайчики, спускаясь к мосту через Тускарь. Овраг назывался Велесовой ямой, и матери боялись отпускать туда детей. Говорили, что когда-то на дне оврага было языческое капище, посвященное богу Велесу, и где-то в пещере до сих пор приносят жертвы подземному богу. Роман хотел на досуге обследовать яму, но мешала рыбалка, к которой он пристрастился. Людота после прошлогоднего случая на реке к рыбной ловле охладел, а ведь рыбка в домашней кухне занимала не последнее место.
- Что-то мы давненько ушицы не хлебали, - говорила Марфа за ужином. Роман вопросительно смотрел на Людоту и - если назавтра не было срочной работы в кузне - тот соглашался:
- Сходи, порыбаль. Не все ж тебе кузнечным смрадом дышать.
Напарником был заядлый рыболов Алешка Шалыга. Никите вырваться на рыбалку удавалось реже - он в семье был один при трех девках. Чуть свет, подхватив собранные с вечера снасти и сунув за пазуху по ломтю хлеба, шли к Тускарю: Тихо - даже птицы еще не приветствуют новый день. Над водой седыми клоками туман - самое время для рыбалки. А уж сколько рыбы в Тускаре - только не ленись вытаскивать. Само собой, удочками или переметами здесь не ловили, а пользовались сетями.
Самая ходовая снасть - "топтуха": на деревянную, с длинной рукояткой раму метра полтора в поперечнике, натянута сеть. Со стороны реки она подводилась к обрывистому берегу с висящими корнями деревьев, а один из рыбаков начинал прыгать и "топтаться" в этом месте берега, выгоняя рыбу из подводных убежищ. Этот прием доживет до конца двадцатого века.
Часа через полтора березовые туеса полны уловом, но рыбаки домой не спешили. Солнышко уже прогнало утреннюю свежесть - самое время вволю поплавать и порезвиться в чистой воде. К этому часу - как по будильнику - позевывая, приходил Никишка, которого Марфа отпускала на реку только под Романово поручительство.
Плавать здесь умели все, плавали добротно, но обычно саженками. Умение Романа плавать "всяко" и быстрее других сначала вызывало недоверчивое удивление, а потом приток малолетних учеников. Даже солидные мужики с интересом присматривались, расспрашивали и пытались перенимать.
- Ты, видать, раньше возле моря жил, - сказал как-то Роману пожилой рыбак. - Не хуже водяного плаваешь.
Прозвище "водяной" чуть было не прилипло к Роману после того, как он спас из воды здоровенного дядьку, которому на середине реки свело судорогой ногу.
Возвращались за полдень. На обратном пути свернули к роднику, который для Романа служил еще одним межвременным ориентиром и располагался там же, где и в далеком будущем - внизу улицы Мирной. С родником были связаны легенды, поверья и всякая небывальщина. Говорили, что во времена изначальные сам бог Перун даровал его курянам. Ударила в землю посланная богом молния, и забил из этого места ключ.
- Вода эта, - говорила Кокора, - ежели с нужной молитвой и заговором, то от многих болезней и бед житейских помогает.
Днем обязательно кто-то был рядом с родником. Вот и сейчас небедно одетая тоненькая девушка набирала воду в кувшин. Поодаль сутулилась пожилая женщина в темном одеянии и торчал, как воротний столб, рослый мужик.
- Боярина Седоватого дочка, - издали разглядел Алешка. - А рядом ее пестунья* и дворовый мужик.
Не замечая встречных, девушка шла по тропинке, и что-то шептала над серебряным, полным ключевой водой, кувшином. Она подняла глаза на Романа, когда между ними оставалось несколько шагов. Её лицо вдруг вспыхнуло, кувшин выпал и, расплескивая воду, подкатился к ногам Романа. А боярышня, поддернув длинное платье, уже бежала прочь, её толстая коса колотилась в худенькую спину. Следом проковыляла пестунья, злобно погрозив парням клюкой.
- Чего это они? - удивленно спросил Роман у мужика-дворового, отдавая ему подобранный кувшин. Тот с ухмылкой почесал в затылке:
- А кто ж ее знает? Догони, да спроси:
- Уж не на тебя ли Анюта воду заговаривала? - ухмыльнулся и Алешка. - Она на стеночных боях глаз с тебя не сводила.
...Роман тогда не придал значения словам приятеля, но встреча с боярышней Анютой долго не выходила из головы и мешала жить по-старому. Существовало поверье, что заговоренную "на молодца" воду надо было плеснуть ему под ноги, до этого не пролив ни капли: Может, и в самом деле привораживала девчонка?..
- Ровнее молот клади, - ворчал на него Людота во время работы. - О деле думай, а не о девках.
"Откуда он узнал? - гадал Роман. - Да я и не думаю о ней".
Через несколько дней после нечаянной встречи Романа с боярышней, Людота решил воплотить идею о новом доме для приемного сына.
- А чего тянуть? Глазом моргнуть не успеешь, как март подойдет. У нас к тому времени лес уже должен быть к делу готов, а у Ромши девка сговорена.
По дедовским правилам дом нужно закладывать не раньше двадцать первого марта, а завершать строительство на Троицу. Лес на плотню* рубить следует в начале зимы, чтобы влаги в нем было меньше, а вот выбирать лучше всего в начале лета, когда листва молодая и проще выбраковать негодные деревья:
Роман с Людотой на крылечке, отдыхали после рабочего дня.
- Отец, не знаешь ли, кто из девок ему приглянулся? - подала голос из избы Марфа, гремя чугунками у печи.
- Дунька-дурочка.
- Типун тебе на язык, черт горелый, - засмеялась Марфа и вышла во двор, вытирая руки тряпицей: - Которая Ромше по нраву не ведаю, а вот о нем слезы льет дочка Никиты Седоватого. Пестунья ее, монашка, мне давеча на торжище шепнула.
Никита Седоватый был едва ли не ближайшим боярином князя Всеволода.
- А я чем боярину в родню не гожусь? - засмеялся Людота. - Он человек княжий, я тоже.
- Мордой копченой не годишься, бородой паленной, да глазом подбитым. Эвон, вода в бочке - поглядись-ка. Человек княжий!
Марфа ушла в избу.
- Что молчишь? - Людота толкнул локтем сидевшего рядом Романа. - Приворожил девку?
- Видел-то ее один раз. В другой раз встречу - не узнаю.
Роман, на беду свою, врать не умел - кровь прилила к щекам и к ушам. Но Людота ничего не заметил.
- Крестная твоя расстаралась? Лучше ее присуху никто не делает.
- Я-то при чем?
- А при том! - усмехнулся Людота. - Батька ее, боярин Никита, с князем нашим из Трубчевска приедет, а дочь единственная в присухе. А кто молодец? Людоты сын, Кокоры крестный? Вот родственнички для боярина ближнего: кузнец - с чертями знается, а крестная - ведьма.
- И зятек незнамо откуда, - поддержал Людоту Роман. - Думаю, огорчится боярин.
- Что старый, что молодой, - подала голос Марфа из избы. - Два лаптя - пара.
Словарь:
пестунья - нянька, воспитательница
плотня - любое строение из дерева
Назад - Оглавление - Продолжение
© Виктор КРЮКОВ.
| 
