ревне Крутой, засверкал глазами, оживился и приказал бабам вина принести, браги, ветчину из чулана, снять на чердаке сома со стропил.

– Вот когда я душеньку свою отведу и погуляю с земляками, – сказал великан. – Не бойтесь, я вас не трону.

Взял он бочонок вина и весь в свою пасть и вылил. Развеселился, даже помолодел лет на двадцать. Мужики тоже выпили. К полуночи взял великана хмель, и начал он рассказывать о себе. Узнали мужики о его былой жизни на реке Рать, где он разбойничал. Никого не убивал. Вставал на дороге – и все врассыпную, а он поклажи обозные без боя забирал.

– И вот однажды, послал мне Бог человека, а может, это был сам Господь, но только бросил я «шалить» на дорогах. Сижу вот и угол караулю, – начал свой рассказ великан.

Вспомнил он друга своего Кувыкана, с которым они из Короченских лесов переселились на берег Рати.

Построили большую землянку, обили ее дубовыми досками и на сакму^(*) ходили по очереди.

– Вышло мне как-то на самые Святки дежурить. Спрятался я в кустах – сижу и обоз поджидаю. Замерз уже, а на дороге никого не видно. Собрался уже уходить, вдруг слышу скрип саней. Вскоре и обоз показался из четырех верхом груженых подвод. И ведет их всего один человек. Странно мне это показалось, тем более что человек в этакий мороз был почти раздет: в курточке короткой ямщицкой, шапка на ухо сбита. Идет и трубочку покуривает. Я вышел и стою средь дороги.

Он тоже остановился, но без робости. Шагнул я к нему, ухватил его, чтобы перебросить через кусты, деревья, а он и на вершок от земли не оторвался. Стоит как в землю вкопанный. Потом изловчился, взял меня, как медведь, и ударил о землю. Наступил коленом на горло и давай мне волосы крутить, пока не вырвал их вместе с кожей. Потом столкнул ногой с дороги, даже трубочки изо рта не вынул.

– Смотри, – говорит, – больше не балуй, а то хуже будет.

Вот с тех пор я и не «балую». Еле дополз тогда до нашей землянки. Друг мой, Кувыкан, тотчас зарезал барана, снял с его нутра отонок^(**), обтянул им (еще тепленьким) мою голову, растопил бараний жир, смазал им голову и завязал рушником^(***). Только недавно моя голова стала поярочком^(****) зарастать.

Вернулись мужики домой, а по весне разыскали бывшую землянку разбойников, разобрали ее дубовые доски, разнесли по домам.

До сих пор в верховьях Полевой Рати, вблизи деревушки Озерок, хорошо видны три глубоких ямы, поросшие травой. В народе их называют разбойничьими.

В начале прошлого века в слободе Подол Суджанского уезда при ремонте дороги обнаружили дубовый настил. Подумали, что это остатки старого моста,

- 68 -