автор: В. Склярук

Почти не осталось тех, кто помнит Владимира Касьяновича Дурнева (1904 - 1989). Так бы и забыли его, если бы не мемориальная статья о нем Ф. Болотникова в "Курской правде" 10. 02. 1993, да две тетради его дневника, одна за март - июль 1928 г., другая за январь - март 1958, попавшие в краеведческий музей.

Сведения из дневника и рассказы знавших его автора любителей старины интересны как для представления о жизни и душевном складе одного из курян, оригинала и чудака, так и для знакомства с повседневной жизнью его времени и напоминания о забытых курских объектах и названиях.

Владимир жил с братьями и сестрами в родительском доме на Луговской ул. в Стрелецкой слободе недалеко от Ровецкого моста.

С весны 1923 г. он трудился в мастерской изобретателя Анатолия Георгиевича Уфимцева на Семеновской ул., 13. В следующем году во дворе усадьбы началось создание знаменитой ветроэлектростанции с инерционно-кинетическим аккумулятором. Под ее фундамент Владимиру предстояло выкопать котлован. На фундамент установили деревянную коробку, на которой монтажники начали строить вышку (мачту) из стальных пластин на болтах. Коробку наращивали по мере роста вышки до 42 метров. Владимир выполнял слесарные, токарные, кузнечные, а позже и электротехнические работы.

Из дневника 1928 г. Автору 24 года. Его оклад 29 рублей 16 копеек. "Закончили постройку всех трех крыльев и окрасили их в голубовато-синий цвет. Сейчас приступили к работе над пригонкой большого вала, на который будут насажены крылья". Упоминаются хвостовая ферма и биплановый хвост, сборка "конусного фермового носа, в котором будет помещаться пропеллерный и вертикальный валы". Крылья устанавливают на мачте и ветряк запускают в действие.

Есть в дневнике запись о посещении А.Г. Уфимцева А.М. Горьким 7 июля 1928 г.

В интернете можно увидеть фильм "Мечта Анатолия Уфимцева", который в 1984 г. сняла студия "Центрнаучфильм". В нем есть кадры с единственным ко времени съемки свидетелем и участником осуществления этой Мечты, Владимиром Касьяновичем Дурневым, который повествует о трудности этого дела в годы разрухи и нехватки материалов и о том, что Уфимцев разрабатывал конструкцию маховика аккумулятора и кинематику лопастей для разной силы ветра.

4 февраля 1931 г. электростанция дала первый ток и вскоре стала числиться Опытной ветроэлектростанцией Всероссийского научно-исследовательского института механизации Народного комиссариата сельского хозяйства.

После смерти А.Г. Уфимцева Дурнев участвовал в создании музея изобретателя, который открылся в его доме 10 июня 1938 г. У нас нет точных сведений, но скорее всего в то время или, по крайней мере, после освобождения Курска 8 февраля 1943 г. Владимир Касьянович на усадьбе музея стал выполнять работу дворника и, полагаем, неофициально, техника-смотрителя. Тогда же он там и поселился.

Во время немецкой оккупации в усадьбе с ветряком была мастерская по ремонту военной оптики.

В 1950-е гг. в доме Уфимцева разместилась Детская техническая станция.

Дело Уфимцева было центральным в жизни Владимира Касьяновича. В дневнике 1958 г. он пишет, что издавна собирается написать книгу или книги под названием "Изобретатель Уфимцев и проф. Ветчинкин", "Долгие годы работы моей на ветряке в мастерской лаборатории Уфимцева и в институте ВИМ", "Моей борьбы конца не видно".

Последняя тема объясняется тем, что около 1958 г. его стали выселять из усадьбы: подали "фальшивые клеветнические акты в суд, суд судил тоже почти без всякого основания" и в результате он оказался "принижен, изгнан из квартиры, остался без работы, заболел". Пытаясь восстановить справедливость, писал в Москву В.П. Ветчинкину, теоретику ветроэлектростанций и сподвижнику Уфимцева; пригласил к себе депутата Верховного Совета Г.М. Гладилина и, показывая ему станцию, "сказал, что на этом ветряке я работал, отапливал ветром, даровой энергией здание уфимцевского дома. Станция дает 8 киловатт на мощности полторакиловаттного мотора от станции, я пускал в действие станки и проч., а вот теперь стоит в заброске".

При всех своих бедствиях, считал он, "надо немедленно заняться чертежами, которые у меня пропали в момент разграбления моей квартиры и обысков в ней, чертежи составить, пока они еще есть в моей памяти… это: 1. Подвески инерционные на одном пружинном подшипнике. 2.Устройство для смены старых болтов фермы, уже идущих на срез. 3. Узлы натяжные болтов для винта. 4. Экранный ватерпас для проверки фермы на отвес и прочие разные присп(особления)". Он горевал, что из квартиры на станции "вместе с утилем в лом сдали мою конструкцию любительского ветродвигателя". Тогда же он отметил: "Думаю я написать Ворошилову о безобразиях ДТС, как они выбросили уфимцевские станки на снег и дождь, уже поржавели, хоть в утиль сдавай. Вот хозяева заступили - посмотрел бы Ветчинкин или Уфимцев".

Утратив место, Владимир Касьянович оформился дворником в кооперативный техникум. В 1970-е гг. он эту же работу выполнял в педучилище и краеведческом музее. Даже здесь проявилась его причастность к технике. На наших глазах за полвека из десятка дворников никто, кроме него, не догадался привлечь бульдозер для уборки снега с обширного двора музея.

Жил он всегда бедно, питался впроголодь. Нужда заставляла заниматься мелким ремонтом жилья и другими хозяйственными делами у частных домовладельцев. Сколько он крыш поправил, калиток приладил, дров напилил и наколол ! При всей нищете чем мог помогал матери, а все, что зарабатывал, тратил на сбор того, что мы называем памятниками культуры и техники, о чем скажем ниже.

Потеряв свое жилье, он вел в полном смысле бесприютную жизнь. В 1968 г. директором Областной станции юных техников (название бывшей Детской технической станции) стал Евгений Исаакович Лившиц. Со временем он добился, чтобы станции передали дом напротив, Семеновская, 14, принадлежавший когда-то знаменитому астроному-самоучке Ф.А. Семенову, деду А.Г. Уфимцева. Во флигеле этого дома Е.И. Лившиц поселил Дурнева и, вместе со своей женой, что называется, подкармливал его.

В старости у Владимира Касьяновича был вид мастерового, бородатого, с натруженными руками. Ходил в потертом плаще или в задубевшем халате, картузе и сапогах. Был он всегда с метлой, за собой возил тележку или санки.

В молодости он был малообразован. В 1928 г., а, возможно, и позже, вечерами ходил в школу взрослых повышенного типа (Ш.В.П.Т.) в Рабочем дворце, бывшем дворянском собрании. Думал поступать на рабфак. Много читал, покупал книги и газеты. В виде платы за работу предпочитал попросить книгу. Самоучкой до многого дошел и в зрелом возрасте обладал довольно широким кругозором.

Пожилая знакомая, Ольга Никитична, - читаем в дневнике, - "охарактеризовала меня как начитанного человека, интеллигентного… достаточно поговорить с Вами 10 мин. И можно узнать, что Вы человек непростой". Ей же он рассказал, что "задумывал писать книгу о воспитании молодежи, и еще одна работа по русскому языку. Это графический метод изучения русского языка, приставок от-, до-, за- и т.д. Эту работу одобрил один учитель Михаил Палладьевич Парманин (известный педагог и краевед), но вот нет времени заняться этим делом". Пусть сказанное осталось лишь намерением, но для образа человека неладной судьбы это показательно.

А вот еще: "Зашел к бабке-учительнице на Золотую ул. С нею около часа разговаривал… дразнит меня за то, что я антиквар, стремлюсь к старине, к "ижице" и букве "ять", она меня критикует и дразнит, что я верую в Бога… Она проговорилась, что ее отец был священник, но не веровал в бога, был атеист".

Действительно, Владимир Касьянович был верующим, ходил к вечерне в Михайловскую церковь и Сергиево-Казанский собор, ввязывался в споры о религии. Однажды, будучи у знакомого, услышал от него "богохульство на промыслителя душ наших. Больше я с ним не смею и не буду об этом разговаривать, ибо сказано в законе: Блажен муж, не идущий на совет нечестивых" (Псалтирь. 1).

Самообразование привело его к ведению дневника. Тетрадь 1928 г. имеет номер 10-й и охватывает пять месяцев, а знавшие автора сообщили, что он вел дневник и позднее 1958 г.

В связи с этим можно предположить, что поденные записи, пусть и с пропусками дней, охватывали не менее полувека. Как жаль, что в нашем распоряжении лишь малая толика дневника.

Более половины тетради с дневником 1928 г. занимает подробный пересказ снов, что в дневниках редко и примечательно. Далее записи идут в виде писем к придуманному адресату - "товарищу Вите". В первом из них приведены курские цены на продукты. Время Новой экономической политики. На прилавках многое из того, что после ее отмены ушло из свободной торговли, например, рыба: осетр, судак, карп.

Записи о работе, учебе, о том, что "В воскресенье праздновали X-летие нашей доблестной Красной Армии. В этот день на площадь возле монастыря собралось много организаций, школ, санкружков и т.п. Солнце - приветливо светило, порядочный трещал мороз, так что всех цеплял за уши или за нос. Стреляли холостыми из пушек".

Во сне и наяву главное у него - любовь к Тусеньке Ушаковой. Из-за стеснительного характера и болезненной мнительности он не может не только признаться ей, но и подойти поздороваться или даже, проходя мимо ее дома, посмотреть в окно. По той же причине всю жизнь он сторонится женского пола. В 1958 г. некая Т.В. Черткова узнав, что его гонят с кварти-ры, сказала ему, что "есть бабка с квартирой, сосватаем, я им: э…э…э, нет, боюсь, боюсь…".

Упомянутая выше Ольга Никитична "советует мне жениться, она говорит, что Вам, т.е. мне, надо женщину, Володя, хорошую женщину, есть много оставшихся вдов и, вообще, есть хорошие. Вот у Вас этот человек, - указала на Гридасова, - он может Вам найти…?

Я подумал и сказал ей: Ольга Никитична, я к этому вопросу отношусь очень серьезно, это же не на базар сходить купить яблочко…? Она: Почему? Можно найти, пока Вы здоров и не стар, а то у Вас не будет зуб и постареете, тогда Вам еще труднее будет найти…, а в старости, знаете, останетесь один, совсем плохо будет".

Что же, комплекс Подколесина из "Женитьбы" Н.В. Гоголя. Так и прожил свой век Владимир Касьянович бобылем.

В этом отношении любопытен следующий фрагмент дневника: "Воскресенье 23-е марта 1958-го года. Разное. Из воспоминаний об Анатолии Георгиевиче Уфимцеве. Варю суп и кипячу воду, сам смеюсь себе в одиночестве. Вот Анатолий Георгиевич показал всему миру как за женщинами ухаживать: в 44 года женился на Верочке Пановой, а 55-ти лет на Раечке Залкиной, которая ему зеркало расходокала. И много же у него было этих разных знакомых барышень, девушек и женщин: разные врачи, студентки и прочие. Однажды, я помню, под-возил или, вернее, подавал велосипед в сад. Молодая врач невропатолог почти голая, бюстгальтер и трусики или рейтузы, лежит, растянулась на досчатой койке среди зарослей полевых цветов на катке в саду и говорит мне: Подвозите сюда велосипед. Мне неловко смотреть на нее и подвозить, ну ничего не сделаешь, просит. Я было поодаль хотел поставить, а она: Нет, подвозить к ней, ну набрался терпения, подвез, поставил, а сам смотрю на нее. А интересно было тогда работать и жить с Уфимцевым. Это я тогда был молод и не понимал сути наших дней золотой молодости, дичился и избегал, и такой почти остался я по сей день".

В дневнике 1958 г. многие поденные записи структурированы. Описание каждого дня: где был, что делал, самочувствие (болезненным был с детства), состояние погоды, денежные расходы. Это приоткрывает картину быта беднейшего слоя курян.

Зима теплая, поэтому "я всю зиму кое-как обошелся, если не считать, (что) варил себе пищу, и то временами, через день или через два-три дня, спал, правда, одевши".

Из продуктов питания упоминаются хлеб, изредка булки, картофель, пшено, гречка, подсолнечное масло, молоко (иногда). Мясо вовсе не упоминается.

Отопление печное, дрова. Керосин.

В дневнике значителен объем сведений о Курске. Из массы местных реалий выделим те, которые связаны с путем-дорогой из родительского дома на улицу Семеновскую. Ветка. Городской вокзал и путь железной дороги к Ямскому вокзалу. На ветке было городское топливное хозяйство (гортоп) с продажей дров, угля и керосина, который продавали и наливали в бочки для гужевого развоза по улицам.

Мосты на ветке железной дороги: Тускарный, Ровецкий, Кривецкий.

"Мост на Куру, где Дерюгинская мельница".

"Куровой мост, что возле ветки на Колхозной ул.".

Лавы. Деревянный мост через Тускарь.

Железный мост на Бешеном ручье.

ЦЭС. Центральная электостанция, ныне ТЭЦ-4, на берегу Тускари. Дым из старой трубы "засаривает глаза". Отметим, что такое часто бывало при туманной или дождливой погоде до возведения нынешней трубы.

Монашеская гора. Спуск с конца ул. Бебеля, ныне Серафима Саровского, к ЦЭС на ул. Нижней Набережной.

"Толчок на Барнышовке". Толкучка, толкучий рынок с торговлей подержанными вещами, на Бурнашовской пл., ныне пл. Добролюбова.

Бывшая гостиница "Европейская", позже Дом колхозника, на ул. Невского, позже Колхозной и Александра Невского.

Булочная "В столбах". На ул. Дзержинского, угол Колхозной ул. Название дано от деревянных колонн (столбов) под навесом-карнизом.

Сад профсоюзов. Название дано в 1920-е гг. Городскому саду у Красной пл. С 1930-х гг. это Сад им. 1 Мая.

Завод "Красная заря". Бывший чугунолитейный завод Отто Карловича Мертенса на Семеновской ул., угол ул. Золотой.

Упоминаемые в дневнике устаревшие имена улиц долго задерживались в обиходе, например: ул. Троцкого, с 1928 г. - ул. Дзержинского; Первышевская ул., с 1950 г. - ул. Уфимцева; Навозный переулок, с 1918 г. - участок ул. Урицкого от Красной пл. до ул. Володарского. Добавим к этим названиям ул. Свободных граждан, которой около 1947 г. возвращено имя Ломоносова.

Выселение с Семеновской осложнилось собранным за многие годы имуществом, которое Владимир Касьянович долго перевозил на тележке или санках на Луговскую в родительскую усадьбу, хозяйкой которой со временем стала его сестра. Как дорого владельцу было его добро можно понять из записи 19 марта 1958 г.: "Моя скорбь. Я ежедневно и ежечасно скорблю теперь о том, о прошлом, что сдохший мой злодей с его живущими ныне злодеями обидел меня до большого мучения душой: он украл у меня много книг, дневники, самовар хороший памятный, кружку толстостенную стеклянную, автогенный резак, горелки и много, много разных ценных вещей, которых мне теперь нигде не найти и не возвратить обратно вновь. Эта скорбь моя теперь изъедает мое сердце и иссушает мозг, опустошает мою душу и делает меня калекой, и я впадаю в уныние и пессимизм".

После ветроэлектростанции важнейшим для него занятием стало собирательство. Именно оно дало название статьи Ф. Болотникова "Великий курский Плюшкин". Фрагмент из нее: "Иногда он приходил в книжный магазин вместе со своей метлой и тележкой. "Транспорт" оставлял у магазина, метлу у двери. Однажды я видел, как он отобрал и купил приблизительно книг сто. Погрузил их на тележку и уехал. Это были книги по астрономии, физике, учебники, каталоги московских магазинов, справочники, старые журналы. В основном все дореволюционное". Собирал не только книги. Вот лишь некоторые отрасли его поисков и находок: нумизматика и фалеристика, филокартия, приборы, рабочие инструменты и механизмы, керамика и стекло, оружие и амуниция…

В 1970-е - начале 80-х гг. он посещал воскресные встречи коллекционеров в Саду 1 Мая, у магазина "Филателия", в партшколе. Ходил по дворам, заглядывал в старые дома, предназначенные на слом. Его интересовали не только профильные для коллекционера предметы. Он брал, как Плюшкин, "все, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, глиняный черепок - все тащил к себе и складывал…" (Н.В. Гоголь. Мертвые души. Глава 6). Но если гоголевский герой складывал все в кучу, то для Касьяныча (так его называли коллекционеры) помещение огромного объема "добра" было непростым.

Главное "хранилище", куда свозил и сносил добытое, было на Луговской, где он к имевшимся сараям пристроил еще несколько. Кроме того заполнял чердаки и подвалы учреждений, где служил, за исключением краеведческого музея. Наверно потому, что опасался соблазна для музейщиков, у которых в квартальных планах был важнейший раздел "Собирательская работа". Обращаясь к сотруднику исторического отдела музея, он просил дать ему что-нибудь "не числящееся", ненужное, но в ответ на предложение обменяться с музеем отвечал категорическим отказом. Фанатичный собиратель расстаться ни с чем не мог.

Из статьи Ф. Болотникова: "На чердаке педучилища находилась часть его коллекции. Однажды училище проверяли пожарники. Когда они поднялись на чердак, то увидели завал книг, старых вещей, частей от различных станков и механизмов. Директор училища снял с занятий студентов, и они все выбросили с чердака во двор. Когда явился Касьяныч, больше половины книг и других вещей уже пропало. Сам же директор и завхоз были оштрафованы…". Подобных потерь у него было много.

И еще из этой статьи: "В своем дневнике он писал, что хочет основать свой личный музей быта и подарить его городу Курску". Однако в краеведческом музее он никогда об этом не говорил. Полагаем, что это были маниловские мечты, самооправдание на склоне лет, когда становится понятно, что "жизнь - только разговор перед лицом молчания" (И. Бродский) и что в будущем собранное пойдет прахом.

Ф. Болотников сообщает: "Умер в одиночестве, никто из родных его не навещал. Похоронили его в костюме моего отца".

После смерти Касьяныча летом 1989 г. место усадьбы Дурневых в Стрелецкой - дом, который вскоре сгорел, и шесть сараев дало "культурный слой" в два метра толщиной, который соседи и антиквары долго разбирали и растаскивали. По воспоминаниям очевидцев среди всякого хлама и металлолома там было много чего любопытного: части автомобиля начала ХХ века с деревянными спицами в колесах и кожаным верхом (их скупил у нашедших коллекционер с ул. Бочарова), раздвижная подзорная труба и медный кассовый аппарат, серебряные монеты в огнетушителе и награды в коробке, связка рапир, старинные часы, весы и другие приборы, самовары, фарфоровая посуда, детали швейных и стиральных машин, книги в связках и… в бочке…

Еще упомянем предметы из страшного времени оккупации: двигатель самолета, гранаты с запалами, немецкие велосипед, офицерские ремни, смертные медальоны.

Несколько предметов попало в музей: кузнечный горн и наковальня, ствол зенитки, снаряд немецкой мортиры калибра 210 мм (ныне в экспозициях "Крестьянский мир" и "Великая Отечественная война").

Узнав о кончине Касьяныча и судьбе его собрания, музейщики вздохнули: "Вот был бы наш добытчик при другом раскладе его судьбы" и вспомнили о псковском купце Федоре Михайловиче Плюшкине, огромные коллекции которого стали достоянием многих музеев.

Подводя итог сказанному, заметим, что представили читателю феномен - дневник простого, но не обыкновенного, курянина, который был, в широком смысле, украшением города и который мог бы сказать подобно герою рассказа Андрея Платонова: "А без меня народ неполный".

2022 г.

Приложение

к/ф "Мечта Анатолия Уфимцева". Режиссёр: Е. Осташенко "Центрнаучфильм", 1984 г.