автор: Марина ВЕБЕР

Почему появилась пословица «Нет у Белого Царя вора супротив курянина», как получилось, что палаты Мазепы на самом деле Мазепе не принадлежали, какие очертания были у Курска в XVIII веке – на эти и другие вопросы можно найти ответы в книге «Страницы истории Курского края». Первый том уникального издания 12 марта презентовали авторы – главный хранитель фондов и заведующий экспозиционным отделом областного музея археологии Александр Зорин и Андрей Шпилев. «Уверены, что книга станет хорошим подспорьем для всех, кто интересуется историей», – отмечают они.

Курская крепость. XVII в. План. Реконструкция А. В. Зорина

Книга рассказывает о событиях на территории нашей области с конца XVI по конец XVIII века. Как признался Шпилев, писать книгу оказалось достаточно сложно. «Дело в том, что многие периоды курской истории того времени или неизвестны, или же публикации о них рассеяны по малодоступным изданиям, – поясняет Андрей Геннадьевич. – Думаю, курянам интересно будет узнать, что палаты Мазепы на самом деле Мазепе не принадлежали. К такому выводу мы пришли, изучив архив князей Барятинских. Там сохранилась опись конфискованных у Мазепы и переданных Меньшикову имений. Так, в Ивановском на то время никаких каменных строений не было».

Ученые особое внимание уделили иллюстрациям. «Это была достаточно большая проблема, – говорит Зорин. – Приходилось искать материал среди аналогий из других регионов. В книге есть иллюстрации, часть из которых непосредственно относится к Курскому краю, а часть – просто к тому периоду».

В курской крепости имелся «тайник» – ход к воде

Ученые весьма подробно описывают, как выглядел Курск в середине XVII столетия. «Треугольный Курский острог имел восемь дубовых рубленых башен, – сообщает Александр Зорин. – Со стороны Московской дороги (ныне улица Ленина) стояла Пятницкая проезжая башня. От нее к обрыву над рекой Тускарь шла стена с отводами – выступами для фланговой стрельбы по штурмующим. Высота стен доходила до двух саженей (более 4 метров). Стена шла параллельно современной Красной площади до наугольной глухой Кривой (Красной) башни, а затем сворачивала вниз по течению реки. На отрезке до следующей наугольной Меловой башни находилось еще три башни. Третья стена имела две башни – Куровую и Никитскую, которая была самой высокой в крепости – «четыре сажени без локтя» (около 8 м). С двух сторон Курск защищали крутые обрывистые берега рек Кур и Тускарь, а с севера шел глубокий ров, засыпанный лишь в конце XVIII века. Через него от ворот Пятницкой башни был переброшен «городовой мост»...

Наши предки предусмотрели отходные пути на случай осады. Ученые сообщают, что в крепости имелся ход к воде. «Этот «тайник», согласно требованиям фортификационного искусства того времени, представлял собой траншею с деревянным перекрытием, которое засыпалось сверху грунтом и маскировалось дерном, – поясняют авторы книги. – Такой ход прокладывался вниз по склону крепостного мыса до уровня залегания грунтовых вод. В месте достижения этого уровня и выкапывался колодец... В отписке воеводы Плещеева упоминается также находящийся внутри стен крепости вал – «старая городовая осыпь» протяженностью 345 метров. Вероятно, это остатки первоначальных укреплений Курска. Можно предположить, что изначально Курская крепость занимала только наиболее возвышенную часть мыса и была вписана в участок между оврагом и обрывистым склоном к реке Тускари».

Следы поздних укреплений Курска выявлены в ходе археологических раскопок в центре города в 2005 году. Тогда на месте оборонительного вала и рва удалось проследить траншею, прорезавшую насыпь вала. Она имела ширину около 1,4 метра, наклонные стенки и округлое дно.

Курск XVII века был мощной крепостью, которую ни разу не удалось взять штурмом ни одному неприятельскому войску, многократно подступавшему под его стены.

Кто «в суде лжет и составит ябеду», тех в Севск и Курск

Курский крестьянин и крестьянка-саянка. XVII в. По этнографическим материалам конца XIX в. Реконструкция А. Г. Шпилева. Художник И. Г. Василенко

А вот что Зорин и Шпилев рассказывают о людях, населявших территорию современной Курской области: «...От вражеских набегов население укрывалось за стенами небольших городков, подобных Рыльску, или же под защитой лесов и болот в стороне от татарских шляхов... Сюда шли искатели вольной жизни, государевы служилые люди. Именно сочетание этих двух потоков колонизации и придало населению Курского края ту пестроту, какой отличалось оно в XVII столетии, да и позднее. Даже в XIX веке здесь существовали различные по диалекту, одежде и обрядам группы крестьянского населения – саяны, цуканы, горюны, – происходившие и от переселенцев эпохи Московского царства и от исконных обитателей края, севрюков...

Новые города заселялись прежде всего путем принудительной отправки сюда жителей внутренних уездов России. Их в приказном порядке сводили со старого места жительства на новое, отчего они получили название сведенцы. Так, в Обоянь были сведены так называемые дети боярские – землевладельцы низшего ранга – из Орла и Курска... Столь же принудительно отправлялась на новое место жительства еще одна категория населения порубежного края – ссыльные. В 1582 году был издан царский указ, согласно которому «тех, кто в суде лжет и составит ябеду», следовало бить кнутом, а потом «написать в казаки в украйные города Севск и Курск».

...Важной составляющей населения Курского края являлись и его коренные жители – севрюки. Знаток старины, писатель и историк Евгений Марков дал им такую характеристику: «Постоянная жизнь на пустынных рубежах земли русской, среди глухих лесов и болот, вечно настороже от воровских людей, вечно на коне или в засаде с ружьем или луком за спиною, с мечом в руке, постоянные схватки со степными хищниками, ежедневный риск своей головой, свободой, всем своим нажитком выработали в течение времени из севрюка такого же вора и хищника, незаменимого в борьбе с иноплеменными ворами и хищниками, все сноровки которых им были известны как свои собственные».

Особую группу в населении Порубежья составляли те, кто был не в ладах с законом, бежал от крепостной зависимости... «Одни поступали на службу в гарнизоны пограничных городков, другие предпочитали вольную жизнь, – поясняют археологи. – Иные подавались в разбойники, которых немало бродило по степям. О себе они говаривали: «На распутье дуб, на нем три грани, едина в Крым, другая в Русь, а третья в наши станы...» На протяжении многих веков беспокойное курское пограничье было местом столкновения интересов нескольких соседних государств, ареной набегов и порубежных стычек, вотчиной многочисленных разбойничьих шаек, местом ссылки осужденных преступников. Все это привело к формированию особого типа поведения местного населения, выразившегося в пословице «Нет у Белого Царя вора супротив курянина».

Тёмные люди. Художник К. А. Савицкий

«Во дворах били и разными муками мучили»

Отдельная большая глава в книге «Страницы истории Курского края» посвящена местным разбойникам. Как поясняет Андрей Шпилев, причины, толкавшие курян на «большую дорогу», были самые разные – от серьезных и трагических до смешных и нелепых. Например, от нежелания учиться. «Так, в 1635 году рылянин Дмитрий Киреев бил челом царю Михаилу Федоровичу на своего сына, – читаем в книге. – «Побежал от меня сынишка мой Свиридка безвестно… И после объявился за рубежом в Новгородском уезде, а тот мой сынишка был 14 лет и покинул грамотное ученье, и принялся за воровство за татьбы, и за пьянство и я… его за грамотное учение от того воровства унимал всяким наказанием, и он не терпя моего наказания и от грамотного учения своровал перебежал… Милосердный государь и великий князь Михаил Федорович, пожалуй меня, чтобы мне в его воровстве от тебя в опале не быть».

– Деятельность курских разбойников была всеохватна и многогранна, – продолжает Андрей Шпилев. – Об этом свидетельствует еще одна челобитная, отправленная царю Михаилу в том же 1635-м, но уже от имени целого города. Жаловались «попы и диаконы, дворяне и дети боярские, атаманы, казаки и стрельцы, и пушкари, и кузнецы, и плотники, и посадские земские людишки, и монастырские бобылишки, и въездные крестьяне, и всякие жилецкие людишки...» В челобитной сказано, что разбойники «церкви крадут, образы святые одирают, и у клетей на дворах замки сбивают, и всякие крестьянские прижитки крадут, коней и коров в ночи со дворов сводят и за рубеж к литовским людям продают...»

Судя по архивным документам, в то время разбойные нападения и грабежи являлись повседневной обыденностью в жизни обитателей курских уездов. Так, 2 сентября 1619 года курский боярский сын Федор Суворов жаловался царю Михаилу Федоровичу на братьев Сорокиных: «Шел я из города Курска к себе в поместье, и тот Иван Сорокин с братом своим Афанасием Сорокиным, усидев меня на дороге подсадою, и меня… поимали и свели меня к себе на подворье, и учали меня… бить и мучать, и на крапиву сажали, и к воде приводили, и хотели посадить в воду, и приведя к вере (заставив поклясться в выплате выкупа, – ред.), отпустили, а вымучили государь у меня… 15 рублей с полтиною».

1 июля 1624 года настоятель и братия Курского Пречистой Богородицы монастыря подали царю челобитную на курянина Богдана Виденева в том, что «после вечери шел служка Петрушка Кондратьев со своего дворишка на монастырь... Тот Богдан со своими детьми и людьми, схватя слугу монастырского Петрушку Кондратьева, начали бить ослопами и за бороду драть, и руки, и ноги и всего избили, и левую руку надвое переломили, и бороду, и тело все выдрали… и бив… и переломя руку и ограбя, замертво кинули, а грабежом… с слуги монастырского взяли казенных денег 35 рублей, и ныне государь тот наш слуга от их бою лежит на смертной постели...»

Рассказывают авторы книги о курских дворянах, у которых были целые разбойничьи отряды. «Именно таким был набег сына боярского Григория Люшина, отец которого владел поместьем под современным Льговом, на имение рыльского помещика Ивана Дарьина, – пишет Андрей Шпилев. – В 1643 году он подал царю Михаилу Федоровичу челобитную, сообщая, что Василий Люшин отправил сына своего Григория с людьми и с крестьянами... в наезд на его поместье сельцо Кобылицу, в котором жили крестьяне Василий, Алексей и Павел Верхошаповы да вдова Мария Ситникова. Напав на деревню ночью, этих крестьян «во дворах били и разными муками мучили. Алешке Верхошапу он Григорий чеканом в руках и ногах кости ломал и голову чеканом пробил, и бив, замертво кинул, а Ваську Верхошапа, привязав за горло к дереву, мучали и лещетями за щулята тянули (угрожали кастрировать при помощи деревянных щипцов коновала) и деньги у Васьки вымучили. И жен их и детей били и всяким позором позорили, а дочерей Алешкиных, девок Наташку и Феньку, он Григорий к себе во двор брал и во дворе у себя девок держал, и всяким позором позорил, и их растлил, и крестьянин мой Алешка дочерей своих у него Григория выкупил. Да он же Григорий крестьянина моего Платонку Матвеева и жену его на улице бил и за косы простоволосую волочил и бив, замертво кинул. А животы крестьян моих все без остатку пограбили, платья и денег, медные и железные изделия, меду и ульев с пчелами, лошадей и коров, и всякой живности мелкой, хлеба в клетях и в ямах, и всякой подворной рухляди пограбили, и вымученных денег на 215 рублей с полтиной, и те крестьяне мои от их бою изувечены, и от грабежу, и от позору, и от всякого их насилия разбрелись розно...»

Марина ВЕБЕР, "Друг для друга" № 12 (1275) от 19 марта 2019 г.