автор: Тамара Коленко

2-ая КУРСКАЯ ЖЕНСКАЯ ГИМНАЗИЯ В ВОСПОМИНАНИЯХ

Анна Ивановна Белоусова с младшими сестрами
- Клавдией (слева) и Анастасией (моей бабушкой)

Воспоминания о жизни и учёбе курских гимназисток в начале ХХ века, которые я слышала в детстве, живут в моей душе. Трепетно-нежные, овеянные необыкновенным ароматом старины, пропитанные любовью к давно ушедшим в мир иной родным людям, они помнятся в мельчайших деталях. Собираясь в первый класс, я пытливо расспрашивала свою бабушку Анастасию Ивановну, ее сестёр Анну Ивановну и Клавдию Ивановну об их гимназических годах, о том, как они учились, с кем дружили, как отдыхали, какие у них были учителя, подруги, наряды. В семилетнем возрасте я – ребёнок социалистической эпохи, уже прекрасно понимала, что в моей школе всё будет совсем иначе; наверное, потому эти задушевные разговоры я помню так, будто и не прошло более полувека.

Когда самой младшей в семье Анастасии Белоусовой исполнилось 6 лет, она осталась круглой сиротой. Шёл 1906 год. Белоусовы жили на ул. Воротней, были прихожанами Иоанно - Богословской церкви. В доме было 15 человек прислуги. Заботу о двух сестрёнках и двух братьях взяла на себя старшая сестра Анна. В то время ей шел 21-ый год.

Анна окончила 2-ую Женскую гимназию, получив профессию учительницы младших классов. Все годы она училась в одном классе с Евгенией Дулеевой – младшей сестрой своей мамы Феодосии Васильевны Дулеевой (Белоусовой). Анна – племянница была на один год старше своей тети Евгении. Девушки были очень дружны, и эта дружба была длиною в жизнь. На всех сохранившихся фотографиях они рядом. Анна Ивановна говорила о Евгении Васильевне: "Подруга, тетя, сестра". Эту же гимназию окончили младшие сестры Анны – Клавдия и Анастасия.

Анна Ивановна рассказывала мне, что в гимназии царили высочайшего уровня дисциплина и строгость. Большая часть учениц её класса были из очень обеспеченных семей. Но все же летом на каникулы кто-то из одноклассниц ездил отдыхать в Италию или Германию, а кто-то проводил время в деревенском загородном имении Курской губернии.

Форма одежды была строгой. Даже если классом шли на экскурсию или в театр, никому в голову не пришло бы одеться в другую одежду. Тут можно было допустить вольно развивающийся локон в причёске, да и только, если классная дама сегодня пребывает в прекрасном расположении духа.

Опоздание на первый урок было недопустимым, а поскольку экипажи подвозили барышень к гимназическим дверям практически одновременно, происходило скопление транспорта, поэтому, живя даже близко к гимназии, утром выезжали из дома всегда со значительным запасом времени.

Всё, чему научили барышень в гимназии, пригодилось им в жизни. И это было не только умение отлично считать в уме, писать грамотно каллиграфическим почерком, знать на всю жизнь множество стихов, отлично разбираться в истории, литературе, химии, физике, биологии, прекрасно говорить на французском и немецком языках, но еще и шить, вышивать, вязать крючком, вести домашнее хозяйство (принимать гостей, ухаживать за домашними растениями, распределять семейный бюджет и многое другое).

Чтобы старшие гимназистки с легкостью и изящно могли изъясняться на французском языке, им рекомендовалось чаще думать по-французски.

Все ученицы обучались игре на фортепиано на уроках в гимназии.

Бабушка рассказывала, что почти в каждом классе были девочки, наделенные вокальными способностями. И уроки пения почти все обожали (может быть, думала я, учителя такие были?). Родители многих гимназисток нанимали учителей музыки, которые давали частные уроки на дому. Фортепиано, скрипка, виолончель, арфа – каждому своё.

Когда моя бабушка Анастасия Ивановна приехала к нам в далекий степной военный гарнизон, мои друзья во дворе не верили, что из распахнутых окон звучат фортепианные мелодии, исполняемые бабушкой. Знали, что играет моя мама, но бабушка?! Я привела всю компанию к себе домой, и ребята слушали, не дыша. Бабушка играла для них старинные вальсы. Без нот. На память. Будто не прошло полвека.

Директора гимназии мои бабушки между собой называли Блюмихой, но при этом я замечала, что говорили о ней с большим уважением, так как была директор требовательной, но справедливой.

Увидев на фотографиях рядом с ученицами священника, я пыталась разузнать побольше, но, хотя от меня и не скрывали, что в гимназии изучали Закон Божий, всё же, учитывая моё воспитание в атеистическом времени и пространстве, от религиозной темы старались уходить, хотя в одесской квартире на стенах висели иконы, а по воскресеньям любимые бабушки ходили в церковь.

Вспоминается яркий случай из бабушкиной гимназической жизни. Идет урок в приготовительном классе (в начальной школе). Вдруг в класс входят директор гимназии, классная дама и несколько незнакомых человек. Гимназистки удивлены, ведь прервать урок – событие чрезвычайное. В руках у директора гимназии огромная кукла необычайной красоты в шикарном наряде. Ученицам показывают, что кукла может сама ходить, плакать и говорить "ма-ма". Барышням объявляют, что кукла будет вручена той ученице, которая угадает ее имя. Каждая ученица встаёт и называет одно имя. Звучат французские, немецкие, русские имена. Классная дама ходит между рядами парт, слушает называемые имена и проходит дальше. Подходит к парте, за которой сидит Анастасия Белоусова, и незаметно шепчет ей имя: "Алла". Недоумевающая девочка встаёт и взволнованно повторяет это имя. Гости с директором гимназии аплодируют и вручают Асе куклу. Растерянная ученица принимает поздравления. Вернувшись домой, она бежит к сестре Анне, и взволнованно рассказывает, что произошло. Старшая сестра успокаивает младшую, объясняя, что классная дама так поступила, потому что Асенька – одна из лучших учениц в классе, а, если бы никто не назвал правильное имя фарфоровой красавицы, куклу бы унесли в другой класс. И только, когда Анастасия Белоусова выросла и стала матерью, старшая сестра, вспоминая случай с куклой Аллой, объяснила младшей, в чём было дело. Классная дама, конечно, ценила отличницу, но так она поступила, потому что Ася Белоусова была единственным ребенком в классе, у которого не было ни папы, ни мамы. Учительница хотела обрадовать детское сердечко девочки, которая смутно помнила мамин облик, а папу ни помнила вообще, потому что он умер во время операции в 1900 году, когда Асеньке было только полгодика.

Ореол лёгкой загадочности, который сопровождал мои детские расспросы о гимназических годах бабушки и ее сестер, не рассеялся даже тогда, когда я стала подростком и задавала взрослые вопросы. Бабушкины сёстры тогда уже ушли навсегда, а любимая бабуля с грустью и смехом вспоминала детство и юность.

Гимназистки подрастали, и, как во все эпохи, они влюблялись, страдали, позже иногда смеялись над этими детскими страстями. Но один взрослый рассказ, помню, произвел на меня очень сильное впечатление. Случилась трагедия, о которой говорил весь Курск.

Гимназистка, жившая неподалеку от моих родных, влюбилась в офицера. Строгие родители запрещали юному созданию встречаться со взрослым юношей. Но девушка, наперекор всем и людской молве, сбежала из дома с господином офицером то ли в Москву, то ли в Санкт-Петербург. Беглянка прожила с любимым около месяца, но офицер под венец её не повел, и, отчаявшись, девушка вернулась домой. Она была единственной дочерью у своих немолодых родителей. Не обращая внимание на мнение светского общества, родители были счастливы и ни словом не попрекнули обожаемое дитя. Все, казалось бы, снова счастливы. Но сложилось иначе. Однажды, когда мама и папа девушки уехали надолго из дома, она приняла ванну, нарядно оделась и приказала прислуге срезать все лилии в саду. Ничего не подозревающий садовник выполнил приказание, а прислуга расставила в комнате вазы с цветами. Тогда девушка закрыла окна, дверь изнутри на замок, легла, уснула и …умерла. Этот трагический случай произвёл неизгладимое впечатление на всех: соседей, знакомых, учениц, учителей гимназии. Самоубийство! А это не только горе, но и тяжкий грех. Бабушка рассказывала, что в гимназии не допускали никаких разговоров на эту тему, увеличили часы уроков Закона Божьего, но гимназистки шептались и потихоньку плакали за милой одноклассницей. Она была чудесной девочкой необыкновенной красоты. Всем было её бесконечно жаль…

Помню, что, когда бабушка рассказала мне эту грустную историю, я с категоричной уверенностью советской пионерки заявила, что никогда в жизни не заплачу от неразделённой любви, а лилии – цветы-убийцы никогда не появятся у меня дома.

Как-то я стала расспрашивать бабушку, где она научилась так красиво и быстро шить. Все мои наряды от распашонок и до пальто, были пошиты бабушкиными руками. Она обшивала всех родных, и все вещи были особенными, как сказали бы сегодня, эксклюзивными. И это всё тоже было из родной гимназии. Как в жизни пригодились эти умения, я знала не понаслышке. После основной работы вечерами бабушка постоянно шила. В самые голодные послевоенные годы шитьё кормило семью. Из двух-трёх старых вещей появлялся "комбинированный" костюмчик, который выглядел как произведение искусства.

Балы, маскарады, театры, экскурсии, конкурсы, различные праздники. Чего только не было в жизни родных моих гимназисток. Самыми любимыми праздниками были балы для старшеклассниц.

Запомнился такой бабушкин рассказ. В гимназии Рожественский бал. По-зимнему рано темнеет. Курск засыпан сугробами снега. Дворники ни на минуту не прекращают чистить дорожки возле гимназии, но снег идёт и идёт. В бальной зале (именно "зале") ёлка, старшеклассницы танцуют с кавалерами, которых на бал пригласило руководство гимназии. Старшая сестра Анна Ивановна, работавшая учительницей 8-го Пушкинского приходского мужского училища, подъехала к зданию гимназии, отпустила экипаж, рассчитывая, что с минуты на минуту бал окончится, подъедет их собственный кучер Иван, выпорхнут её сестренки, и они все вместе уедут домой. Но что-то нет извозчика, да и бал в разгаре. Анна, оглядываясь, просматривает дорогу, не едет ли Ваня. И видит двух юных офицеров, прячущихся за огромной горой снега, которую нагребли дворники. Оба юноши прижимают к себе что-то, завёрнутое в газету. Понятно, что это цветы. У Анны Ивановны мелькает мысль: "Не моих ли девчонок ждут?". У офицеров красные носы и уши, видно, что они давно здесь мерзнут. И вот открываются двери, и с радостными возгласами из них вылетают румяные девушки, а за ними приглашенные кавалеры. В весёлой толпе Анна видит Клавину муфту, мелькает Асина меховая шапочка. Смех, улыбки, радостные разговоры. И вдруг боковым зрением Анна замечает, как два обледеневших офицера с газетными кульками бегом несутся к её сестренкам. Анна остается на месте, периодически оглядываясь, не подъехал ли Иван. Но его нет. Вдруг раздается заразительный смех из нескольких голосов, к которому мгновенно присоединяются и другие заливистые раскаты хохота. Это её Клава и Ася, схватившись за руки, убегая от ожидавших их кавалеров, не рассчитали расстояние и полетели прямо в сугроб. Хохот уже охватил всю дорожку перед гимназией, никто не расходится. Анна с нежностью и тревогой наблюдает, как из сугроба вылезает сначала одна, потом другая проказницы. Как бы ей хотелось сейчас, забыв о том, что она – учительница, что сестрёнкам скорее мама, чем старшая сестра, прыгнуть в этот сугроб. Нельзя?! Можно! Жизнь одна! И Анна Ивановна летит в эту снежную гору, оправдывая себя тем, что нужно срочно вытащить девчонок, иначе они простудятся. Но скользко, и она падает, нечаянно толкнув и сестер, и пришедших на выручку гимназических кавалеров. Куча мала! Как в детстве.

Снег слепит, глаза прикрою, вижу: Рождество, шикарный бал.

Тройки, смех, девчонки в муфтах, хохот. Кучер опоздал.

Вот все три в сугроб упали, сестры весело шумят,

Громко кучеру кричат: "Ваня! Ты не виноват!"…

Подъехавший Иван пытается оправдаться за своё опоздание, отряхивая хохочущих сестёр. Смех не смолкает ни по дороге, ни дома. Чай с малиной, шерстяные носки, чтобы не простыли, и такие счастливые домашние разговоры. На вопрос братьев Алеши и Сережи, зачем от "женихов" девочки сбежали в сугроб, Клава и Ася, переглянувшись, со смехом отвечают, чтобы посмотреть, что сделают кавалеры, а их-то и след простыл.

Так росли, жили, учились, веселились курские гимназистки. По-разному сложились судьбы сестёр Белоусовых, но в их сердцах всегда жили тёплые воспоминания о гимназических годах, о которых они поведали мне.

"Гимназистки румяныя, от мороза чуть пьяныя"! Любимые, любящие, лучезарные! Вы навсегда в моём сердце.

Коленко Тамара Анатольевна,
Специально для сайта "Курск дореволюционный"