автор: В.Г. Власенко

Долгим летним днем, когда солнце уже опускалось за вершины прибрежных деревьев, я, возвращаясь из дальней прогулки, подошел к бывшему "суворовскому" пляжу. Под высоким обрывистым участком берега послышался сильный плеск. "Щука охотится, подумал я, - и немалая". Но тут раздался еще один удар по воде, - и я увидел широкое тело рыбины с желтым брюхом. Да это не щука, а сом! Кого же это он ухватил? И что-то слишком он активен… Сомы ведь хватают добычу снизу исподтишка.

"Осторожно! Не тяни сильно, а то уйдет!" - послышался молодой взволнованный голос. Только тогда я сообразил, что сом бился на крючке. "Подожди, я подхватку принесу!" - сказал тот же голос. Еще через полминуты сквозь густые кусты прибрежные кусты я видел, как ребята под высоким берегом вытаскивают добычу. Только когда голова рыбины была поднята выше пояса рыбаков, ее хвост полностью вышел из воды. Сом был не около метра длиной и весил никак не меньше 7-8 килограммов.

Я подошел к ребятам и поздоровался.

- С добычей вас! Хороший улов!

- Да разве это сом? Это соменок! - с показным равнодушием ответил один из рыбаков. - Дней десять назад вон за тем поворотом два мужика настоящего сома вытянули. Тридцать три килограмма! Усищи - в палец толщиной!

Последние слова рыболова, будто ключом, открыли давно забытый ларчик - и передо мной поплыли расплывчатые картины раннего детства.

Вот мы с первым товарищем Витькой Печерским играем на берегу реки. Перед нами мостик, за которым шумят деревья Карасевки, а справа раздается тихий гул "турбинки". И вдруг над нами слышится взволнованный голос тети Нины: "Пыленко за ружьем побежал! В турбинке, под лотком, сом бьется! Надо застрелить - пока не ушел!"

Мы с товарищем бежим к турбинке, но нас перехватывают взрослые и куда-то уводят.

Следующая картина того далекого прошлого: я стою рядом с бабушкой перед дверями нашего подъезда и вижу неимоверно огромную рыбу, лежащую на кирпичной дорожке между клумбами. Мой испуганный взгляд прикован к плоской, как большая лопата, голове: с обеих сторон к ней будто присосались длинные черные пиявки. "Ну и усищи! - говорит кто-то с оттенком восхищения. - Этого сома еще до войны мой отец чуть было не поймал. Там же, за турбинкой".

Эти выплывшие из памяти сцены погрузили меня в мысли о прошлом. "А ведь Сейм главная река моей жизни, - думал я, - Сейм чуть не прервал мое существование в детстве, но зато потом дарил мне драгоценные часы юношеских мечтаний, молодой телесной радости спортивных занятий, длинные дни грустных раздумий и спокойных размышлений. Я родился в Теткино, в доме, построенном на самом берегу еще сахарозаводчиком Терещенко, с пяти лет живу в Курске, за сорок лет работы в планетарии объездил все школы, стоящие по берегам Сейма от истоков до границы с Украиной. А осенью 1978 года, когда меня командировали в Глушковский район, пришлось читать лекцию в доме, где я родился. Оказывается вход в актовый зал там расположен как раз напротив квартиры №15, где проживала семья моего деда, механика теткинской мельницы А.М. Булгакова. А из двери коридора была видна та самая кирпичная дорожка, на которой в детстве я увидел огромную рыбу.

Закончив лекцию, я перешел через подвесной мостик и оказался на острове Карасевка - в чудесном уголке моего раннего детства. Так же, как в невообразимо далеком 46-м году приятно шумела вода у разрушенной плотины, напротив, за основным руслом Сейма, поднимались вершины "монашеских" верб, а ниже виднелся мост Тереховича, по которому когда-то ездил маленький паровозик - "кукушка", подвозивший торф для паровых котлов сахзавода и мельницы. Где-то там находится страшная "Афонина яма", возле которой в предвоенную зиму произошла трагедия: утонул мой двоюродный брат по отцу Вова Ткачук. Он со своей девушкой катался на коньках по замерзшему Сейму. Над самой быстриной неокрепший лед треснул, - и девушка провалилась в смертельно холодную воду. Парень бросился её спасать… Свидетелей трагедии было немало, но погибших нашли отнюдь не сразу: быстрое течение затянуло под лед и отнесло тела далеко от полыньи.

А через несколько лет под каменным устоем плотины, чуть было не утонул 4-х летний ребенок. Его, полузахлебнувшегося, застрявшего между прибрежными корнями, случайно увидела и спасла девочка подросток. Этим спасенным был я.

Слышанное и виденное в далеком детстве чудесным образом переплеталось с тем, что окружало тогда меня наяву. Долго стоял я прислонившись к старому тополю, удивляясь и радуясь, что сказочный мир, существовавший в моей памяти, - мир зеленой травы, лениво и мощно текущей реки, огромных деревьев, посаженных монахами давно упраздненного монастыря, - этот мир еще жив и полон внутренних сил.

Вернувшись в Курск, я сразу проявил пленку и отпечатал фотографии, сделанные в родных местах. На одном из снимков давно знакомой плотины я вдруг разглядел то, чего раньше никогда не замечал: остатки каменных стен разрушенного шлюза. И сразу вспомнились статьи из периодического журнала, издававшегося курскими краеведами в 20-х годах прошлого века. Содержание номеров этого интереснейшего издания долгое время было известно лишь узкому кругу специалистов. Дело в том, что почти все члены курского краеведческого общества в 30-х годах были арестованы и считались врагами народа, которые занимались "пропагандой монархизма под вывеской краеведения". В статье одного из этих "монархистов" С.Ефременко "Историко-поэтическое описание рек Курского края" сообщалось, что на Сейме дважды создавалась "система искусственного водяного сообщения", что для ее эксплуатации "были устроены особые деривационные каналы и шлюзы". От Курска до Путивля, который тогда входил в Курскую губернию, было сделано 17 таких шлюзов, среди них называется и Теткинский.

"Так вот откуда возникла длинная мощная струя воды с белыми бурунами, которая завораживала меня в детстве", - думал я, рассматривая фотографии. Кстати, в статье другого краеведа тех лет Н.А.Гладкова "Рыбы бассейна Свапы и Сейма" написано: "Трехпудовые сомы не представляют особо большого дива; известны случаи поимки сомов до трех с половиной пудов".

Надо будет обязательно приехать в родные места следующим летом и рассмотреть все более обстоятельно, - решил тогда я. Но прошло более четверти века, прежде чем я снова увидел свой родной двор и незабвенную Карасевку.

Дом, где я родился, был уже переделан, рукав Сейма, отделявший наш двор от зеленого островка, пересох, вода шумела уже у новой плотины… Но сама Карасевка по-прежнему осенена высокими деревьями, которые отражаются в широком зеркале основного русла реки. И по-прежнему, справа от мостика, стоит кирпичная коробка маленькой заводской электростанции - турбинки.

Прибрежной тропинкой, начинающейся позади знакомой с детства сараев, я вышел к мосту Тереховича. На его стальном настиле до сих пор закреплены маленькие будто бы игрушечные рельсы, но теперь по мосту ездят частные "тачки", доставляющие их владельцев к пляжам другого берега. "Интересно, кем был этот самый Терехович?" - подумалось мне. Воображение рисовало худощавого энергичного инженера, который 100 лет назад предложил хозяевам заводского поселка план снабжения паровых установок дешевым топливом. "На правом, западном берегу Сейма имеются обширные торфяники: значит, подведем туда узкоколейку и перекинем через реку легкий стальной мост". Давно уже и мельница и сахзавод, и спиртзавод работают на электричестве, не нужной стала узкоколейка, а мост по-прежнему служит людям. И до сих пор у теткинцев на устах имя Тереховича.

В моем распоряжении было еще полдня, и я попытался разыскать своего первого товарища - Витьку Печерского. Но вместо этого повстречался с его старшим братом - Анатолием, которого раньше не знал. Следуя подсказкам нынешних жителей моего родного дома, я отыскал Анатолия выше плотины. Пожилой, спокойного вида человек сидел в лодке и чистил рыбу. Стоящее на дне лодки ведро, уже наполовину было заполнено распотрошенными тушками, а рядом еще били хвостами серебристые рыбешки. Я представился и мы разговорились. Оказывается, мой первый товарищ давно уехал из родных мест. Анатолий хорошо помнит моего деда, но дочери Булгакова, т.е. моя мать и мои тетки, почему-то не запечатлелись в его памяти.

- Когда построили новую плотину? - спросил я у Анатолия.

- Где-то в восьмидесятом году. Той весной, во время разлива, образовались большие заторы льда - они и разрушили почти все, что было раньше.

- А помните, как Пыленко сома в турбинке застрелил?

- Ну как же не помнить! Такое не забывается.

И помолчав, добавил: "Мы тут, соседями, по выходным дням отдыхаем на том берегу. Вот из этой рыбы, что я утром поймал, уху будем варить. Присоединяйтесь к нам".

- Спасибо, но не могу. Люди, с которыми я приехал, через три часа должны быть в Рыльске.

На обратном пути я долго оглядывался на золоченый византийский купол Черниговской богоматери, за которым все еще чудились мне волшебные уголки страны далекого детства. Придется ли мне увидеть их еще хотя бы раз?

©ВАЛЕРИЙ ВЛАСЕНКО, "Курская правда" 29 августа 2009 г.
        Предоставленно автором специально для сайта "Курск дореволюционный". Рисунки автора.