автор: В.Г. Власенко

За окном - неуютный дождливый день, а на подоконнике маленького кабинета, заставленного до потолка стеллажами, никелированный чайник выбрасывает струю горячего пара. В кабинете пятеро: старейший работник музея Виктор Склярук, автор "Воспоминаний о старом Курске" В.Т.Ковалёв, опытные краеведы А.Наседкин и Ю.Озеров, а также автор этих строк - давний любитель местной истории. Только что закончена работа с большой пачкой фотографий 60-х годов, которую Озеров раскопал на чердаке недавно снесённого дома Слядневых.

- Напомните, когда Слядневскую улицу переименовали в Архангельскую? - спрашиваю я у Озерова.

- Документально оформленного переименования не было. Дело в том, что Слядневская - это неофициальное название. Оно было в ходу у курян в 18-м - первой половине 19 века по причине общего уважения к династии купцов Слядневых. Только в конце 19 века утвердилось название Архангельская.

- Да, хотелось бы пожить на Архангельской, но вся моя жизнь прошла на этой, не сразу выговоришь, Карла Либкнехта. Даже с точки зрения советской идеологии без этого героя можно было обойтись. Ведь он в 1918-м году поднял спартаковцев на вооружённое восстание, хотя Роза Люксембург предупреждала, что затея эта провальная. Немецкие коммунисты пользовались тогда большой популярностью и могли прийти к власти законным путём. Восставших спартаковцев перебили за несколько дней, а те из них, кто остался жив, потеряли веру в пролетарский интернационализм и пошли в штурмовые отряды СА. Объективно говоря, Либкнехт своей авантюрой развалил германскую компартию. Эрнсту Тельману потом пришлось её заново собирать.

- Приблизительно то же самое мне пришлось слышать от пленных немцев в сорок четвёртом году после нашего большого наступления, - отозвался полковник Ковалёв.

- Кстати, Владимир Тихонович, прошлый раз Вы что-то хотели рассказать о пленных у нас в Курске, - сказал Виктор, раскрывая пачку чая.

- Это интересная история, - отвечает Ковалёв, много лет проработавший в "органах". - Она хорошо показывает национальные особенности немцев, а заодно и нашу тогдашнюю систему "давай-давай, выполним-перевыполним". В 1947-м году на строительстве завода РТИ работала большая бригада пленных немцев. И вот однажды звонит к нам оттуда секретарь парторганизации: "Приезжайте скорее! У нас немцы взбунтовались!"

Особисты - люди не с Луны свалившиеся, в то время все мы - бывшие фронтовики, немцев знали неплохо, поэтому отнеслись к телефонному вызову с недоверием: "Как это немцы бунтуют? На них это совсем непохоже".

- Ну не бунтуют, а саботируют. Срочно помогите!

Ладно, послали туда майора Клааса Николая Ивановича. Встречает его заводское начальство.

- Показывайте, где немцы? Какой такой саботаж?

На стройплощадке майор видит: немецкая команда сидит и вроде бы отдыхает. Клаас - к бригадиру: "В чём дело? Почему не работаете?" Немец отвечает: "А мы не знаем, что делать. Нам ничего толком не объяснили".

"Пусть не брешут! - бубнит партсекретарь майору на ухо. - Им ясно было сказано, чтобы кабель прокладывали". Немец по-русски хорошо понимал, расслышал эти слова и говорит: "Герр майор, кабеля - сотни метров. Где трасса прокладки? Где будут люки разъёмов? Мы этого не знаем, нам никакого чертежа не дали". Майор начинает понимать, что немцы правы.

- Действительно, почему вы им не дали технического обоснования? - спросил он у наших спецов.

- Какое ещё обоснование?! Дело плёвое: сотню метров кабеля проложить. Им ясно сказали, откуда и куда. Вон там, недалеко, наши русские такой же кабель прокладывают и никаких чертежей не требуют. А эти выдумали причину, чтобы саботировать!

- Нет, - сказал майор, - на саботаж это не похоже. Я вижу, что немцы работать будут, но они привыкли к ясности и порядку, поэтому объясните им чётко задачу и составьте чертёж. Вот если и тогда работать не станут - сигнализируйте".

После этого никаких сигналов о поведении немцев с завода больше не поступало.

Через три недели в НКВД узнали финал этой истории. Наши русские работяги, плохо представляя трассу прокладки, разрезали кабель неправильно и в результате загубили его. А немцы дождались инструкцию, получили чертёж, и хотя начали работу позже, но сделали её быстрее и качественно. Заводское начальство даже выдало за это им небольшую премию.

- Вы думаете, как они премиальные потратили? - улыбнулся Владимир Тихонович. - Через охранников купили на базаре сала, солёных огурцов, приобрели в магазине водку - и устроили себе праздник в жилом бараке, конечно с разрешения начальства. Пели песни, смеялись, но без шума, без криков, чинно-благородно. В общем - по-немецки!

- Сало да солёные огурчики под выпивку - это по тем временам и для нас, победителей, был пир горой, - сказал Наседкин. - Ведь карточки только в начале 48-го года отменили.

- Что-то не пойму, если была карточная система, то откуда сало и водка? - спросил я.

- По карточкам выдавали жизненно необходимые продукты, в основном хлеб, а остальное продавалось за деньги, - объяснил Ковалёв. - Правда, в 46-м году людям приходилось туго: базар был почти пустой, в магазинах, кроме шоколада и красной икры, ничего не имелось. Икра, помню, триста с лишним рублей стоила, а я тогда получал шестьсот пятьдесят. Сколько той икры покупали? Может быть раз в год, граммов двести. Но в 47-м уже появилось 2-3 сорта колбасы, продавались не очень дорогие конфеты. Где-то в конце 47-го провели денежную реформу, изъяли у населения излишки рублёвой массы - и базар сразу наполнился: не только сало, но и мясо, куры, яйца на прилавках лежали. А молоко бабы из окрестных деревень по домам разносили. У каждой были свои покупатели.

- Про селёдку вспомни, - подсказал Наседкин. - В основном именно она тогда народ выручала! Бочки прямо на улицах перед магазинами стояли. Обычно, одна вверх дном, на ней весы помещались, а рядом ещё три-четыре, и в каждой - свой сорт. Мы, помню, "рваные спинки" любили: небольшая рыбка, но жирная, нежная, а главное - дешёвая. Однажды при мне вышибли в бочке крышку, а там - селёдочная икра в оболочках и молоки до самого верха!

- Хватит, Анатолий Иваныч, Вы - как чеховская Сирена! У меня слюнки потекли, - засмеялся Озеров.

- Да, это видимое обилие имело вполне прозаическое объяснение: деревня несла в город своё последнее, чтобы деньгами налоги заплатить, а город имел низкую покупательную способность: зарплаты у горожан были маленькие, - задумчиво, как бы про себя проговорил отставной полковник.

- Да ещё и на облигации приходилось отдавать. Заставляли ведь подписываться на госзаём не меньше, как в размере месячного оклада, - снова подсказал Наседкин.

- Товарищ Сталин этого или не понимал, или понимать не хотел, когда начал свои знаменитые первоапрельские снижения цен. Поначалу люди были в восторге, но скоро заметили, что продукты и промтовары из торговли начали исчезать. Сегодня одного нет, через неделю - другого. Причём, "испарялись" в первую очередь самые дешёвые, самые ходовые товары. Народ стал обвинять продавцов: это они, мол, всё прячут. После каждого снижения цен, магазины становились беднее и беднее, а очереди за продуктами всё многолюднее. Именно тогда появилось понятие "дефицит".

- Но ведь люди до сих пор хвалят Сталина за то, что он снижал цены, - напомнил Виктор.

- Обычный парадокс памяти, - ответил Ковалёв. - Человек помнит приятные начинания и забывает неприятные последствия.

- А вот вам пример, когда этот парадокс проявился с точностью "до наоборот", - напомнил я. - Где-то в 61-м году объявили о повышении цен на сливочное масло. Хорошо помню общее возмущение: "Ну, Хрущ, такой-рассякой! Сталин цены снижал, о народе думал, а этот только про "коммунизьм" сказки рассказывает!" И тому подобное. Но уже через месяц в магазинах появилось масло, которое до этого покупали в основном на рынке. Мне это врезалось в память вот почему: крестьянское масло делалось из сметаны и поэтому всегда отдавало кислятинкой. Я его терпеть не мог. И вдруг однажды бабушка приносит масло из магазина, - и по всему дому - запах свежих сливок. Попробовал - прелесть! Оказывается, наш гормолзавод оборудовали новейшим сепаратором. С тех пор я стал масло есть.

По-моему, нам пора чаю попить - иначе у кого-нибудь может язва открыться! - громко возгласил Виктор. - И вообще давайте поговорим о другом.

На три-четыре минуты в маленьком кабинете установилось затишье, только позвякивали ложки о блюдца. Первым чайную церемонию прервал я.

- Господа, напомню, что мы начали разговор не про водку и селёдку, а про нашу систему "давай-давай, выполним - перевыполним". Сама по себе эта система была необходима, особенно когда страна выбиралась из разрухи. Но там, где нет надлежащей культуры производства, - всё это принимает уродливые формы и даёт негативные результаты. Ведь в рассказе Владимира Тихоновича кабель погубили не работяги, всё напортили безграмотные указания начальников. А к чему вела показуха на производстве я ещё школьником увидел и на всю жизнь запомнил. В 59-м году мы, девятиклассники, два месяца проходили на КЗТЗ трудовую практику. Моё самое сильное впечатление было для меня и самым неожиданным. Оказывается, все рабочие ненавидели "ударников", называли их суками. Дело в том, что эти, по существу, хорошие ребята напрямую способствовали усилению эксплуатации многих сотен человек. Вызовут, бывало, такого молодого, исполнительного в партком и предлагают: "Выступи с трудовой инициативой! Мы тебе квартиру получить поможем". Парень и выступает: "Беру на себя обязательство перевыполнять план на 150-180 процентов!" И начинает вместо 120 деталей в месяц давать 200, а то и больше. Сама по себе такая ударная работа достойна похвал, но через месяц-другой уже всему цеху повышают план по этим деталям. Или снижают расценки за каждое изделие. В любом случае людям за прежнюю зарплату приходится работать гораздо больше. Такие методы, конечно, рождали у рабочих озлобление, да и объективная польза стране от них была сомнительной! Ну а когда экономика окрепла, это самое "выполним - перевыполним" выродилось в совершеннейшую бессмыслицу.

Где-то в году 85-м уже на закате социализма пришлось мне читать лекцию в литейном цехе того же КЗТЗ. Пришёл туда, а там - радостное оживление. "Большая партия металла поступила, завтра будем загружать вагранку!" И почему-то все держат в руках сковородки, рассматривают, постукивают их пальцами. Оказывается, поступившая партия металла - это вагон чугунных сковород. Новеньких! Покрытых серебристым напылением! Значит, что получается: где-то делали эти сковороды, тратили металл и электроэнергию, выполняли и перевыполняли план, получали зарплаты и премии, а потом всю эту продукцию погрузили в вагон и отправили на переплавку. Когда я высказал своё смущение мастеру, он ответил: "Да что рассуждать? Это не наше дело! Чугунные сковородки - действительно хороший металл! Прошлый раз вагон коньков пригнали, вот с ними была морока".

- Это каких коньков? - не понял я.

- Обыкновенных. На которых зимой катаются…

Вот потому и остановились заводы по всей стране, что они работали не на реальные потребности экономики, а выполняли ничем не обоснованные планы, - резюмировал полковник Ковалев. Там, где делают продукцию по конкретным заказам, предприятия живут и сейчас. А система "давай-давай" она ведь даже хороших людей портила, и чем дальше - тем хуже! Взять, к примеру, наше партийное начальство. Первый секретарь Доронин был трудяга и приличный человек. Неблаговидные дела и за ним числились - но только по приказам сверху, когда иначе поступить никак нельзя. В общем, старые куряне до сих пор вспоминают о нём с уважением.

У Монашёва уже были атаманские замашки. С людьми говорил неуважительным тоном, часто даже покрикивал. По натуре он оставался неплохим человеком, но любые выверты центральных властей исполнял рьяно, не считаясь с объективными возможностями областной экономики.

Ну а про того, кто был после Монашёва, и вспоминать не хочется. На партактивах воцарились крики, угрозы, а в личной жизни "слуг народа" - пьянство и разврат. Участились случаи крупных махинаций на производствах. Страна катилась под откос…

- А народ до сих пор ведь уверен, что страну развалил Горбачёв, - задумчиво проговорил Виктор.

- Какой народ? Тот, что у пивных бочек толпился? Знаю я таких, теперь уже поседевших и облысевших. Они и сейчас в трамваях агитацию разводят, - усмехнулся отставной полковник. - Они убеждены, что если сегодня перестрелять всех олигархов, то завтра в магазинах снова колбаса по два двадцать появится.

- Ты бы сказал этим агитаторам, что за последние тридцать лет советской власти такую колбасу в Курске только с чёрного хода можно было достать, - пробурчал Наседкин.

- Вот этого они помнить не хотят.

Последние фразы разговора породили у собеседников волны воспоминаний. В кабинете наступила тишина.

Перед моими глазами, как на киноплёнке, прокручиваемой назад, плавно сменялись картины, показывающие всё более далёкое прошлое. Полмесяца назад я разговаривал здесь с Н.Ф.Логачёвым - соавтором прекрасного альбома "Старые курские открытки". Сегодня этот удивительный старик не пришёл, очевидно, болен. Пять лет назад, в этом кабинете, под началом Склярука работал И.М.Плаксин - нынешний декан истфака КГУ, а ещё раньше - Н.А.Тихомиров - фактический создатель археологического музея. Двадцать лет назад нашим постоянным собеседником был И.И.Ликоренко - поразительно глубокий знаток старого Курска, оставивший музею более пятисот цветных рисунков ныне уже не существующих зданий и неузнаваемо изменившихся уголков города. Нередко захаживал сюда преподаватель пединститута К.Ф.Сокол, рассказывавший авантюрные эпизоды из жизни советских вождей, очень полезные для нас в эпоху тотального умолчания и лакировки фактов послереволюционной России.

А в начале 70-х годов частым гостем кабинета был знаменитый в своё время историк и археолог Ю.А.Липкинг, по инициативе которого местные власти решили в 1975 году отметить 1000-летие города. Даже помню, автобусы курсировали с надписью "Курску - 1000 лет".

Уже сорок лет я хожу сюда, и за эти годы много раз убеждался, что кабинет Виктора Склярука является немаловажным центром культурной жизни нашего города.

- Ладно, коллеги, - раздался голос Виктора, - традиционное занятие интеллигентов - рассуждать о судьбах России - объявляю закрытым. До конца рабочего дня осталось два часа, а нам ещё надо атрибутировать несколько вещей, поступивших на той неделе. Предварительно я полагаю, что это 20-е годы, ранний советский период. Давайте посмотрим.

Склярук раскрыл картонную коробку - и все подвинулись к его столу. Началась обычная для музейщиков работа, которая всегда захватывает ум и душу краеведа…

©Валерий Власенко
         Опубликовано: Курская правда, 29 июля 2010 г.
        Предоставленно автором специально для сайта "Курск дореволюционный"