автор: В.Г. Власенко

Реальные события иногда бывают чудеснее сказок. В конце восемнадцатого столетия, неподалёку от города Карачева, процветало родовое имение графа Терлецкого, богатого польского шляхтича, перешедшего на русскую службу. Ходили слухи, что свой графский титул Терлецкий получил с помощью денег, но никто из соседей хлебосольного, широкой натуры шляхтича за это не осуждал. По-особому отмечали в имении Терлецких зимние святки. Гости съезжались со всей округи, приглашались почётные лица из уездного города. Гуляли неделями: псовая охота, прогулки на верховых лошадях, езда на тройках и, конечно же, пиршества. Крепостные дворовые девки валились с ног, таская из подвалов и кладовых разную снедь, вина, квасы и наливки. Повара фаршировали молочных поросят, запекали в тесте каплунов и индеек. Словом, гуляли с русской широтой и шляхетским чванством пополам.

Вот тогда-то, в один из вечеров зимних святок 1793 г. дворовая девка Терлецких по имени Алёна не устояла перед пылким напором стройного повесы князя Петра Ястшебского, соседа графа по имению. Подобные мимолётные связи между господами и крепостными были делом обычным, и закончилась бы короткая любовь для Алёны и её будущего сына без особых последствий, если бы молодой Ястшебский не был... женихом графской дочери - Наденьки Терлецкой. Сам граф посмотрел на приключение своего будущего зятя сквозь пальцы, но графиня Терлецкая, русская дворянка, была женщиной строгой и властной. Князю указали на дверь, а девку Алёну отослали в дальнюю деревню, где выдали замуж за бобыля Слепчука.

Лет двадцать спустя проезжал граф по своим владениям, любовался пастбищами и сенокосными угодьями. Разговаривая со старым пастухом Жаркой, он обратил внимание на высокого, крепко сложенного подпаска, ловко орудующего кнутом.

- А это чей молодец? - спросил граф.

- Игнат, Слепчуков сын, - ответил Жарка с хитрецой в глазах, потому что вся деревня знала об истинном происхождении молодого красавца.

Недолго думая, граф взял Игната себе в имение и назначил его кучером. Жизнь молодого ловкого парня могла быть необременительной и даже счастливой, если бы не полюбилась ему горничная графини - бойкая приветливая Оленька...

Бухнулись однажды Игнат и Оленька в ноги графине, испрашивая её благословение. И согласилась уже графиня, да кто-то шепнул ей (сам Терлецкий об этом помалкивал), что молодой кучер - это сын обидчика её дочери. Тёмное чувство мщения заполнило сердце хозяйки поместья, и, несмотря на на сопротивление графа, она приказала немедленно отдать Игната в рекруты.

Провожали парня в солдаты как на кладбище. Двадцать пять лет службы! Даже если не убьют, если не умрёт от болезней где-нибудь в походе, - кто из провожатых останется в живых через четверть века?! Плакала по ночам Оленька, чувствуя, что не увидит уже никогда своего любимого Игната. Утешать соломенную невесту захаживал сам граф. Заводил с ней ласковые беседы, делал подарки и жаловался на своё одиночество, на то, что отношения у него с графиней не ладятся. И разжалобил стареющий женолюб страдающее девичье сердце...

Забеременев, Ольга будто прозрела, поняла, в какую яму позора провалилась, почувствовала себя предавшей свою чистую любовь. И свет божий стал ей не мил. Чуть было не покончила с собой сразу же, но не захотела губить зарождающуюся под сердцем душу... Когда родила она дочь, казалось бы материнское чувство должно было преодолеть в ней тоску и отвращение к жизни, но, очевидно, сломалось что-то в её сознании, сломалось окончательно. Дня через три после родов, забрела она в барский пруд с камнем на шее... Вытащили утопленницу только следующей весной.

Ольгину дочку-малютку Лизу выкормили в людской коровьим молоком из соски да тряпичною "жвачкой".

И минуло четверть века, и вернулся Игнат в родные места. Дом, где он рос, стоял давно пустым: умерли его мать и приёмный отец. Стал он расспрашивать о своей невесте Оленьке, и рассказали ему о трагедии, случившейся в графском имении двадцать с лишним лет назад. Услышав об этом, поседевший на службе, но ещё очень сильный и быстрый в движениях Игнат хотел убить всю графскую семью, а усадьбу сжечь. Но кому мстить? Старый граф, виноватый в смерти его невесты, и графиня, отдавшая Игната в солдаты, уже умерли, а молодой Терлецкий - нынешний хозяин имения - перед служивым ни в чём не виноват.

Куда же податься одинокому, всем чужому человеку? Хотя, выслужив "по полной", Игнат перестал быть крепостным Терлецких, ему ничего не оставалось, как пойти к молодому графу на службу. Дня за два-три до визита в имение он случайно узнал, что в соседней деревне живёт дочка его погибшей невесты. Сирота работает у приютивших её хозяев, бедствует, и поэтому до сих пор обойдена женихами... Игнат сразу же почувствовал душевную приязнь к этой сироте, ведь она была частицей его любимой Оленьки.

Молодой Терлецкий с уважением отнёсся к "кавалеру" и спросил его, каким делом тот хотел бы заняться.

- Для кучера я уже стар, а вот лесником буду хорошим. В молодости я перенял от деда Жарки много знаний о деревьях и травах.

- Ну что ж, будь по-твоему.

- И ещё об одном прошу. Отдай за меня Лизу, дочку моей бывшей невесты.

Эту просьбу молодой граф тоже уважил: ведь он хорошо знал причину бедствий осиротевшей девушки.

Вот так и сошёлся 50-летний Игнат с двадцатитрёхлетней Лизой. Он был незаконным сыном князя Ястшебского, а она - незаконной дочерью графа Терлецкого. Тихо обвенчались в сельской церкви и через неделю уехали жить в лес.

Был Игнат по-крестьянски нетороплив, по-пастушески молчалив и по-солдатски терпелив. Целых семь лет строил он рядом со старой лесной избушкой новый просторный дом в три комнаты, смастерил высокие сени с окнами, ставни оконные украсил замысловатой резьбой, двор обнёс крепким дубовым частоколом. В общем, строил на долгие годы, будто чувствовал, что жить ему ещё много-много лет.

Молодую свою жену Игнат любил всей силой нерастраченных мужских чувств и одновременно заботился о ней как отец. И пошли дети. Ладные, здоровые да красивые. И было их в семье лесника ни много, ни мало - двенадцать душ. Первый сын появился, когда Игнату было 52 года, а предпоследняя дочь Матрёна родилась, когда уже Лизе стукнуло 50, а её мужу - 77 лет. Но была ещё одна дочь - Анастасия, появившаяся после Матрёны через два года!

Забегая вперёд, надо отметить, что Матрёна, как и её мать, вышла замуж уже после двадцати лет, но успела родить 17 детей. Последнего сына Григория она произвела на свет, когда ей шёл 51-й год. Вот что значит наследственные задатки!

Живя в лесу, Игнат вёл разнообразное (сейчас сказали бы - многоотраслевое) хозяйство. На полянах сеял хлеб и овощи, собирал мёд с пасеки, покупал у окрестных мужиков бычков и тёлок, чтобы откормить их на сочных лесных травах и затем выгодно продать. Ну и, конечно, выгодно подторговывал лесом. Вырученных от хозяйства денег хватало, чтобы одевать детей и откладывать дочерям на приданое.

Большим праздничным событием для семьи были поездки в Карачев на ярмарку, куда Игнат отпускал свою Лизу с детьми дважды в году. Потом он неделями слушал рассказы о городской жизни. Сам лесник уезжать из дому не любил, а с годами совсем превратился в нелюдимого бирюка, хотя в семье всегда был приветливым и ласковым.

Ещё во время царской службы Игнат постиг науку чтения и письма. В красном углу под иконами лежали у него псалтырь и две-три книжки, где были напечатаны старинные стихи-вирши. Старшие сыновья лесника, будучи маленькими детьми, зачарованно слушали певучие, но малопонятные строки, которые читал им отец. Когда пришло время, Игнат послал сыновей учиться в ближайшую церковно-приходскую школу, и теперь, бывая в городе на ярмарках, ребята упрашивали мать, чтобы она дала денег на какую-нибудь новую книжку. Однажды они привезли томик Пушкина, где была "Песно о вещем Олеге". Игнату до того полюбилось это стихотворение, что он часто декламировал его наизусть. Слова "Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они..." превратились у него в поговорку. Другое двустишие он также повторял довольно часто, причём с особым чувством, которое детям казалось загадочным и даже страшноватым:

Грядущие годы таятся во мгле
Но вижу твой жребий на светлом челе...

Однажды зимним вечером, когда уже подрастали младшие дочери, лесник глядя на пляшущие в печи языки пламени опять произнёс негромко, как бы про себя: "Но вижу твой жребий на светлом челе..." В его голосе впечатлительные девушки услышали такой тревожно-таинственный смысл, что начали допытываться у матери, почему отец повторяет одни и те же слова.

Вот что рассказала им стареющая Лиза. Их третий сын Тарас в раннем детстве заболел какой-то непонятной болезнью. Потерял аппетит, стал бледным, вялым, ничто его не интересовало. Так продолжалось больше года, и никаких признаков улучшения не было. По совету мамки, когда-то вынянчившей маленькую Лизу в графском имении, больное дитя повезли в Рыльск, в Никольский монастырь. Знающие люди говорили, что там живёт старец, который умеет снимать всякую порчу и даже некоторым предсказывает будущее. Если он и не вылечит сына, то по крайней мере скажет родителям, чего ожидать. Совет старой мамки оказался благотворным: после того как побывали в Рыльске у старца, сын быстро пошёл на поправку. Но там случилось и другое: когда семейство лесника уже собиралось уезжать, старец долго смотрел на Игната ясным и каким-то удивлённым взглядом, а потом пригласил его к себе в келью. Игнат нутром почувствовал, что сейчас ему сообщат нечто необычное: "Говори, отче. Приму всё, что ты скажешь!"

Старец слегка улыбнулся, достал квадратик пожелтевшей от времени холстины и, глядя прямо между глаз Игната, стал писать обожжённой берёзовой палочкой. Потом, даже не взглянув на написанное, он скатал холстину трубочкой и, продолжая смотреть на Игнатов лоб, мягко произнёс: "Возьми это. Сейчас не читай. Не спеши любопытствовать. Поезжай с Богом - всё будет хорошо".

"Отец лет пять или даже семь не разворачивал этого письма, - продолжала рассказывать Лиза, - а потом признался, что прочитал написанное и ничего не понял. Я просила, чтобы он мне показал, может быть, я догадаюсь, а он - ни в какую! Не нужны тебе, говорит, мои заботы - у тебя своих достаточно. А я уверена, что в этой холстинке старец предсказал отцову судьбу".

Вот какую необычную историю услышали дочери Игната от своей матери.

С отменой крепостного права экономический уклад больших поместий сильно изменился. Пользоваться дармовой рабочей силой хозяева имений уже не могли, а свободных денег на оплату сельхозработ у них не было. Вот почему барские земли стали сдавать в аренду. Граф Терлецкий сам предложил Игнату новые условия работы в лесу. Официально это не было арендой, но бывший графский лесник фактически становился сам себе хозяином. За ежегодную поставку определённого количества строевой древесины Игнат освобождался от надзора и отчётности, мог распоряжаться лесными угодьями по своему усмотрению. И надо сказать, что граф не прогадал от нововведения. Он прекрасно знал своего лесника, его честную натуру, его любовь к природе. Вплоть до 1905 года Терлецкие получали от Игнатова леса весьма ощутимый прибыток...

Дети Игната и Лизы жили дружной семьёй. Лес, окружавший их, подсказывал необычные игры и увлечения. Павел, например, пристрастился изучать птичьи повадки, знал каждое гнездо, мог сказать, когда вылупились у совы птенцы или где сейчас искать глухариный выводок. Андрей любил вырезать из кривых сучков зайцев, белок и даже весьма удачно делал портреты отца и матери. Дочери стали умелыми заготовительницами ягод, орехов и грибов, ну и конечно, целыми вечерами занимались вышивками и вязанием.

Старый лесник ни в чём не отказывал любимым свои чадам, но была у него в доме одна тайна, до которой он никому не разрешал дотрагиваться. Тайна эта представляла из себя небольшой сундучок из чёрного морёного дуба с латунной оковкой. Чего только не было изображено на латунных пластинах! На одной - солдат на плацу с ружьём и палашом, на другой - кивера драгунские, уланские и гусарские; здесь - мундиры разные, сабли и штыки, а там - фантастические звери и птицы. Можно было часами рассматривать эти картинки. Но, конечно же, любопытнее всего было - что же хранится внутри сундучка? На вопросы детей Игнат или отмалчивался или загадочно отвечал: "Там у меня Рассея-матушка лежит!"

Однажды застал он своего любимого сына Павла за попыткой взломать замок в сундучке и прямо-таки осатанел от ярости. Всегда спокойный и добрый отец схватил Павла за шиворот, выволок на двор и жестоко высек хворостиной. Напоследок влепил сыну затрещину и сказал: "Свои тайны храни, а чужих касаться не смей!" С тех пор уже никто не пытался узнать, что же находится в загадочном сундучке.

Шли годы, взрослели дети. Женились сыновья, выходили замуж дочери. Разъезжались молодые по сёлам и деревням, а некоторые осели в городе Карачеве. И вот уже умерла, состарившись, бабка Лиза - Игнат схоронил жену недалеко от ограды, на лесной полянке. Остались в просторном доме только двое: сам Игнат и его младшая дочь Анастасия. Как всегда, допоздна занимался лесник делами, но уже не для надобности, а чтобы отвлечься от своих мыслей. Понимал он, что пережил не только всех своих сверстников, не только любимую жену, но пережил своё время. Посмотрел он однажды, как Настенька вышивает крестиком рушники да девичьи сорочки, послушал, как тихонько напевает она заунывные песни, подошёл, положил на голову дочери большую, старчески мягкую ладонь и сказал спокойно:

- Не грусти, дочка. Иди замуж. А я завтра помру.

- Что вы, тятенька, - всплеснула руками дочка. - Бога побойтесь! Как это "помру". Да и не собираюсь я замуж. Упустила времечко.

- Всё равно, - сказал старик. - Пожил. Хватит!

На следующее утро встал Игнат раньше обычного, оделся, взял свою палку и, подойдя к дочери, сказал: "Пойду с лесом попрощаюсь. А ты запряги коня, поезжай в город и привези фотографа. Хочу карточку свою внукам оставить - вот, возьми деньги".

После полудня привезла Анастасия фотографа. С нафабренными усиками, в котелке и визитке, фотограф деловито повесил на забор рисованный фон (лес он, по-видимому, считал менее живописным) и набросил на голову чёрную бархатную завесу.

- Станьте левее, приподнимите голову, не двигайтесь.

Игнат стоял, опершись на свою суковатую палку, прямой, гордый, а глаза его чуточку усмехались. "Ты уж, мил человек, не подкачай. Двадцать штук сделай этих самых карточек, чтоб на всех хватило", - говорил лесник, угощая фотографа. Он кивнул на сидящую у окна дочку: "Вот ей отдашь... Ну а теперь поезжайте с Богом!" Игнат вышел во двор, осмотрел и подправил конную упряжку, сам открыл ворота и помахал Настеньке рукой.

"Здоров ещё батя, а помирать задумал. Блажит, видно, старый", - подумала дочь и стеганула мерина хворостиной.

Домой Настенька вернулась уже затемно. Распрягла коня, поставила его в денник и вошла в избу. Первое, что бросилось в глаза, был отцовский сундучок. Он стоял не на своём месте - в красном углу - а на лавке. Крышка сундучка была открыта... Это выглядело настолько необычно, что дочь лесника поняла: случилось непоправимое. Она вошла в горницу - и обомлела… Ярко горела лампада. А под ней, на лавке, вытянувшись, лежал человек в невиданной ею никогда одежде.

На нём был зеленоватый мундир русского гренадера, через плечо - широкая белая лента, белые штаны заправлены в высокие блестящие сапоги, на голове - кивер, на груди поблёскивала какая-то маленькая медаль. Руки человека были вытянуты по швам, седая борода аккуратно причёсана. Только по этой бороде последняя дочка Игната узнала своего отца. Пламя лампады бросало слабые отблески на позолоту образов...

Человек, появившийся на свет в 1794 году, т.е. за пять лет до рождения Пушкина, ушёл из жизни в 1905 году, когда ему было почти 112 лет.

Бабка Матрёна, рассказавшая эту историю моему отцу Григорию Власенко, на недоумённые вопросы своего сына о причине смерти Игната обычно отвечала: "Дед твой, царство ему небесное, знал много чудодейственных трав. Знал он и такие, которые делают старость безболезненной, а смерть лёгкой!"

И ещё об одном поведала Матрёна своему подрастающему сыну - о поразительной находке, которую случайно обнаружили дочери Игната в день его похорон. В том самом потайном сундучке, который долго приковывал их детское внимание, под изгибом крышки была пришпилена маленькая трубочка из старой холстины. Когда её развернули - то увидели четыре большие цифры, начертанные древесным углём: "1905". И все вспомнили давний рассказ матери и тот далёкий зимний вечер, когда Игнат, глядя на пылающие в печи поленья, произнёс:

Грядущие годы таятся во мгле,
Но вижу твой жребий на светлом челе...

© ГРИГОРИЙ ВЛАСЕНКО октябрь 1974 г.

©ВАЛЕРИЙ ВЛАСЕНКО декабрь 2012 г.
        Предоставленно автором специально для сайта "Курск дореволюционный"