автор: В.СТЕПАНОВ.

ВЫПУСКНОЙ ШКОЛЬНЫЙ БАЛ

ул.Ленина

Долгие годы я прожил на улице Ленина в доме № 19, построенном в 1953 году на месте черных каменных руин, оставшихся от трехэтажного дома, в котором до Октябрьской революции помещалось губернское акцизное управление, а на первом этаже работала любимая курянами кондитерская. Новый четырехэтажный дом, возведенный по проекту архитектора А. Иванова, первоначально был спроектирован тоже трехэтажным, что видно по его крылу на улице Уфимцева, но по просьбе руководства аккумуляторного завода было разрешено надстроить четвертым этажом.

Здание сразу привлекло к себе горожан своим необычным ярким видом, красиво-затейливой буро-белой росписью на фасадах в манере сграффито по терракотовой штукатурке. Красочное строение куряне немедленно окрестили: «Дом с петухами», «Тульский пряник», «Терем-теремок», но, пожалуй, на долгие годы за ним закрепилось первое название.

Жилой дом с двумя карнизами стал элитным в пору, когда очень мало строилось в городе домов для горожан, и ввод каждого из них становился громким событием, особенно для его новых квартирантов. Тогда в нем поселились писатель М.М . Обухов, начальник горвоенкомата Я.А. Немков, генерал-майор Караманов, профессор медицинского института М.И . Равич-Щербо, руководящий состав аккумуляторного завода, служащие советских органов, партийные работники, учителя, инженеры, рабочие, врачи.

Моя семья стала жить в нем несколько позже, в 1956 году, когда для работников аккумуляторного завода был построен более комфортабельный дом на улице Ленина, 108, и некоторые высокопоставленные жильцы из «Дома с петухами» переехали туда.

Мы радостно въехали в двухкомнатную просторную квартиру, которую до нас занимал директор аккумуляторного завода Макаров. После маленькой квартирки на улице Добролюбова, находившейся в жилом двухэтажном доме, переделанном в тридцатых годах из купеческого соляного склада, нас поразили габариты жилых комнат. Их высота, и особенно большая кухня, где каждый из нас мечтал ночевать (до проведения газа в дом), благодаря своей обособленности, хотя «проклятый» мощный карниз, на который выходили наши окна, летом очень накалялся, создавая невыносимую духоту. Зато из окон квартиры открывался великолепный вид на центральную улицу, особенно если смотреть из углового окна четвертого этажа, и многочисленные мои приятели частенько простаивали у него, чтобы полюбоваться густыми толпами гуляющей публики. Отсюда мы наблюдали многочасовые шествия красочных праздничных демонстрационных колонн, печально смотрели на траурные процессии, двигавшиеся медленным шагом за грузовой автомашиной с открытыми бортами, обитыми красным ситцем где одиноко стоял в окружении цветов гроб. Процессия двигалась на Московское кладбище под раздирающий душу похоронный марш духового оркестра.

Как-то летом , привлеченные странным людским гулом, доносившимся в раскрытое окно, мы выглянули в него и обомлели:, по проезжей части улицы в сторону Красной площади быстро шел абсолютно голый мужчина. За ним, вытянувшись широким, но коротким кометным хвостом, шла шумная возбужденная толпа людей, смеясь и жестикулируя. Только у здания областного управления внутренних дел «проказника» отловили милиционеры и отвели в кутузку.

Но ежегодно была одна особая ночь, которую я ждал с опаской и даже с содроганием. В такую традиционную июньскую ночь, как бы я крепко ни спал, все равно много раз пробуждался, как и мои соседи, от голосистых песнопений доморощенных школьных хоров, самодеятельных певцов или игры наспех сколоченных небольших духовых оркестров, где главную «скрипку» играл громыхающий большой барабан. Как правило, к моей беде по неписанному закону вблизи Красной площади, буквально под окнами нашего дома, очередной школьный оркестрик неожиданно надрывно рявкал, оглушив ночную тишину своим нескладным медным ревом. Жители ближайших домов, простонав спросонья и чертыхнувшись, злые переворачивались на другой бок, а очередной нахальный оркестр, залившись кларнетной трелью и гремя всей своей немногочисленной медью, торжественно шествовал по улице вниз на площадь.

Тем временем через небольшие паузы по улице Ленина двигались к Красной площади веселые компании вчерашних десятиклассников из разных школ города на выпускной бал.

Еще накануне вечером они стали отмечать окончание обучения в средней школе на торжественном вечере. Потом праздновали свою зрелость за столами школьного буфета или, чаще всего, в своем родном классе. Где предварительно установили рядами учительские столы, застелили их белыми простынями, в изобилии установив глубокие тарелки с пахучим бордовым винегретом, жирной краковской колбасой, дырчатыми сырами, черешней и клубникой, жирной тихоокеанской селедкой с большими кольцами репчатого лука, пышными бисквитными пирожными, разнообразной карамелью. В женских школах на столах выстраивались темные бутылки с ситро «Крем-сода», «Лимонад» и винами «Кагор», «Портвейн 777», сухими напитками румынского и болгарского производства, а в мужских - на столах стояло пиво, шампанское и даже водочка.

В организации щедрого застолья обычно, кроме учителей, участвовали родители-активисты. Выпускники гуляли всю ночь и танцевали на школьном балу до упаду, и на рассвете стайками слетались на главную площадь, на всегородской выпускной бал.

Казалось, вот-вот уже наступит относительное успокоение, и только недалекий музыкальный фон мелодий доносился до наших ушей, как очередной оглушительный рев оркестра поднимал нас с кроватей или слышалось громкое певучее исполнение известной песни:

   Школьные годы чудесные,
   С дружбою, с книгою, с песнею,
   Как они быстро летят!
   Их не воротишь назад.
   Разве они пролетят без следа?
   Нет, не забудет никто никогда
   Школьные годы...

Но это музыкальное действо происходило в шестидесятых годах. А когда я в 1953 году окончил среднюю школу, у нас выпускной бал ограничился только танцами до утра в актовом зале да периодическими визитами в школьный буфет. Где пока зазевавшийся кавалер, предварительно закупив для девочек пирожные, неосторожно оставил их на столе, в давке у стойки решая вопрос покупки ситро, мы могли нагло съесть чужие пирожные и, вернувшись в зал без всякого чувства стыда, вновь отдаться вихрю танцев.

Когда над городом распластался рассвет, я с Володей Кудиновым и Леонидом Кононовым пошел провожать девушку на Цыганский бугор. Мы опасливо шли посередине улицы Раздельной, боясь встретиться с преступным субъектом, выпущенным Лаврентием Берией из Гулага после смерти И.В. Сталина (таких было в городе очень много). Солнце уже поднялось над горизонтом, и его лучи обдавали нас теплом, обещая полуденную жару. Школьники тогда еще не собирались на выпускной бал на Красную площадь, и, проводив нашу спутницу до дома, мы покинули еще сонный окраинный район Курска и пошли в центр города по своим домам, чтобы наконец-то добраться до своих постелей.