автор: М. ЛАГУТИЧ.

ГУБЕРНАТОР МУРАВЬЁВ

Новый Курский губернатор в России был известен. Имел хорошее образование, ведь в своё время учился на физико - математическом факультете Московского университета. Был тяжело ранен в Бородинском сражении и сильно прихрамывал. Привлекался к следствию по делу декабристов, ведь со многими дружил и хранил в своей библиотеке "предосудительные книги", в том числе двухтомник польского поэта Адама Мицкевича, но осуждён не был. Дружил с поэтами П.Вяземским, Ф.Тютчевым, Н.Некрасовым, интересовался не только искусствами, но и научными открытиями.

Одно время был чиновником министерства финансов, где его так и продолжали считать "своим". Будучи губернатором Могилевской и Гродненской губерний показал себя требовательным, даже жёстким руководителем.

В Курске Михаила Николаевича приняли настороженно и не зря. На своём представлении в Дворянском собрании сразу заявил, что город ему не понравился своей грязью и неприглядным видом, а с губернией ещё ознакомится. Кроме того, возмутился запущенностью дел в своей канцелярии.

С неё и начал чистку, заменив многих чиновников своими, вызванными с его прежних мест службы. Всем объявил, что для находящихся на государственной службе выходные и праздничные дни отменяются, а рабочий день длится до тех пор, пока свой кабинет не покинет губернатор.

Чиновнику кабинета Левашову поручил подготовить записку обо всех курских достопримечательностях и заслуживающих внимания людях. Одним из первых, с кем познакомился, был местный астроном Фёдор Семёнов.

Фёдор Алексеевич Семёнов человек, о которых говорят - "самородок". Из таких вышли Ломоносов и Кулибин. Родился в семье небогатого купца торговавшего продовольствием и должен был продолжать семейное дело. О своём детстве позже писал:

"В малолетстве моём, как я только могу припомнить, в детских играх почти не занимался, ибо они мне не нравились, но настоящее занятие моё было в художествах, делал маленькие водяные и ветряные мельницы, и другие машинки, первые ставил на ручьях, а последние на ветре. Имел также удовольствие находить в разведении плодовитых и цветочных растений, у меня был собственный садик и цветник, которым обоим сделаны самим мною по глазомеру планы, с означением мест растений, где посажено и роспись когда что посажено приносило плод или цвет…

…Моя родительница Екатерина Семёновна была умная справедливая и престрогая, она непременно желала, чтоб из меня вышел коммерческий человек, и этим хотела сделать всё мое счастье и благополучие, окружающие её родственники беспрестанно говорили чтобы она непременно запретила читать мне книги, потому что я зачитаюсь и сделаюсь ещё глупей. Она, повинуясь их советам, часто отбирала от меня их под замок…

… Приказчики и работники, видя мою невнимательность к торговле, моё равнодушие и отвращение к торговым делам, смеялись надо мною до упаду, бранили меня в глаза и везде разглашали, что я совершенный дурак".

Так он и рос изгоем, с прилипшими к нему обидными кличками и махнувшей на него рукой матерью - ну родился ненормальным, что тут поделаешь. Лучшими друзьями стали книги, но только те, что приносили знания. Прежде всего, увлекла математика, потом химия. Сам делал приборы для опытов.

Однажды прочитал предсказание о солнечном затмении 1813 года и,воём стве он сбывшееся событие настолько потрясло его, что основным увлечением на всю жизнь стала астрономия.

Научные публикации Семёнова, оспаривавшие даже учёных с мировым именем, таблицы с расчётами солнечных и лунных затмений на многие годы вперед, сделали его известным не только в научных кругах. Он подружился с известным историком Михаилом Погодиным, писателем Сергеем Аксаковым, актёром Михаилом Щепкиным.

Михаил Николаевич Муравьёв, сам человек широчайшего кругозора, выступил инициатором знакомства. Они подолгу общались и рады были, что нашли друг в друге интересных собеседников, ведь оба были математиками и любителями шахматной игры. А после того, как его одноэтажный, деревянный, неоштукатуренный дом с мезонином на Нижнее Лазаретной посетил сам(!!!) губернатор, и по рассказам пробыл там до утра рассматривая в «зрительную трубу» небо, мещанская среда Курска стала относиться к Федору Семёнову настороженно уважительно.

Муравьёв активно вникал во все дела губернии. Дошла очередь и до папок по Александринскому водному пути. Перелистав их, Муравьёв мало что понял. Какие - то проекты, порой противоречивые. Неоднократные прошения Паскевича об отстранении от руководства. Переписка то с Министерством путей сообщения, то с Министерством финансов. Из непосредственно занимавшихся этим делом, в губернии находился только чиновник Пузанов. Его и приказал вызвать.

Через несколько дней Муравьёву доложили, что это не представляется возможным.

- Как так, - удивлённо приподнял брови Муравьёв, - болен, что ли?

- Так точно, болен, - ухмыльнулся в усы канцелярист.

- И чем же он соизволит хворать? - почувствовал недоговорённость губернатор.

- Пьёт - с, говорит, что предстать перед вашими очами не может.

Муравьёв даже покраснел от такой наглости, но и наказать затворившегося в своём имении помещика не мог, ведь тот не на службе.

- Передать наглецу, что я знаю способы лечения этой болезни, а по завершению расследования пойдет по этапу в Сибирь!

Так состоялось пока ещё заочное знакомство Пузанова с новым губернатором, которое не предвещало ничего хорошего.

Во время одной из встреч с Семёновым, расставляя шахматные фигуры, Муравьёв спросил:

- Вам знаком проект приведения реки Сейм в судоходное состояние?

- Не только знаком, даже являюсь членом комитета по осуществлению этого предприятия. Но признаюсь, меня всегда тяготили обязанности, не относящиеся к науке, поэтому особой роли там не играю, на мой взгляд, и комитет бумажный.

- Хочу привлечь к суду чиновника Пузанова. Пьянствует, деньги растрачены, дела нет, - произнес Муравьёв, зажимая в кулаках фигуры, - угадывайте, Фёдор Алексеевич, какими будете ходить.

- Михаил Николаевич, вы неправы, - остановил его Семёнов. - Удивлён такой характеристикой. Насколько мне известен Пузанов, это очень деятельный, решительный и порядочный человек. Мы даже в какой то мере родственники.

- Вот почему вы его защищаете, - засмеялся Муравьёв.

- Моя сестра Евдокия замужем за двоюродным братом Михаила Александровича.

- Ну, это такие же родственники, как орёл и курица. Ваш первый ход, Фёдор Алексеевич… Вы сказали, что Пузанов решительный человек… На мой взгляд, не справиться с делом полбеды, вот нерешительность в делах гораздо хуже. Поручишь такому дело, а потом выясняется, что с места даже не сдвинулось, известно ведь, что портится вода стоячая, а не текущая. Вроде и человек умный, а по вялости своей всё провалит, трудности просчитывает вместо поисков выхода из них. Не так важно, чтобы дельный был, да ещё и в речах сладкоголос, гораздо хуже, если неплох в речах, да в делах нехорош.

- Немало зависит и от обстоятельств, окружающей людской среды, - возразил Семёнов. - Даже знания хороши, когда они находят понимание, иначе лучше притвориться глупцом. Галилей спас себе жизнь, согласившись, что Вселенная вокруг Земли вращается, и много ещё пользы науке принес, а Джордано Бруно заупрямился, сгорел на костре. Надо ли спорить с веком?

- Конечно надо. Не все рождаются в то время, которого достойны, обидно, что им суждено было исчезнуть, так и не заявив о себе. К сожалению доброе и прогрессивное, как правило, опережает ход истории и не приносит своим пророкам счастья. Но у мудрости то преимущество, что она вечна, и если этот век - не её век, ей принадлежат века грядущие…

Муравьёв имел дар администратора, был неплохим психологом, никогда не доверялся чужому мнению. Ему сразу не понравилось противостояние двух министров. Сама идея судоходства очень полезна для развития этого богатого сельскохозяйственного края, но почему - то она вязла в бумагах, комиссиях, разногласиях.

Чтобы разобраться в ситуации вызвал на помощь для ревизования сеймских работ хорошо ему знакомого, которому доверял, опытного инженера генерал - майора Александра Александровича Саблукова. Тот немало построил гидравлических сооружений на различных речных судоходных системах и принял приглашение с удовольствием.

В начале мая 1835 года он прибыл в Курск, в канцелярии губернатора ознакомился с документацией и высказал пожелание лично проинспектировать весь предназначенный для судоходства участок реки. По указанию губернатора сопровождать его и давать разъяснения должен Пузанов. Наступила весна, полевые работы закончились и, Михаил Александрович обрадовался, что о нём вспомнили, а там будь что будет - хоть по этапу.

Общение во время путешествия их сблизило и на доклад к Муравьёву явились вместе. Губернатор тепло поздоровался с Саблуковым, равнодушно взглянул на сопровождавшего.

- Это кто с вами, Пузанов?

Получив подтверждение, предложил Саблукову присесть за стол, а Пузанову небрежно махнул на стулья стоявшие вдоль стены.

- Ну - с, каковы впечатления, много ли натворили наши чиновнички? - повел глазами в сторону Пузанова.

- Моё впечатление весьма благоприятное. Сейм, река превосходнейшая и удобнейшая для приведения её в отличное судоходное состояние. Правда довольно извилиста, но зато течение тихое и спокойное. Суда могут легко плавать вверх и вниз, что удобно, могут употреблять паруса.

- Это я знаю, что река хороша, что со строительством?

- Шлюзы, выстроенные господином Пузановым, соответствуют своему назначению, места для них выбраны удачные, все они построены правильно. В исполнении работ заметна бережливость и аккуратность. К пятнадцати шлюзам рекомендую добавить ещё два.

- Муравьёв впервые заинтересованно посмотрел на Пузанова:

- Из спиртных напитков что предпочитаете?

С удивлением на густо покрасневшего Пузанова взглянул и Саблуков.

- Это я так, к слову, вдруг господин выпить пожелает, а у губернатора на его вкус ничего не окажется. Так что вы сказали, ещё два шлюза?

- Да, по этому проекту суда останавливаются в пяти верстах от Курска. Если добавить ещё два, то русло реки изменится и войдет в городскую черту, где удобно устроить порт. Кроме того, водой можно будет пользоваться для нужд населения.

- Что этому препятствует?

- Как всегда, финансирование. Я рекомендую выйти на министра финансов и просить разрешения заимствовать из собранных государственных налогов сто тысяч рублей. Если этого не хватит сделать заём в Государственном банке. По открытию судоходства всё быстро окупится.

- Думаю, это возможно. Как считаете, дорогой Александр Александрович, перспективы у этого плана благоприятные?

- За судоходством по Сейму большое будущее. Сожалею, что с самого начала не был привлечен, но господин Пузанов не хуже моего справился, хочу ходатайствовать о его награждении.

- Даже так, - удивился Муравьев и, обращаясь к Пузанову, - что же вы, господин хороший, в таком случае столько денег потратили, со всеми перессорились, Паскевич от вас даже сбежал, а судов в Курске как не было, так и нет?

Пузанов смотрел в пол, теребил шляпу и не знал как себя вести, где Муравьёв шутит, где нет. Губернатор встал с кресла, прошёлся по кабинету, хрустнул пальцами, остановился у портрета Николая Первого.

- А потому, Государь Император, что нет хода светлым головам, одиноки они в своём отечестве, где много деятелей, да делателей мало. Безграмотные карьеристы да казнокрады сбиваются в стаи, так им легче творить свои грязные делишки, покрывают друг - друга, тянут своих наверх, поближе к трону. Многих я знаю подлецов, у которых власти поболе, чем у меня… Горько становится оттого, что так было, так и будет. Как не секи им головы, а с этими трехглавыми змеями - горынычами, терзающими великую Россию не справится никто…

- Скажите, - неожиданно губернатор обратился к Пузанову, - какой собаке лучше живётся, которая на цепи или свободной?

- Думаю, свободной, - неуверенно ответил Пузанов, - кому же на цепи понравится.

- Был у меня замечательный пес, сидел на цепи, сторожил, вечером его выпускали, двор то хорошо огорожен. Выйду я, палку бросаю, он мне приносит, я ему косточку, играли так. Однажды дурень подкопал и удрал на свободу. Забежал в чужой двор, с голоду украл что - то, там ему глаз вышибли, лапу сломали и в овраг выкинули. Приполз всё же домой, да пришлось пристрелить. На свободе четыре дня пробыл… Обстоятельства на свете делают, что цепь и ошейник становятся спасением и благом не только для собаки. Даже острог спасение для бесприютного нищего от голодной смерти, а бродяги от будущих преступлений.

В кабинете наступила тишина. Муравьёв задумался о своём. Затем тихо обратился к Саблукову:

- Александр Александрович, вы не могли бы задержаться, помочь господину Пузанову завершить это дело. Нельзя допустить, что бы всё прахом пошло.

- Сам хотел об этом к вам с просьбой обратиться, я ведь сейчас не у дел.

- Вот и отрадно. Занимайтесь строительством, я буду содействовать.

- Господин губернатор! - неожиданно выпалил Пузанов. - Неужели мы когда - нибудь станем цивилизованной Европейской страной?

- Что вы сказали? - удивился Муравьев, - мы станем Европой? Да кто она такая? У нашего самого захудалого помещика в гувернёрах если не француз, то англичанка. Да они подохнут с голоду без России. Вспомните, как мы вошли в Париж, они задрожали, испугались, что останемся там, потому не чают как нас расчленить, уничтожить. А наши продажные дураки расшаркиваются, французские моды перенимают. Европа - это дряхлая вонючая баба, ей новая кровь нужна и вольет её Россия, главное - была бы политическая воля и ум будущих Государей. Надеюсь на это, иначе незачем жить…

Выйдя от губернатора Пузанов не мог поверить в достоверность происходящего, уж не сон ли это. Он уже отчаялся, не надеялся на благоприятный исход, столько раз над ним посмеивалась судьба. К тому же о Муравьёве поговаривали, что это человек беспощадный, ему ничего не стоит не то что на каторгу, но и на виселицу отправить. Однако он ревностно служил на пользу России, что отметил и Государь Николай Павлович, посетивший Курск в том же году, а сопровождавший его Бенкендорф оставил такую запись: "Муравьёв, человек очень деятельный, очень строгий и ненавидимый всеми за жестокость его обхождения и крутой нрав".

Строительство шлюзов и обводных каналов возобновилось и уже продолжалось без всяких препятствий. Первыми своими распоряжениями Муравьёв приказал отобрать от владельцев подписку о согласии на уступку земли, у не согласившихся он лично проведёт оценку и выкупит по им же назначенной цене. Кроме того, обязать владельцев мельниц содержать плотины в исправности. А также выдать Пузанову за два с половиной года недополученное им жалованье и командировочные расходы.

Саблуков и Пузанов, как два единомышленника все силы отдавали одному делу. В том же 1835 году указом императора Пузанов был возведен в звание камергера двора Его Величества. Узнав об этом, инженер Тимофеев подал в отставку и больше о нём сведений не встречается.

Сейм продолжал свой путь среди полей и лугов, временами упирался в леса, благодаря которым на дне реки во множестве попадались упавшие в воду деревья, образующие так называемые "карчи". Всё лето проводились работы по расчистке русла и продвигались они, судя по отчётам медленно.

Весь 1836 год ушёл на строительство ещё шести шлюзов и обводных каналов, домов для людей обученных шлюзовой службе. Пузанов стремился сам контролировать работы, удивляя прорабов, своим неожиданным появлением казалось одновременно в самых разных местах. Уже не первый год проводил он в прибрежной сырости, часто промокший обсыхал у костров и питался из одного котла с рабочими. Это уже начинало сказываться на здоровье. Однако силы удесятерялись тем, что его планы осуществлялись без задержки.

Саблуков выписал из Белоруссии опытных землекопов, уже работавших под его руководством, но они не оправдали надежд и вскоре были уволены. Курские крестьяне оказались выносливее.

23 мая 1837 года Дворянское собрание заслушало отчёт Пузанова и признало "за отличные действия принести ему благодарность от лица всего дворянства и просить продолжить работу". Весь год был посвящен окончательной доработке. В местах удобных для местных жителей строились мосты, берега шлюзов и каналов обсевались семенами трав и саженцами деревьев. Вдоль берега устраивалась дорога, по которой должна была совершаться конная тяга судов против течения.

Полностью было закончено строительство шестнадцати шлюзов: Лазовского, Льговского, Успенского, Стародубского, Угонского, Банищанского, Рыльского, Кальтечеевского, Гапоновского, Марковского, Тёткинского, Путивльского, Клепальского, Каменьского, Батуринского и Новомлинского. Были устроены пристани в Курске, Льгове, Рыльске и Путивле.

Для улучшения управления путь был разделен на два отделения - курское и рыльское, каждое из которых делилось ещё на две дистанции - путивльскую, рыльскую, льговскую и курскую. Ими заведовали смотрители, в подчинении у которых были инженер, плотники, кузнецы, сторожа. За эти годы всего было затрачено четыреста сорок семь тысяч триста тридцать семь рублей.

Весной суда грузоподъемностью в 5 - 10 тысяч пудов уже доходили до Курска. Вниз они везли губернские излишки в миллионы пудов зерна, пеньку в миллион пудов, сало - семьсот пятьдесят тысяч пудов. Наверх лес, соль ставшие значительно дешевле. Через Курск пошли транзитные грузы с Нижегородской ярмарки. Устранялись трудности со снабжением Южной армии, при необходимости стала возможной и быстрая переброска войск.

Но в столицу продолжался поток жалоб, которые были направлены против жёсткого правления Муравьёва. Граф Канкрин вызвал в Петербург Пузанова, где тот лично объяснялся с министром, представил отчёт расходов, платёжные ведомости. Приняли его тепло, выдали премию в триста золотых, разрешили по окончании строительства выехать в Европу для поправки здоровья.

Весной 1839 года Муравьёву сообщили, что подготовлен указ о его переводе в Петербург с повышением. Тогда он подумал: "Как же так, суда плавают, а официально это никак не отмечено". И отдал распоряжение о подготовке торжеств. Указ пришел в Курск 12 мая. На официальной церемонии прощания предводитель дворянства в своей речи говорил:

- Мы знаем, что этот перевод ставит Михаила Николаевича ещё на одну ступень выше по службе. Поэтому мы довольны его переводом и радуемся, так как он оставляет после себя такое приятное воспоминание, что нам остается только пожелать, чтобы и мы в его памяти сохранились…

На этих словах Муравьёв рассмеялся и согласно закивал головой.

Во время неофициальной части Муравьёв подошел к Пузанову, рядом с которым стоял и Семёнов.

- Как настроение, Михаил Александрович, как идёт подготовка к официальному открытию водного пути?

- Не могу поверить, это какой - то сон, - растеряно развёл тот руками, - без вашей помощи…

- Будет вам подхалимничать, - оборвал недовольно губернатор, - надоели мне льстецы. Но не скрою, очень доволен, что сумел посодействовать такому полезному для родины делу, жаль открытие пройдёт без меня, - и вдруг рассмеялся, - а ведь хотел на каторгу упечь, да ваш родственник заступился, - кивнул он доброжелательно в сторону Семёнова.

- Виноват, вы уж простите, Михаил Николаевич, я ведь тогда в отчаянии был.

- А вот этого допускать никогда нельзя. Помните у Баратынского:

- Судоходство открыли, но за этим делом нужен будет постоянный надзор, иначе заглохнет всё, уж приглядывайте.

- Плохо мне без вас, Михаил Николаевич придётся, - огорчился Пузанов.

- Почему? Главное сделано, а вы человек деятельный. Где бы ни был, обращайтесь, постараюсь помочь. В историю Курска этого времени войдете только вы, да Фёдор Алексеевич Семёнов, - взял того под руку Муравьёв.

- Что вы, Михаил Николаевич, это вы в первую очередь запомнитесь потомкам своими делами…

- Нет, чиновника запоминать незачем, это его работа и чем он полезнее для дела, тем больше его не любят, меня вспомнят, что был такой губернатор при астрономе Семёнове, - засмеялся Муравьёв, - прощайте курские знаменитости…

Через несколько дней Муравьёв передал управление Курской губернией генерал - майору Корпуса жандармов Карлу Яковлевичу Флиге.

Муравьёву доверили возглавить Департамент податей и сборов Министерства финансов. Затем он станет сенатором, членом Государственного Совета, вице - председателем Императорского Русского Географического общества, Министром государственного имущества. Когда в Польше в 1863 году началось восстание, именно его император назначил губернатором всего Северо - Западного края в составе шести губерний. Решительными мерами в течение нескольких месяцев он подавил мятеж, на многие годы, успокоив край.

Узнав о смерти М.Н.Муравьёва, поэт Фёдор Тютчев написал:

20 июля 1839 года, наконец - то состоялось торжественное открытие судоходства по Александринскому водному сообщению на всем протяжении, о чем было доложено Императору.

В том же году последовал Высочайший указ об отпуске из Государственной казны двадцати трёх тысяч рублей как благодарность за открытие Александринской системы, а также награждении орденами М.А.Пузанова и нескольких его помощников, других деньгами и ценными подарками. Это был триумф Пузанова.

В 1840 году по Высочайшему повелению Курскую губернию ревизовал сенатор Дурасов. Он высказал мнение, что Коренная ярмарка, проходившая в двадцати верстах от Курска, очень неудобно расположена. Её необходимо перенести на место впадения Тускари в Сейм, что у самого города. Устроить здесь пристани, склады, торговые помещения. Вот тогда она станет по значению не хуже нижегородской. Его горячо поддержал губернатор Флиге. В пользу этого высказался и Император Николай Павлович. Через несколько месяцев жандармского офицера на посту губернатора сменил Адриан Прокопьевич Устимович и это предложение подзабылось, конечно не без влияния Курской епархии.

В эти годы по Сейму проходило в сезон уже более девяноста судов. 8 мая 1846 года по сообщению губернской газеты, в двенадцать часов дня к Курской пристани должен подойти пароход "Людиново". Эта новость облетела город и, с раннего утра, к реке потянулся народ. Погода стояла совсем не майская. По небу неслись тяжёлые, прямо осенние тучи, временами сыпал дождь. Прибытие парохода задерживалось, что предвещало неприятности. Устимович, отложивший в этот день все дела, подготовивший речь, нервничал. Он то подходил к окну, то вызывал секретаря, требуя доклада о продвижении судна.

Разные слухи, один страшнее и нелепее другого будоражили людей на пристани. Уже вечером губернатору доложили, что пароход прибудет через час. Тот облегчённо вздохнул и отправился на встречу.

К пристани пароход причалил в девять вечера. Ликованию не было предела. Гремел духовой оркестр пожарной команды, Устимович целовался с капитаном, священник взмахивал кадилом. Только Пузанова, уединившегося в своем имении, пригласить забыли. Выяснилась и причина задержки.

Вот как описывалось его продвижение по Сейму:

"В попутных городах и сёлах везде с удивлением, с радостью встречали паровое судно. Плавание парохода "Людиново" сопровождалось повсеместно восторгом и изумлением зрителей. Крестьяне покидали свои работы и толпами бежали за пароходом, переплывая попадающиеся на пути заливы и речки. В городах купцы и фабриканты запирали свои лавки, чиновники оставляли свои дома и спешили на берега реки приветствовать предвестника счастливого будущего. Из Молчанского монастыря вышел архимандрит со всем сонмом монахов, которые пели божественные молитвы, благословляя новое предприятие".

В Курске, капитан заявил, что движение пароходов по Сейму возможно и безопасно. Они нигде не сели на мель и благополучно проследовали все шлюзы и каналы. Двое суток жители города и окрестностей посещали пароход, а почётных гостей даже катали по сеймским водам.

Вверх по течению весь путь занял семь дней, вниз пять. Это со всеми остановками, с погрузкой и разгрузкой товара, причём движение осуществлялось только в светлое время, так как сигнальные огни ещё не установили.

Было признано, что "… ни в России, ни в Западной Европе в сороковых годах вовсе ещё не ходили по шлюзованным водным путям пароходы. Таким образом "Людиново" был пионером парового судоплавания, и его первое движение по Сейму крупными буквами должно быть записано на страницы истории гидротехники".

Продолжение...