авторы: А.В. Зорин, А.И. Раздорский

Приложения

Приложение 1

Между Ордой и Литвой (XIII—XVI вв.)

Для того, чтобы события XVI — XVII вв. были более понятны, необходимо хотя бы в общих чертах рассмотреть предшествующий им период — эпоху, последовавшую за монгольским нашествием.

Подробности нашествия татар для Курской земли неизвестны. Летописи об этом умалчивают. Некоторые сведения могут дать лишь археологические раскопки. Яркую картину гибели города выявили находки на территории Путивля. В ходе исследований О. В. Сухобокова было обнаружено захоронение останков 23 людей в неглубокой яме кое-как присыпанной землей. Костяки лежали беспорядочной грудой, на одном из них сохранился каменный нательный крестик, согласно датировке которого погребение и было отнесено археологами к 1239-1240 гг. Ещё несколько скелетов в сопровождении вещей и керамики древнерусского времени было обнаружено в Путивле при прокладке водопровода в районе засыпанного крепостного рва. В погребе расчищенного в ходе исследований одного из жилищ был обнаружен сильно обожженный скорченный скелет девочки 9-12 лет, а в другой постройке лежал костяк мужчины с рубленой раной на черепе. Все это говорит о взятии крепости штурмом монгольскими войсками, что произошло, вероятно, во время их похода на Ки св. П одобные находки (хотя и без столь достоверной датировки) были сделаны и на территории Курска (Красная площадь) во время строительных работ в 1960 г., сведения о чем сохранились в работах Ю. А. Липкинга. Мощный слой пожарища прослежен в слоях XIII в. при раскопках В. В. Енукова в центре Курска и М. В. Фролова в Рыльске.

На основании археологических находок можно предположить, что Курский край был разорён и покорён монголами во время их походов по Южной Руси в 1239—1241 гг. Известно, что именно в конце 1240 — начале 1241 гг. был убит татарами рыльский князь Мстислав Святославич. Брат и жена погибшего отправились в ставку Батыя и умолили его не отнимать у них Рыльского княжения. Хан согласился, но это не спасло сына убитого князя, Андрея Мстиславича. В 1245 г. его постигла та же судьба, что и отца. Любечский синодик, где перечисляются имена погибших русских князей, упоминает убиенного «з православную веру князя Андрея Рыльского и княгиню его Елену... князя Василия Рыльского». Синодик упоминает и других погибших князей Курской земли: «князя Дмитрия Курского, княгиню его Феодору и сына их Василия, убиенного от татар ... князя Иоанна Путивльского, страстотерпца и чудотворца, убиенного от татар за Христианы ... князя Андрея Вруцкого и сына его Василия, убитого в Путивле».

Но татарское нашествие с его погромами и избиениями принесло не только разорение. Произошли и важные политические перемены. Мощное Курское княжение, претендовавшее на гегемонию в регионе, прекратило свое существование, его древние города утратили былое влияние, некоторые из поселений исчезли с лица земли. Сам Курск, лишившись князя, превратился в резиденцию монгольского баскака, центр Курской тьмы. Путивль на время исчез со страниц летописей, а у Рыльска появились соперники в лице ранее безвестных Воргола и Липовическа. Но при всем том край вовсе не обезлюдел вконец, как то нередко изображалось в позднейшей литературе. На деле, при всех опустошениях Батыева нашествия, как отмечал то академик М. К. Любавский, «южные пределы русской оседлости на первых порах мало претерпели изменений ... остались почти те же самые». Об этом свидетельствует и существование особой православной епархии Сарайской и Полонской, в ведение которой входили земли вплоть до Переяславля; и обширный перечень городов Днепровского Левобережья в XIV-XV вв.; и археологические находки той же эпохи, встречаемые на древнерусских городищах. Однако численность населения, несомненно, должна была значительно сократиться. Это не могло не тревожить местные власти — и русских князей, и монгольских баскаков. И тем и другим требовались люди, которые стали бы обрабатывать землю, платить подати. В итоге, по словам М. К. Любавского, «князья, бояре и церковные учреждения, ставшие владельцами земель, стали прилагать все усилия, чтобы они не оставались впусте, созывали на них колонистов и устраивали свои села... и слободы... Слободы устраивались землевладельцами ... обычно на нови, в местах, еще не заселенных, причем землевладельцы прибегали на помощь колонистам, освобождая их на первых порах, на время их хозяйственного утверждения, от платежа податей и оброков, от несения разных повинностей». В том же направлении действовали и татары на землях, подпадавшие под их непосредственное управление. М. К. Любавский отмечает также, что «татары, щадя русское окраинное население, имели на то и особенные виды ... Сами татары, хотя и были кочевники, но занимались отчасти и землевладением, сеяли яровые хлеба, и привыкли таким образом к растительной пище. Раз представилась употребить чужие руки для обработки земли, они не преминули воспользоваться этим... Летопись передает даже такой факт, что после погрома татарские баскаки устраивали на Украине слободы, куда привлекали разными льготами разбегавшееся русское население, очевидно с той же целью взимания натуральной подати хлебом».

История упомянутых в летописи татарских слобод стала важным эпизодом в жизни Курского края того времени и произвела сильнейшее впечатление на летописцев, по словам которых «малая сия повесть может человеку, ум имущему, плач и слезы сотворили».

В 80-е гг XIII в. Курской тьмой управлял баскак Ахмат, собиравший дань для кочевавшего в низовьях Дуная могущественного ордынского темника Ногая. Ахмат взял сбор курской дани на откуп, заранее внеся в казну Ногая нужную сумму, и теперь собирал подати уже в свою пользу, выколачивая их из населения в значительно большем размере. Его деятельность в этом направлении причиняла «велику досаду» не только «черным людям», но и князьям. Для князей особенно неприятным был факт создания баскаком двух слобод, размещавшихся во владениях Олега Воргольского и Рыльского. Туда различными льготами сманивались люди из земель как рыльских и воргольских, так и из соседних владений Святослава Липовического. Слобожане переходили под непосредственную юриcдикцию Орды, обогащали своим трудом Ахмата, принося тем самым прямой убытокрусским князьям. Более того, ощущая за, собой мощную поддержку баскака, слобожане даже совершали грабительские наезды на окрестности — «насилие много творяoе людям около Воргола и около Рылска».

Потеряв всякое терпение, рыльский князь Олег в феврале-марте 1289 г. уговорил Святослава Липовического отправиться вместе с ним в низовья Волги, в ставку самого хана Телебуги, и принести там жалобу на своеволие баскака. Таким образом князья обращались сразу к высшей, инстанции, минуя промежуточную — суд темника, от которого явно не ждали ничего для себя доброго. Телебуга, стремившийся обуздать чересчур усилившегося Ногая. благосклонно отнесся к прошению князей. Он даже дал им своих «приставов», которые должны были проконтролировать исполнение указа — вывести из слобод княжьих людей обратно в их владения, а сами слободы разогнать (не исключено, правда, что столь расширенное понимание ханского указа вплоть до разгона слобод было домыслено позднее либо самими князьями, либо сочувствовавшими им летописцами) Хан, как ему и положено, выступил тут в роли ревнителя справедливости — в слободе, согласно устоявшимися обычаями, нельзя было принимать людей из тех княжеств, на территории которых они основывались Ахмат нарушил это правило, и Телебуга с явным удовлетворением «восстановил законность», увидев в том удобный повод лишний раз ущемить непокорного Ногая.

Вернувшись в начале лета 1289 г. из ханской ставки, князья поспешили исполнить повеление хана. Сам Ахмат отсутствовал, отъехав по делам в ставку Ногая. Олег и Святаслав вместе с посланцами Телебуга ворвались в слободы и опустошили их, выведя своих людей в собственные вотчины и заодно захватив богатую добычу. Узнав о том, взбешенный Ахмат оклеветал князей перед Ногаем, представив тому дело так, будто Олег и Святослав выступили не против злоупотреблений баскака, имея на то санкцию хана, а взбунтовались против самой татарской власти. Так, коварством Ахмата, объясняет дальнейшие события летописец. Однако на деле Ногай, вероятно, увидел действия князей в их подлинном свете — как еще один шаг Телебуга в подспудной борьбе против него. Согласно принятой в Орде практике, он призвал «виновных» на суд к своему двору. Ногай пользовался исключительным правом охоты на лебедей в заповедных местах Рыльско-Воргольского княжества. Каждый год в конце лета туда отправлялись его сокольники. Через них и посоветовал Ахмат передать князю требование явиться на суд. Отказавшись от переданного ими приглашения, князь явно продемонстрировал бы свою нелояльность по отношению к сюзерену.

В октябре 1289 г. сокольники вернулись к Ногаю и привезли с собою отказ князя. Олег не желал ехать судиться к темнику после того, как выиграл суд у самого хана. Ахмат мог торжествовать — непокорство рыльского владетеля было налицо. Против «мятежника» была послана карательная рать вместе с которой отправился и сам баскак. Князья со своими малыми дружинами были не в силах противостоять ордынцам. Олег бежал под защиту Телебуги, Святослав укрылся в Воронежских лесах и схватить их Ахмату так и не удалось. 13 января 1290 г. рать Ногая стала лагерем под Ворголом. Отсюда в течение 20 дней рассылались отряды для разорения окрестностей. Добычу и людей свозили в слободы, где распоряжался Ахмат. На его суд были представлены 13 старейших рыльских, воргольских и липовечских бояр. Всех их баскак велел принародно казнить. Боярам отрубили правые руки и головы, а изувеченные тела развесили по деревьям. Боярское платье Ахмат отдал случайно проходившим тут паломникам со словами: «Вы есте гости паломници, ходите по землям, тако молвите: кто иметь держати спор со своим баскаком, такоже ему и будет». Головы казненных монголы привязали к своим седлам, руки побросали в сани и двинулись от Воргола к селу Турову, чтобы видом кровавых останков устрашить население мятежных княжеств. Однако устрашать оказалось некого — народ разбежался из разоренных нашествием сел. Тогда окровавленные останки бросили псам.

После этой свирепой расправы Ахмат покинул Курскую землю вместе с ратью карателей. Монголы уходили, оставляя на месте каждого своего ночлега трупы умерщвленных пленников. В слободах остались два брата баскака. Серьезной военной силой они, видимо, не располагали, а потому доведенный до отчаяния Святослав Липовечский оказался для них весьма опасным противником. Еще в феврале 1290 г. он совершил ночное нападение на одну из слобод, а несколько позже подстерег на дороге, ведущей от одной слободы в другую, и самих Ахматовых братьев. Напав из засады, Святослав «Руси избил 25 да два бесерменина», однако сами братья с немногими уцелевшими спутниками сумели бежать. Решительные действия липовеческого князя привели, наконец, к тому, что 9 апреля 1290 г. Ахматовы братья бежали из слобод в Курск. Слобожане ощутили себя беззащитными перед лицом мстительного князя и наутро после бегства наместников разбежалось и население обоих слобод.

Но вернувшийся из Орды Олег рыльский не одобрил подвигов Святослава. Он стремился действовать «законными средствами» в рамках установленных татарами порядков. Между вчерашними союзниками произошел разрыв. «Зачем ты отступил от правды? — укорял Олег липовеческого князя.— Зачем возложил имя разбойника на меня и на себя, когда зимой в ночи на слободу ударил разбоем, а ныне на дороге напал. Ведь, брат, знаешь ты законы татарские, да и у нас, христиан, недоброе дело разбой и неправда». Святослав, однако, гордо отвечал: «Какая мне в сем укоризна от бога или человека — поганых кровопивцев избивать?» Олег пытался убедить Святослава поехать на суд к Ногаю и Телебуге, но липовечский владетель отказался. Олега особенно раздражала самостоятельность Святослава — он действовал без совета с рыльским князем, но вина за его поступки падала при этом на обоих. «Ведь ты крест целовал на том, что действовать нам заодно. А как рать пришла, то со мною к царю не поехал, остался на Руси чтоб разбойничать,— заявил под конец Олег,— забыл ты правду свою и мою, да еще не хочешь ехать ни к царю своему, ни к Ногаю. Пусть же бог рассудит нас».

Ранней осенью 1290 г. Олег вновь направляется в Орду и возвращается оттуда с татарским отрядом и ханскими полномочиями. Он выступает против бывшего союзника и убивает Святослава. Однако уже через год после гибели покровителя Олега хана Телебуги, брат погибшего Святослава, Александр отомстил рыльскому князю, убив его вместе с двумя малолетними сыновьями. «И сотворися радость диаволу и его поспешнику бесерменину Ахмату»,— заканчивает свой рассказ летописец. В итоге, как считает современный исследователь В. Л. Егоров, Ахмат и Ногай добились «превращения курских земель в буферную зону с русским населением и золотоордынской администрацией. Скорее всего, именно по этой причине со страниц русских летописей с конца XIII в. исчезает всякое упоминание о курском княжестве и его князьях».

Ордынскому разорению подвергался край и вне связи с борьбой вокруг Ахматовых слобод. Так, в 1275 г. татары повели русских князей в поход на Литву. Войска прошли через Брянск и, Смоленск, но не достигли успеха. И на пути в Литву, и возвращаясь оттуда монголы «велико зло и велику пакость сътворили Христианом», причем особенно пострадали именно окрестности Курска. Однако все эти бедствия не повлекли за собой разорения большего, чем в иных районах покоренной монголами Руси. Подобная картина наблюдается и в период, когда Днепровское Левобережье попадает под власть Великого княжества Литовского.

На протяжении почти полутораста лет Курск, как и все Северские земли являлся составной частью могучего Великого Княжества Литовского. В то время, как восточные русские земли попали после Батыева нашествия под власть Золотой Орды, западные княжества постепенно вошли в состав Литвы. Признавая верховенство воинственных литовских князей, они видели в них щит против неослабевающей татарской угрозы. Усилившись в XIV в.. Литва перешла в наступление и начала быстро расширять свои пределы на юге и юго-востоке.

В 1362 г. на реке Синие Воды великий князь литовский Ольгерд «победи трех парков татарских з ордами их, си есть Котлубаха, Качбея, Дмитра», после чего стремительно и, видимо, без серьезного сопротивления, в течение нескольких последующих1 лет присоединяет к своим владениям огромную территорию от Киева до Дона. Раздираемая «великой замятней» Золотая Орда (за один только 1361 г. на престоле сменилось пять ханов!) не могла ему помешать. Летописи, не сохранили подробностей походов войск Ольгерда на восток. Однако о продвижении литвинов и их борьбе с монголами говорят найденные на территории Курского края клады ордынских монет, датированные в основном как раз 60-ми гг. XIV в. (1360, 1364, 1366, 1369). Монеты, спешно зарытые в землю при вести о приближении литовских дружин, относятся к числу последних следов существования Курской тьмы, исчезнувшей под ударами Ольгерда, и, судя по их расположению, маркируют собой её примерные границы. К этой же эпохе относится и ряд других археологических находок: ордынская керамика конца XIV в. на посадах Ратского и Гочевского городищ, ордынские бронзовые монеты 1370-х гг. с посада Ратского городища, серебряная ордынская монета с Малого Горнальского городища; Началом XV в. датируются пражский грош Венцеслава III, обнаруженный на Донецком городище, монета Едигея с Ницахских городищ и киотоподобная иконка с апокрифическим сюжетом с Каменного городища на Псле.

О степени населённости Днепровского левобережья в то время говорят и сведения письменных источников. Составленный в Новгороде между 1387 и 1392 гг. «Список городов русских ближних и дальних», перечисляя «Киевськыи гроди», называет в их числе Путивль на Семи, Рылеск, Куреск на Тускаре, Ничян на Псле, Лошици, располагавшиеся в окрестностях Путивля городки Бирин и Хотень, Хотмышль на Ворскле и целый ряд городов по Суде. Упомянутый городок Ничян (Ницяны) следует, видимо, отождествить с известным городищем у с. Ницахи на берегу Ворсклицы. Так же и Лошици, которые «Список...» помещает на Псле, реально располагались, видимо, на реке Лошици, притоке Ворсклы.

Трактат великого князя литовского Свидригайло с Тевтонским орденом, подписанный в 1432 г., называет среди владений князя Rylesk, Putywl, Chotmisl, Kuresk cum multis districtibus, Donyesk cum multis districtibus, Oskol, Milolubl, Muszeczcum multis districtibus.

В грамоте крымского хана Менгли-Гирея, переданной великим князем московским Иваном III великому князю литовскому Александру Казимировичу, среди городов, на которые хан выдвигает. свои претензии, назывались «Бирин Чягбаш ... да Путивль, да Дипятин». Не исключено, что под Липятином тут подразумевается древний Липовеческ.

И, наконец, интересные сведения о Днепровском Левобережье и Курском крае сообщает такой любопытный источник, как ярлык, выданный Менгли-Гиреем великому князю литовскому Сигизмунду в 1506—1507 гг. История этого документа, что весьма важно для его понимания, такова. По перемирию 1503 г, прервавшему войну между Литвой и Москвой, последняя удерживала за собой завоёванные земли — Северщину и Верховские княжества. Среди городов тут значились Новгород-Северский, Брянск, Радогощь, Путивль, Рылъск, Мценск и Любутск. Когда на литовский престол взошёл Сигизмунд, война возобновилась, причём на сторону литовцев перешёл крымский хан, бывший союзник Ивана III. Оформляя союз с ним, Сигизмунд получил из рук хана ярлык на владение спорными с Москвой землями. Этим самым он придал своим притязаниям на них ещё более «законный» характер. Теперь он не просто добивался возврата захваченных ранее земель, но боролся за «восстановление справедливости», стараясь вернуть себе территории, пожалованные «законной верховной властью» — ордынским «царём». Помимо северских и верховских мест, в список пожалований вошли и области Правобережья Днепра — тут заключение союза было использовано самим ханом в собственных интересах. Менгли-Гирей лишний раз подтвердил собственные претензии на эти земли. Упоминались в ярлыке и иные, независимые и от Москвы, и от Литвы, русские области — Псков, Новгород, Рязань,— которые хан также «дарил» своему литовскому «вассалу». Но это было сделано явно ради проформы и соблюдения протокола.

Описание земель составителем ярлыка, опиравшимся на давнюю ордынскую традицию, начинается от исторического центра Руси — Киева — и движется по направлению с запада на восток, с севера на юг. В наименовании областей тщательно соблюдается разграничение между княжествами, некогда вассальными Орде (Киев, Рыльск, Брянск), и землями, находившимися под её непосредственным управлением (Подольская тьма, Курская тьма). Описав Правобережье, ярлык «дарит» Литве земли от Киева до устья Днепра и переходит к исчислению левобережных городов, двигаясь вверх по Суде, останавливаясь на Семи у Путивля и поворачивая отсюда на восток к Ворскле (Снепорож, Глинеск, Жолваж, Путивль, Бирин, ,Синеч, Ходень, Лосичи (Лошици), Хотмыиш, Ницяны). Затем автор начинает описывать новую линию — от Чернигова через Рыльск, Курскую тьму, Егалгаеву тьму, Милолюбль. После этого крайними точками — Мужеч, Оскол, Стародуб, Брянск — очерчивается контур пожалованной территории Левобережья. Вслед затем ярлык переносит внимание на важнейшие пограничные крепости, за обладание которыми борьба была особенно упорна — Мченеск, Любутеск, Тула. Назвав их, ярлык подводит своеобразный итог, очерчивая контур огромного треугольника: Берестий, Ратно — Козельск, Пронск, Испаш—Донец. В конце автор вновь возвращается на Правобережье и замыкает описанный им круг, перечисляя ряд юго-западных городов Подолии и Причерноморья.

В 1539 г. крымский хан Сагип-Гирей подтвердил заключённое ранее соглашение и вновь обещал великому князю литовскому Казимиру вернуть несправедливо отторгнутые московитами земли, среди которых назывались «Хотомышле, Оскол и з землями и водами, Сараевич Яголдай со тьмою, Куреск со тьмою, Путивль, Радогощь, Милолюбл и з землями и водами».

Таким образом, среди населённых пунктов Курского края и ближайших к нему смежных областей в конце ХIII-начале XVI вв. поданным письменных источников известны Путивль, Курск, Рыльск, Воргол, Липовеческ (Липятин?), Бирин, Хотень, Хотмышл, Ницян, Оскол, Милолюбл, Мужеч, Лосичи (Дошили). Центром Еголдаевой тьмы, вассального Литве татарского княжества, было, видимо, известное по документам конца XVI-XVII вв. «Еголдаево городище», находившееся в 40 верстах от истоков Оскола «за речкой Опонькой (Апочкой)». Входили в её состав, судя по всему, также Мужеч, Милолюбль и Оскол. Согласно сведениям оброчной книги Путивльского уезда за 1628— 1629 гг., как то установила Е. Е. Русина, Милолюбльская волость находилась где-то на Северском Донце, а Мужецкая охватывала собой территорию вдоль верхнего течения Псла между Суджей и Обояныо (по рекам Пслу, Псёльцу, Обоянке, Ивнице, Пенам, Бобровице, Воробже, Белице, Рыбнице и Каменке). Единственным пунктом, подходящим на роль центра этой волости в литовско-татарское время (находки ордынской керамики и монет) является в настоящее время известное Гочевское городище Возможно, оно и является остатками древнего Мужеча. Помимо Гочева, археологически подтверждено существование в этот период Курска, Рыльска, Путивля, поселений у городищ Ратского, Липинского, а также расположенных вне пределов современной Курской области Ницахского (Ницян), Каменного, Донецкого (Донец), Холковского (Оскол) и ряда городищ по Суле. Каменное городище запустело лишь в начале XVII в., но вскоре на время ожило — на его удобное в военном отношении место был перенесен город Бобрик. Ратское городище упоминается в документах XVII в. лишь как место расположения одной из курских сторож. Любопытно отметить, что помимо Мужецкой волости, к Путивлю в то же время относились волости Желвацкая, Биринская, Ницанская, Хотмыжская, Хотенская, Синецкая и Ордынская. Названия их имеют прямые аналоги с упоминаемыми в ярлыках загадочными древнерусскими городами.

«Присоединяя русские земли и княжества,— писал академик М. К. Любавский, — Литва не трогала их старины, их внутреннего уклада и обычая, и посаженные в этих землях и княжествах литовские князья, позже заменённые великокняжескими наместниками, продолжали править на тех же основаниях, как и прежде русские князья, и даже с теми же самыми сотрудниками — русскими боярами и вечами главных городов. Литовско-Русское государство вышло, таким образом, федеративным соединением земель, сохранявших под верховной властью великого князя литовского свою внутреннюю автономию». В этом была сила Литвы. Но в этом была и её слабость.

Австрийский путешественник и дипломат Сигизмунд Герберштейн писал в начале XVI в.: «Севера — великое княжество... Оно имеет в разных местах обширнейшие и пустынные равнины, а около Брянска огромный лес. Крепостей и городов в нём очень много; среди них наиболее знамениты Стародуб, Путивль и Чернигов. Почва, где она возделывается, плодородна. Леса изобилуют огромным количеством горностаев, белок и куниц, а также мёда. Народ, постоянно сражающийся с татарами, весьма воинственен».

Эта характеристика в полной мере относится не только к жителям Северщины в целом, но и к обитателям Курской земли в частности. Известно, что в 1399 г. рыльская дружина храбро билась на Ворскле с татарами Едигея и Темир-Кутлука, входя в состав армии (знаменитого литовского князя-воителя Витовта. Плечом к плечу с рылянами сражались воины Западной Руси, литовцы, поляки и даже отряд рыцарей Тевтонского ордена и татары: свергнутого хана Тохтамыша. Однако рать Витовта была разбита. В битве пало много знатных и прославленных воинов. Среди них был и предводитель рылян князь Фёдор Патрикиевич. Позднее, в 1432 г., куряне, как и прочие православные подданные Литвы, поддерживали князя Свидригайло в борьбе с Польшей, стремившейся дойностью подчинить Великое Княжество своему религиозному и по литическому господству. В своей борьбе против Польши Свидригайло опирался также на поддержку Орды и даже извечного врага Литвы — Тевтонского ордена. Это были опасные союзники, заинтересованные не столько в победе Свидригайло, сколько в ослаблении и разорении его княжества.

В 1433 г. татары, которых привёл на подмогу своему князю воевода Ивашко Монивидович, вместо того, чтобы сражаться с поляками, учинили разорение на Киевщине и в Северской земле. Подобным образом действовали они впредь. Несомненно, что страдали от подобной союзнической помощи и Курские земли. После ряда смут, в 1447 г. Польша и Литва вновь объединились под властью единого правителя — короля Казимира. Недовольные литовские вельможи в свою очередь сплотились вокруг Михаила Сигизмундовича — сына великого князя литовского Сигизмунда Кейстутовича, и вновь призвали на помощь татар. В 1449 г. Михаил во главе литовско-ордынского войска захватил Стародуб, Новгород-Северский и «ряд других замков» на Северщине. Польские войска были разбиты и против претендента вынужден был выступить сам король Казимир. В июне того же года он отбил у Михаила Новгород-Северский, Стародуб и Брянск, а к августу, при помощи великого князя московского Василия Темного, окончательно разломил, своего соперника. Примечательно, что Василий Тёмный прислал на помощь Казимиру отряд татар во главе с царевичем Якубом, сыном хана Улу-Мухаммеда.

Однако, несмотря на подобные эпизоды, Великое Княжество Московское оставалось главным врагом Литвы. Его правители именно себя видели законными собирателями Земли Русской и всеми силами стремились присоединить к своим владениям все княжества, входившие некогда в состав Киевской Руси. Все противники жёсткой политики московских князей находили убежище в Литве, которая селила их на границах, чтобы использовать в борьбе с «московитами». Бежал в Литву и князь Иван Дмитриевич — сын знаменитого Дмитрия Шемяки, злейшего врага великого князя московского Василия II Тёмного. Стычки на границе не прекращались никогда. Чтобы уберечь свои рубежи от вражеских набегов, Литва охотно принимала на службу беглецов не только из «Московии», но и из Орды. Многие татары перебрались в Литву после поражения Тохтамыша. На крайнем востоке Курского края, в верховьях Оскола, также существовало вассальное Великому Княжеству татарское владение — Еголдаева тьма. Ещё в конце XVI в. по документам было известно существование здесь Еголдаева городища. Видимо, именно тут и находилась резиденция самого владетеля тьмы — Еголдая Сараева сына. Генеалогия этого литовско-татарского рода неясна.

По мнению польского исследователя Ст. Кучиньского, Яголдай Сараевич и брат его Усейн находились среди военачальников Улу-Мухаммеда во время его похода на Белев в 1438 г., а отцом их был упоминаемый в русских летописях 1408 г. татарский князь Сарай, Урусахов сын. «Князь Еголдай» упоминается и в Литовской Метрике 1440—1445 гг. и 1486 г. Во втором случае, впрочем, мог подразумеваться не сам основатель тьмы, а его потомок — имя предка нередко превращалось в Литве в родовое прозвище. Но в любом случае Еголдай быстро приспособился к новым условиям своей жизни, породнился с литовско-русской знатью, принял христианство. У Еголдая и его жены Елизаветы было два сына. Старший, князь Роман Яголдаевич, выдал свою единственную дочь замуж за князя Юрия Борисовича Вяземского, отписав ей свои вотчины, среди которых были города Мужеч, Милолюб и Оскол. Младший выдал своих дочерей за знатных киевских бояр — Михаила Гагина, Дебра Каленковича, Федьхо Галенича и Куни а Сенковича. В грамоте Сигизмунда I, подтверждающего земельные пожалования Выдубицкому монастырю, упоминается и дар, сделанный обители ещё одной представительницей этого литовско-татарского рода: «Зеновьевая Яголдановна Яцковича Ельцовича передала на тояж монастырь селище на Стугне». Как полагает современная исследовательница Е. Е. Русина, здесь имеется в виду дочь князя Зиновия Яголдаевича— младшего брата князя Романа Яголдаевича, которая вышла замуж за боярина Яцка Ельцевича.

Однако никаких усилий не хватало, чтобы оберечь от разорений все необъятные рубежи Литовско-Русского государства. Татары в своих набегах не раз опустошали всю Правобережную Украину, доходя до коренных польских земель. Ещё более уязвимы были далёкие восточные рубежи на левом берегу Днепра. В 1437 г. изгнанный из Орды хан Улу-Мухаммед обосновался в Белеве, откуда совершал грабительские набеги на окрестные области. Побывали, вероятно, его отряды и под Курском. По крайней мере, именно этим временем датируются три обнаруженных неподалёку от города клада ордынских монет (с младшей датой 1436 г.). Страшному опустошению подверглось Левобережье в 1482 г. со стороны крымского хана Менгли-Гирея, который действовал как союзник московского великого князя. Ивана III. Немало разорений причинила и русско-литовская война, разразившаяся в начале XVI в.

Усиленное внедрение католицизма вызвало недовольство и сопротивление со стороны православных подданных Великого Княжества. В 1500 г. Василий Шемячич со всем своим уделом, как и все соседние северские князья, переходит в подданство Московского государя. Князь Василий Иванович присоединяется со своей дружиной к московской рати воеводы Якова Захарьина, которая летом 1500 г. практически без сопротивления занимает города Северщины. В состав Московского государства входят Брянск, Мценск, Серпейск, Стародуб, Гомель, Дюбич, Новгород-Северский, Рыльск, Путивль. Однако война затянулась. Крымский хан Менгли-Гирей сменил союзника и в 1514 г. под Рыльск пришла орда во главе с его сыном, калгой-султаном Мухаммед-Гиреем. Но её встретили доблестные дружины Василия Шемячича, которые разбили татар наголову. Осенью 1517 г. храбрый князь перехватил крымцев за Сулой, «многих татары побил, а иных живых переимал и языки [пленников] к великому князю послал». Однако воинские подвиги сделали Шемячича лишь ещё более подозрительным, в глазах его московского сюзерена. В 1523 г. против него было выдумано обвинение в измене, сам князь был заточён в темницу, семью его взяли в заложники, а его удельное княжение прекратило своё существование. В те же годы борьбы Литвы и Москвы погибла и Еголдаева тьма. Дочь князя Романа вместе со своим мужем отъехала на Москву и её земли на какое-то время перешли в собственность ряда киевских бояр, женатых на племянницах Романа Яголдаевича (1497 г.). Но вторжение войск Якова Захарьина лишило Литву и этих, территорий Курский край полностью влился в состав единого Русского государства.