авторы: А.В. Зорин, А.И. Раздорский

ГЛАВА VI

Хронограф украинных земель

Новые времена

С воцарением Алексея Михайловича отношения с Речью Посполитой начинают улучшаться. В 1647 г. король Владислав IV направил пограничным урядникам грамоту, в которой писал: «По сем жестоко наказываем, чтобы рубежей меж государствы нашими и Московскими, через межевых судей вопчих учиненных, нихто б не дерзался и не смел нарушать и портить; а на о станок, чтобы станицы казаки, в поле ходячие, от разбивания сторожи московской усмирены были, а которые в таком разбое и грабеже и устройстве виноваты находилися, чтоб сужены без поноровки, против уложения права нашего на разбойним описанного, однолично караны были» [Папков. 1998 б: 133].

А в 1648 г. киевский воевода сенатор Адам Кисель подписал с боярами договор, согласно которому «ежели Крымская Орда не усмирится, великие государи наши, будучи себе братья, заодно стоять будут ... и ясновелшьможные паны, гетманы Коруны польской и великого князя Литовского с воеводами его царского величества, а воеводы с панами гетманами всегда ссылку чинить будут, и, как в вечном докончаньи сказано и крестным целованьем закреплено, один другого оберегать будут, через земли свои не пропускать будут и заодно против общих врагов стоять» [Папков. 1998 б: 133].

Договор стал реально воплощаться в жизнь и пограничные власти стали обмениваться сведениями о действиях татар. Всё это сулило замирение порубежья и успехи в совместной борьбе против степняков. Кроме того, к середине XVII столетия было в основном закончено строительство Белгородской черты. Татарские сакмы и шляхи были перекрыты, однако теперь неменьшая опасность стала вдруг грозить российскому порубежью с другой, западной стороны — начались смуты в Польско-Литовском государстве. Восстание Богдана Хмельницкого в 1648 г. повлекло за собой многолетнюю войну казаков против Польши, в которую в 1654 г. вступила и Россия. Территория современной Украины превратилась в бурлящий котёл, откуда время от времени и на сопредельные земли выплёскивались волны набегов и нашествий. Поляки, запорожцы, соперничающие гетманы, крымцы и ногайцы, московские ратные люди и турки — все сражались против всех. Страдала от этих набегов, как правило, южная часть тогдашнего Курского края.

Воеводы с тревогой наблюдали за происходящим в «литовских землях». Многие издавна знакомые им по переговорам и полю битвы польские «начальные люди» либо гибли, либо исчезали, либо даже просили убежища в московских пределах. В июне 1648 г. был убит восставшими казаками урядник Криштоф Сеножацкий, некогда осаждавший Курск. А родич его, Рафаил Сеножац-кий, вместе с семейством, спасаясь от союзных казакам татар ещё раньше, 28 мая 1648 г. бежал в Путивль.

Разом рухнула вся польская администрация черкасских городов. Место урядников и державцев заняли буйные и своевольные казацкие полковники. От них можно было ожидать всего, чего угодно. Русские воеводы имели возможность пожалеть о «старом добром времени», когда они знали, с кем им приходится иметь дело поту сторону границы. Встревоженное бурлением на Украине, правительство Алексея Михайловича рассылало порубежным воеводам указания «жить с великим береженьем». Местом сбора для возможных действий против враждебных черкас был назначен Яблонов.

Основания для беспокойства имелись веские. По-прежнему продолжались нападения на станицы. В феврале 1648 г. голова Иван Беляев с товарищами, пойдя на охоту в Белгородский уезд, встретили и разгромили воровских черкас, устроивших засаду на маршруте белгородских станичников. Черкасы, кстати, первыми напали на стан Беляева, но получили неожиданный отпор. Все шестеро нападавших были убиты, раздеты донага и утоплены в проруби. Имущество и лошадей белгородцы забрали себе. Донесение воеводы Т. Бутурлина о этой стычке было заслушано Боярской думой. Дума постановила сделать выговор за ограбление черкас и велела воеводе, для соблюдения тайны, ответную грамоту держать в своем ящике и не давать читать ее даже подьячему. В Москве пока ещё никто не хотел возобновления войны на юго-западных рубежах царства.

Весной 1648 г. на Поле были высланы станицы для поиска татар и воровских черкас. В апреле, когда «чугуевцы, дети боярские Тимофей Погожий, Василий Пыхтин, Артем Вожаев, Ларион Павлов» остановились на опушке леса, высматривая татар, «тут выскочили к ним из лесу воры черкасы человек с 8 конных и начали по ним стрелять из пищалей, и они с той сторожи побежали в лес, а те черкасы отбили у них четверо лошадей, и они едва отошли от них лесом». Возле Боровского ерка 22 апреля 1648 г. 13 черкасами была разгромлена валуйская станица атамана Дмитрия Бабенкова. Сам атаман был ранен, а все имущество и лошади станичников достались нападавшим. Ограбив, черкасы отпустили служилых людей. В том же году черкасами при нападении на российскую станицу, ехавшую к Усерду, был убит атаман Василий Лазарев.

Хотмыжский воевода князь Семён Волховской писал о черкасских налётах, как о самом обыкновенном деле: «...в твоего царского величества стороне делается многое злое воровство: служилых людей и станичников в станичной службе и в лесах и в угодьях всяких чинов людей литовские люди и черкасы громят и до смерти побивают, такоже и близко от городов в уездах воруют, крадут и людей до смерти побивают, и всякое дурное делают. А ныне, в марте месяце, проходили близко к городскому острогу из литовской стороны воры черкасы, человек за 20 нарядным делом... и те воры многих русских людей переграбили и лошадей поимали» [Папков. 1998 б: 137].

Польское правительство, опираясь на договор 1648 г., пыталось привлечь Россию к борьбе против восставших черкас. Склоняя царя к этому, поляки особо упирали на союз Хмельницкого с крымским ханом, против которого и был направлен договор 1648 г. Богдан Хмельницкий был всерьёз обеспокоен возможным выступлением России на стороне Речи Посполитой против восставших казаков. В сношениях русских воевод с польскими властями он видел подготовку их совместного похода против него. Уверения, будто русские войска стягиваются к рубежам для отражения татар, - гетмана мало убеждали. Российские власти; однако, не спешили принимать решение и предпочитали выжидать, хотя опасность вторжения черкас тревожила их всё сильнее. Стычки и набеги не утихали: «3 апреля [1648 г.] пришли сын боярский Семён Самылов, бит и, поколот в руку рогатиной, да с ним же пришел стрелец Васька Толоконцо — ехали с Москвы в Чугуев и, как были между Белгородом и Чугуевом в Напраснитцком лесу, громили их, государь, черкас 8 человек, и, их поимав, держали у себя связанными два дня и всякую их рухлядь и лошадей забрали, да у них же, государь, взяли твое государево жалование, что было послано с ними в Чугуев, в соборную церковь: два ведра церковного вина, да 6 фунтов ладана и спрашивали, государь, их в которые места ездят города Чугуева станицы и по скольку человек ездят в станице». И подобные нападения были отнюдь не редкость в то время. Одно из них произошло уже на следующий день в 20 верстах от Белгорода, напротив Муравской Яруги: «пушкаря Апашку Пашина с четырьмя товарищами побили до смерти, а взяли черкасы на том погроме трех лошадей, две телеги, 5 пищалей и, погромя их, пошли в степь; а было на том погроме черкас 10 человек» [Папков. 1998 б: 141].

Чугуевской казак Гераська Садовников поехал из Чугуева в Белгород 3 апреля 1648 г. «для хлебной покупки». В Напраснитцком лесу ему повстречалось человек с 30 черкас. Эти разбойники схватили его, связали, избили, «лошадь и всякую рухлядь забрали». Во главе шайки Садовников опознал бывшего «Чугуевского жильца», атамана Ивашку. Похваляясь перед пленником, черкасы заявляли «были де они под дорогами, что ведут в новый Царев-Алексеев город и на Валуйку, там де многих твоих государевых людей громили и лошадей и погромную рухлядь везут с собою» [Папков. 1998 б: 142].

Известия о подобных набегах следовали одно за другам. Хотмыжскому воеводе К. Арсеньеву вернувшиеся из Речи Посполитой торговцы рассказали о том, что более 1000 черкас в начале мая 1649 г. пошли для воровства под государевы украинные города угонять табуны и стада. Тогда же в Путивль пришли вести о готовящемся приходе на Путивльский уезд 10000 татар и 8000 черкас. Действовать они были намерены без ведома гетмана Хмельницкого; Лазутчики, побывавшие в Миргороде, сообщали, что татары и черкасы сначала должны были «сбить» донских казаков с Дона, а затем идти войной на российские границы. Обеспокоенные такими вестями донцы направили в Запорожье трех казаков. Вернувшиеся посланцы сообщили, что в беседе с ними Хмельницкий досадовал на Войско Донское, которое не оказало ему помощи в войне с поляками. Гетман заявил о своем союзе с крымским ханом, о том, что хан готовит поход на Дон и стоит на Молочных Водах, ожидая помощи из Запорожья. Посланцы рассказали, что еще во время их пребывания в Сечи гетман отправил к крымцам 12000 запорожцев. А 30 апреля 1650 г. на Дон прибыло посольство от Богдана Хмельницкого с требованием прекращения походов донских казаков против Крыма и Турции. Донцы воздержались от походов, вторжение не состоялось, но напряженность на границе сохранялась и в последующем.

Заключение в 1649 г. Зборовского мира между Хмельницким и польским королём Яном-Казимиром не принесло покоя на российские рубежи. Скорее наоборот, примирение это не сулило «Москве» ничего хорошего. Уже в апреле 1650 г. стали носиться слухи о подготовке совместного польско-казацкого похода на Русь. Вернувшийся в Рыльск 23 мая 1650 г. русский лазутчик Василий Харин подтвердил подлинность этих слухов. Однако посланный для разведки белгородский сотник Петр Прохоров доложил 7 ноября 1650 г. воеводам Б. Репину и Д. Карпову, что черкасы не собираются нападать на приграничные города. Но «иные де, черкасы, напився пьяны, по корчмам говорят: не зарекаютца де, государь, они, черкасы, твои государевы украинные городы воевать и зипуны твоих государевых русских людей носить». Сообщение Прохорова подтверждали три севских лазутчика, рылянин Иван Лагутин, путивляне Петр Шестов, Кузьма Тишин и Максим Свиридов. А черкашенин Михаил Родионов утверждал, что после того, как замерзнут реки, черкасы и татары двинутся на Путивль и Белгород. Царский указ от 29 октября 1650 г. требовал, чтобы воеводы были готовы отразить черкасско-татарское вторжение, которое ожидалось на Филиппов пост. Организация обороны на пути черкасско-татарского набега была поручена Б. А. Репнину. Осенью 1650 г. в Белгород были направлены дополнительные силы: 500 человек из Козлова, 500 драгун из Доброго и Оскола и ещё 200 человек из Воронежа [Папков. 1998 б: 146—147].

А 10 ноября 1650 г. в Ромны прибыли двое черкас из Чигирина, которые привезли приказ гетмана задержать всех российских купцов, торговавших на ярмарке. Убежать смогли лишь двое путивлян. Остальных купцов схватили, а имущество их разграбили. Черкасам было строго наказано никого не упустить, а если от кого русский торговец убежит, то виновного надлежало казнить. По приказу гетмана черкасы готовили пушки, коней и провиант к походу на Россию. Эти вести подтверждаются показаниями двух рылян: Федора Белевцева и Алексея Локтева. В отписке Алексея Измайлова, в которой излагаются события в Ромнах, указано примерное число задержанных: семеро рылян и 20 путивлян. Было похоже, что Богдан Хмельницкий действительно всерьёз готовился к походу на Польскую и Северскую украины Российского государства.

Напряженность поддерживалась беспрерывными черкасскими разбоями, которые приобретали опасную направленность. Так, ещё летом 1650 г. отряд из 500 черкас захватил ольшанских детей боярских, охотившихся в верховьях Богучара. Пленники жаловались, что Черкасы их «переграбили донага, лошадей и платья и всякую рухля[дь] у нас побрали, и нас, холопей твоих, перевязали, и били и мучили разными муками, А велели нам, холопем твоим, под твои государевы городы весть себя для конных и животных стад». Спустя четыре дня служилые сумели, наконец, совершить побег. Об еще одной стычке докладывал воевода Б. А. Репнин. Она произошла за Нежеголью между десятком черкасов и посланными на них белгородскими служилыми людьми 20 августа 1650 г. В результате боя удалось отбить восемь лошадей, угнанных у белгородцев, но сами черкасы скрылись в лесу [Папков. 1998 б: 147].

Кроме того, черкасы требовали не принимать на российскую территорию бегущих от них поляков. Иначе они грозили изрубить пять-шесть деревень государевых крестьян. Хмельницкий, по словам лазутчиков, в ответ на упреки по поводу вторжений черкас на российские украйны, грозился сам возглавить поход на порубежные города. Среди украинских казаков распространялись слухи о подготовке гетманом похода, если царь не пришлет жалованье запорожцам. Особенно тревожили подобные слухи тех воевод, в городах которых проживало немало черкас. Например, корочанский воевода И. Ржевский боялся сидеть в осаде, так как в городе было 400 служилых черкас, 300 их захребетников, а полковых казаков всего 140 человек. Остальные 270 детей боярских жили в уезде и не могли быстро прибыть в крепость [Папков. 1998 б: 118].

Самого же Хмельницкого раздражал отказ Москвы в прямой военной помощи. По сообщению монаха Павла, находившегося при нем, 10 мая 1651 г. гетман клялся, смотря на икону, что пойдёт на Москву и разорит её пуще Литвы: «Я де посылаю ото всего сердца своего, а они лицу моему насмехаютца!» Русским властям ничего не оставалось делать, как готовиться к отражению возможного нападения. Новый всплеск слухов о подготовке Хмельницким нашествия на Русь относится к осени 1653 г. По сведениям лазутчиков, черкасы в Полтаве рассуждали промеж себя, что если у них не будет войны с поляками, то идти им на государевы украинные города. Вновь были усилены гарнизоны порубежных городов. Немного изменило ситуацию на порубежье и решение о воссоединении Украины с Россией. «Причиной этому было ослабление контроля за черкасами в приграничном с Россией регионе, вызванное ликвидацией польской администрации,— считает А. И. Папков.— В сравнении с поляками, Богдан Хмельницкий в целом был настроен по отношению к России более лояльно, но хуже контролировал ситуацию. Кроме того, союз с крымцами накладывал на гетмана определенные обязательства, и ему приходилось проявлять чудеса дипломатической изворотливости для сохранения необходимого ему союзника, в том числе и неоднократно заверять хана в готовности совместно с татарами выступить против России. Кроме того, слухи о возможном черкасском нападении на Россию позволяли запорожскому гетману оказывать давление на Москву, побуждая ее к более решительным действиям. Хотя следует признать, что, по всей видимости, Богдан Хмельницкий никогда всерьез не планировал подобного похода, поскольку он был невыгоден Украине» [Папков 1998 б: 158].

Война между Польшей и казаками возобновилась в 1651 г. Битва под Берестечком нанесла Хмельницкому тяжёлый удар. Но покорить Украину полякам всё же не удалось. Последовало новое перемирие и новая вспышка враждебности. Борьба затягивалась. И гетман, и казацкая старшина всё отчётливее понимали, что в одиночку им не устоять против Речи Посполитой. Союз с татарами оборачивался непрерывным разорением украинских земель. Наконец, решение было принято. Переяславская рада 1654 г. оформила присоединение украинских земель к России. Это повлекло за собой начало новой войны между Московским царством и Речью Посполитой.

В апреле 1654 г. московские рати двинулись на «литовский рубеж». Войска возглавлял князь Алексей Никитич Трубецкой — старый и всеми уважаемый воевода. Со своим дворовым полком последовал за армией и сам 25-летний царь Алексей Михайлович. Он лично возглавил наступление на Смоленск. Трубецкой направился под Брянск. Третья рать во главе с Василием Борисовичем Шереметевым собиралась в Путивле для бережения украинных земель от татар. На сход с Шереметевым должны были идти пограничные воеводы, в том числе князь Иван Ромодановский из Яблонова и Никита Зюзин из Путивля. Поход оказался необычайно удачен. Перед московскими и казацкими войсками пали Смоленск, Дорогобуж и Полоцк, не считая иных, меньших городов. Литовский гетман Радзивилл был разбит на реке Шклове под Борисовым. Лишь эпидемия моровой язвы остановила русских в их продвижении вглубь Великого княжества Литовского.

Но и после этого объединённые российские и казацкие войска совершили ряд успешных походов, стремительно лишив Речь Посполитую практически всех её земель на востоке. Русские армии достигли Бреста и Люблина. Однако эти успехи не привели к быстрому и победному завершению войны. Борьба за Украину затянулась и одной из причин тому были русско-украинские противоречия. Московские воеводы не особенно считались с казацкими вольностями и это нередко вызывало серьёзное недовольство населения.

Трения между казацкой старшиной и московскими воеводами стали одной из причин разрыва, последовавшего за смертью Богдана Хмельницкого. Новый украинский гетман Иван Выговский вместе с верхушкой казацкой старшины решает разорвать соглашение с Московским царством и вернуться в состав Речи Посполитой на правах автономного «Княжества Русского» Готовясь к открытой войне, он внешне продолжал заверять царя в своей преданности, жалуясь при этом на обиды от московских воевод, а в первую очередь на Г. Г. Ромодановского. Рядовое казачество не разделяло стремлений верхушки, а московское правительство не особенно доверяло хитрому гетману, тем более что казаки Выговского то и дело совершали грабительские наезды на сопредельные российские уезды. Так, глуховский сотник Семён Чёрный по приказу сотника Филиппа Уманца, выступившего в поход к Гродно, выслал «пехоты человек 200» угонять скот из Рыльского уезда. Во главе шайки стоял атаман Грицко Мельник. Ему было прямо поручено запасать провиант для Нежинского полка, который Выговский собирался повести против Рыльска и Путивля Ночью 31 августа 1658 г. черкасы атаковали деревни Шелыгину, Старикову и Козину Севского уезда Крупецкой волости, «животы и статки побрали и стада отогнали, и ... многих в полон поимали и били и мучили». А в ночь с 1 на 2 сентября Грицко Мельник напал на само село Крупец, где его, молодцы «учали де в селе Крупце крупетцких людей бить и сечь ... а иных ... крупетцких мужиков осадили и с ними бьютца». В схватке черкасы убили 4 крупецких драгун и «животину у них отогнали». Попович Сенька Микифоров, которому бердышем рубанули по правому плечу и осекли пальцы на левой руке, сумел вырваться из осады и принёс весть о набеге в Рыльск. Следом за ним туда добрались драгуны Васька Кондратов (у него на голове была рана от чекана и «рука правая перешиблена») и Матюшка Пахомов. Им удалось не только вырваться из боя, но и захватить в плен одного из нападавших, который и поведал о замыслах своих атаманов. Рыльский воевода Фёдор Хитрово почти с отчаянием писал в Москву 3 сентября: «И я, холоп твой, по тем вестям сижу в Рыльску в осаде. А в Рыльску, государь, служилых людей нет, сидеть в осаде мне, холопу твоему, не с кем, а служилые люди все на твоей великого государя службе» [АЮЗР. 1863, IV: 139—140).

После ряда подобных инцидентов Выговский действительно двинул свои войска в московские пределы, стал под городком Каменным и потребовал от русских воевод выдать ему своих противников, нашедших тут себе убежище. Он грозил войной и в конце сентября 1658 г. действительно пытался штурмовать Каменное и Олешню, но был отбит. В это время в казацкий стан пришли вести о том, что татары, «союзники» Выговского, грабят украинские сёла. Казаки зароптали, начали массами покидать лагерь Выговского, и он был вынужден отступить ни с чем [Костомаров. 1995 а: 122].

Наконец, воевода Большого Белгородского полка Г. Г. Ромодановский во главе сильной армии сам выступил на Украину. Опираясь на его мощь, противники Выговского выбрали нового гетмана, генерального судью Ивана Беспалого. Выступили против Выговского и запорожцы, не желавшие идти на соглашение с поляками. Московские власти пытались примирить враждующие казацкие партии и старались завязать с Выговским переговоры. Дело затянулось. Между тем из Конотопа, ставшего главной базой сторонников Выговского, продолжали то и дело выходить партии, грабившие окрестности Путивля, Рыльска и Севска.

Особенно страдал от этих налётов Путивльский уезд, где опасность грозила самому городу. Так 19 января 1659 г. казак Гришка. Ефремов из сторожи у Белых берегов прискакал в Путивль с вестью, что от Конотопа идут на город «великим множеством люди наспех». Сам он видел неприятельское войско с расстояния всего в одну версту. Воевода князь Григорий Долгоруков выслал разведать силы и намерения противника детей боярских Бориса Фёдоровича Беззубцева, Прокопия Трифанова, Луку Огрызковаи Богдана Глушкова Они успели отъехать от Путивля всего на пять вёрст, как их вдруг атаковали 20 черкас. Трифанов и Огрызков сразу были схвачены, а за Беззубцевым и Глушковым казаки гнались две вёрсты, до ближайших путивльских аванпостов. Тут они, «увидя на сторожах ратных путивльских людей, добежали назад». Получив подтверждение вестям Ефремова, воевода вывел в поле навстречу врагу «пугивльцев, дворян и детей боярских и всех служилых людей конных и пеших». Ратники заняли позиции за линией надолбов, окружавших путивльский посад. Вскоре перед ними появилось 200 воровских черкас, которые остановились, не дойдя до надолбов с полверсты. Воевода выслал на них отряд Фёдора Беззубцева, Ивана Оладьина, Якова и Сергея Яцыных. Казаки бежали, но на смену им явилось до 3000 черкасов и татар, которые с ходу атаковали служилых на краю посада. Но путивляне «тех воинских людей в надолбы не пропустили и от посадов отбили и гнали их с полверсты и отбили их знамя и знаменщика сбили». Подобрав упавшего знаменосца, черкасы бежали обратно в Конотоп [Танков. 1913: 340— 342].

Потерпев неудачу в походе на Путивль, казаки, однако, продолжали разорять его округу. Так, 2 февраля в деревне Мишустино черкасы и татары крестьян «одного человека ссекли, а другого в полон взяли и животы их помещиков и крестьянские, лошади и корова поимали». А 4 февраля во время такого же налёта на деревню Череповку было угнано в полон четверо крестьян с жёнами и детьми, захвачено 170 волов и коров [Танков. 1913: 426].

В апреле 1659 г. московская армия во главе с князем А. Н. Трубецким подступила, наконец, к Конотопу. Город не сдавался. Взяв его в осаду, московские войска начали сами совершать рейды вглубь Украины, громя мятежников. Во главе этих рейдов стояли способные и удачливые полководцы — Г. Г. Ромодановский и С. Р. Пожарский. Над бторонниками Выговского учинялась, жестокая расправа. Местечко Срибное было выжжено ратниками Пожарского дотла. В то же время казаки Выговского и союзные цм татары совершали набеги на московские пределй. Так, 14 мая 1659 г. «изменники глуховские черкасы» ворвались в Рыльский уезд и погромили деревни Капустину, Журавлёву, Турки, Коныгину и Стремоухову. Во главе казаков стояли глуховский полковник Левко Бут, сотник Филька Уманец и городовой атаман Сенька Чёрный.

Между тем на помощь к Выговскому прибыл крымский хан со всей ордой. Объединённое войско казаков, поляков и татар выступило на выручку осаждённого Конотопа и 27 июня нанесло внезапный удар по лагерю Трубецкого. Не ожидавшие нападения осаждающие смещались, но храбрый С. Р. Пожарский быстро организовал отпор и обратил казаков в бегство. Часть казаков покинула Выговского и перебежала в московский лагерь. Они предупредили, что хан и гетман задумали заманить воевод в засаду. Но победа вконец отуманила рассудок князя Семёна Романовича. «Давай ханишку, навай нуреддина, давай калгу, давай дзяман-сайдака! — кричал он — Всех их, боденых матерей и вырубим и выпленим!»

На следующий день, 28 июня 1659 г., князь Пожарский во главе 30-тысячной рати перешёл речку Сосновку. Трубецкой и Беспалый остались в лагере. Выговский притворным бегством увлёк русских ратников за собой, а тем временем его казаки зашли Пожарскому в тыл, разрушили мост и запрудили мелкую речку, которая тотчас затопила луг. Орда ударила с одного фланга, а с другого атаковали основные силы гетмана. Пожарский попал в клещи. За спиной его было раскисшее болото, где тонули пушки, а кони вязли по брюхо. Началась резня. Пленных не брали. Лишь воевод приволокли к хану. Он снисходительно упрекнул их в безрассудстве. В ответ, по словам историка, удалой князь Пожарский «угостил ханскую мать эпитетом, неупотребимым в печатном слове, и плюнул хану в глаза». Его и других знатных пленников тотчас изрубили.

Лишившись половины войска, Трубецкой начал отступление к Путивлю, сдерживая артиллерией наседающих врагов. Вслед за этим часть татар и «охочие казаки» ринулись грабить московские земли. «В Рыльском уезде перелазят реку Семь ... тысяч с пять, а идут де воевать рылских да севских уездов»,— с тревогой доносили в Москву пограничные воеводы. Казаки и ордынцы обошли с северо-запада линию Белгородской черты и вторглись вроссийские пределы. По некоторым сведениям их насчитывались до 50000 татар и до 10000 черкас. Описав гигантскую дугу, они прошли через уезды Орловский, Мценский, Чернский, Новосильский, Ефремовский, Ливенский, разграбили Путивльский, Рыльский и Новгород-Северский уезды, дошли до окрестностей Воронежа и по Кальмиусской сакме ушли на юг. Городов они по пути не осаждали, занимаясь лишь разорением деревень.

Немало пострадали летом 1659 г. окрестности Старого Оскола. Согласно донесению воеводы Тимофея Левашова, 1 августа «приходили под Старый Оскол изгоном многие крымские и нагайские люди и турки и черкасы, потому что сторожи поимали и до города не упустили и Оскольского города слободы и в Оскольском уезде сёла и деревни пожгли, стада отогнали, а Оскола города осадили и стояли под городом августа с первого числа по 13-е число без отступа и приступы их из слобод были многие». Возглавлял татар Мустафа-мурза. Осколяне совершали вылазки и во время них даже сумели отбить несколько пленных. Блокировав крепость, татары и черкасы разоряли уезд. Были погромлены сёла Нижне-Атаманское, Нижне-Чуфичево, Успенское, Лапыгино, деревни Комаревцево, Степаново, Вислая, Роговая и Троицкий мужской монастырь. В полон крымцы и ногайцы угнали 760 человек, убито было 80 мужчин и 21 женщина. Наконец, 12 августа большая часть татар покинула стан под стенами Оскола, а 14 августа Мустафа окончательно снял осаду и ушёл в степь [Никулов. 1997: 118—119].

Конотопская катастрофа произвела ошеломляющее впечатление. «Цвет московской конницы, совершившей счастливые походы 54-го и 55-го годов сгиб в один день,— пишет С. М. Соловьёв.— Никогда после того царь московский не был уже в состоянии вывести в поле такого славного ополчения. В печальном платье вышел Алексей Михайлович к народу и ужас напал на Москву». Опасаясь нашествия врага на саму столицу, начали даже строить укрепления вокруг Москвы. Однако победители не были в состоянии столь широко воспользоваться плодами своей победы. Их уже раздирали внутренние противоречия. Спустя всего несколько месяцев после торжества под Конотопом, Иван Выговский из всесильного гетмана обратился в преследуемого затравленного беглеца, а на Украину накатил новый вал междоусобиц.

Постоянной угрозой продолжали оставаться татарские набеги В 1652 г. бои с кочевниками прогремели около д. Рсут курского уезда и у с. Городенска Рыльского уезда. Донося об этих схватках, служилые писали: «Многия наша братья с лошадей были посбиты, а лошади пропали, а у иных лошади с зуку (шуму) с вьюки в Крымские люди вмешались и там пропали, а у иных казённые пищали и свои отбиты были и изронены карабины, делятошный котёл медный отбит, кони с седлом и уздою, епанчу в тороках изронили, пищаль квинтованную». В Оскольском уезде у Ломоватой яруги служилые люди схватились с чамбулом в 800 всадников, отогнав его к берегам Оскола и далее в степь. В бою отличился есаул Иван Павлович Винников. Под сыном боярским Яковом Поликарповичем Мироновым был убит конь, а сам он получил стрелу в правое плеча Другой дворянин, Мирон Титович Дудоров, был ранен и стрелой, и саблей [Танков. 1913: 339]. А в 1662 г. совершилось новое разорение Курского уезда татарами, причём столь страшное, что в следующем году с жителей его не собирали хлебного налога «ради их разорения». Татары ворвались в Курский и Обоянский уезды с запада, в обход Белгородской черты.

В конце 1663 г. к границам Курского края вновь приблизилась опасность большой войны. Огромное польское войско во главе с самим королём Яном-Казимиром переправилось в ноябре на левый берег Днепра с твёрдым намерением покончить навсегда с мятежной Украиной. Поражение Пожарского под Конотопом, Шереметева под Чудновым, смуты и борьба претендентов за гетманскую булаву — всё это. внушало полякам надежды на лёгкое покорение всего Левобережья. Вначале поход действительно был успешен. Одни города сдавались королю и признавали власть правобережного гетмана Павло Тетери; другие сопротивлялись, но не могли устоять против столь мощных сил. На сторону поляков перешёл знаменитый казацкий герой атаман Иван Богун. Единственное, что смущало короля, так это неведение о планах князя Г. Г. Ромодановского. Поляки полагали, что тот, будучи «полководцем великого ума», имеет хитрый расчёт: «этот москвитин понял, что поляк горяч, словно солома - скоро загорается и скоро сгорает и огня после мало оставляет; поэтому-то Ромодановский стоит с войском, на одном месте, разославши по сторонам отряды, чтоб у нас живность отнимать, и мы бы, в чужой земле находясь, голод терпели» [Костомаров. 1995 б: 14]. Воевода действительно стоял в Белгороде и собирал ратных людей, распущенных незадолго до вторжения по домам.

В начале января 1664 г. Ян-Казимир вступил вглубь российских владений. Его армия обошла Нежин, не решившись на штурм; ему сдалась зато Борзна, а крепость Салтыкова-Девица на берегу десны была взята после жестокого приступа; после этого сдалась и Сосница. С севера на соединение с королём двигалась армия литовского гетмана Сапеги. Чтобы помешать объединению вражеских сил, к Путивлю было спешно направлено войско князя Я. К. Черкасского. Вместе с путивльским гарнизоном оно смогло бы успешно противостоять неприятелю. Узнав о его движении, король тоже повернул к Путивлю. Черкасский, не успев войти в город, уклонился от битвы и отступил в леса.

В свою очередь и Ян-Казимир не рискнул штурмовать мощную крепость Путивля с её большим и полным сил гарнизоном. Вместо этого его войска осадили Глухов. Здесь неожиданно для себя поляки столкнулись с упорным сопротивлением. Город держался.

Это дало русским воеводам время, чтобы подтянуть свои силы. Князь Г. Г. Ромодановский и левобережный гетман Иван Брюховецкий двинулись на выручку осаждённым.

Пока король подступал к Путивлю и осаждал Глухов, отдельные отряды его войска разоряли окрестности. Один такой отряд атаковало налёту Рыльск. Однако рыляне упорным сопротивлением сорвали замысел неприятеля. Приступ удалось отбить, но окрестности города были выжжены. В одних только вотчинах Рыльского Николаевского монастыря после этого набега запустело 43 Двора — их обитатели были «побиты, а иные в полон пойманы».

Тем временем Ромодановский ударил на королевский лагерь под Глуховым и вынудил поляков снять осаду. В сумерках они поспешно отступили к Новгород-Северскому. Воевода преследовал их, настиг у Пироговки при переправе через Десну. Поляки уходили за реку по непрочному февральскому льду под огнём русских орудий. Сам король едва избежал плена — его выручило только то, что с Ромодановским вовремя не соединились брянский и путивльский воеводы. Поход, так много обещавший в начале, окончился полным провалом. Немалая заслуга в том принадлежит князю Г. Г. Ромодановскому и служилым людям Курского края [Костомаров. 1995 б: 19—23].

Постепенно украинская война отдалялась от границ Курского края, переносясь на Правобережье Днепра. В 1667 г. между Речью Посполитой и Московским царством, равно истощёнными многолетней борьбой, было заключено Андрусовское перемирие сроком на 13 лет, до июня 1680 г. Соглашение было достигнуто за счёт раздела украинских земель. Россия удерживала за собой Левобережье Днепра и Киев⁽¹⁾. Граница государства отодвинулась от курских рубежей.

Однако опасности порубежной жизни отступали медленно. В 1668 г. гетман левобережной Украины И. М. Брюховецкий, усиленно вводивший в своих землях «московские порядки», осознал, что этим он всё больше и больше возбуждает к себе ненависть народа. Украинцы, стремившиеся все поголовно стать вольными казаками, были недовольны вмешательством русских воевод в управление «гетьманщиной». В январе 1668 г. в Гадяче и Чигирине прошли рады, на которых было решено отложиться от Московского царства, предавшего Правобережье Польше, и взамен того поддаться Турции. В украинских городах начались волнения. Черкасы убивали русских служилых людей и просто крестьян, приехавших сюда по торговым делам. Запорожские полковники Соха и Борона взяли Стародуб, убив воеводу Игнатия Волконского; в феврале был захвачен Новгород-Северский, воевода которого Исай Квашнин был застрелен. В мае к Брюховецкому явились послы турецкого султана и татарского хана с вестью о том, что крымская орда идёт ему на помощь. Вскоре явились и ордынцы во главе с Челибеем-мурзой. Татары и казаки разоряли сёла под Севском, Кромами и Рыльском. На левый берег Днепра переправился гетман Пётр Дорошенко (внук известного Михаила Дорошенко, не раз разорявшего Курский край и погибшего в походе на Крым в 1628 г.). Казаки массами стали переходить на его сторону. Брюховецкий увидел, что остаётся без сторонников и все его старания напрасны — поссорившись с Москвой, он не приобрёл доверие казачества. В июне казачье воинство было разбито воеводами князем Константином Щербатым и Иваном Лихаревым под Новгород-Северским. Армия Г. Г. Ромодановского вторглась на Украину и осадила Котельву. Казаки оказали ему упорное сопротивление.

Брюховецкий двинулся было туда, но на встрече с Дорошенко разъярённые казаки убили левобережного гетмана. Ромодановский отступил от Котельвы, не рискнув встретиться с войском Дорошенко, но стоило тому уйти обратно на правый берег Днепра, как московская рать вновь двинулась занимать левобережные города, приводя население в покорность царю. Оставленный управлять Левобережьем «наказной северский гетман» Демьян Игнатович Многогрешный не имел сил противиться Ромодановскому. Он заперся в Чернигове и запросил помощи у Дорошенко. Но тот отвечал: «Пусть сами обороняются!» После того, как московская рать взяла приступом городские укрепления, Многогрешный, осаждённый в крепости («старое место»), вступил с воеводой в переговоры. Тем временем на Запорожье объявился новый претендент на левобережное гетманство — Суховеенко (Суховий). Вслед за Дорошенко он призвал на помощь татар и двинулся в сторону Путивля. Русская рать отступила к Путивлю, но и Суховеенко предпочёл удалиться от московских пределов. Именно тогда воеводу Г. Г. Ромодановского постигло личное несчастье — его сын Андрей, отправленный после приступа к Чернигову в числе сеунщиков на Москву, попал в плен к татарам. Они напали на его отряд у с. Гайворон Конотопского повета 10 октября 1668 г., разбили его и увели княжича с собой в Крым. Узнав, кто попал им в руки, крымцы стали требовать с Андрея огромный выкуп — 80000 ефимков и освобождения 60 пленных татар. Молодой Ромодановский отвечал, что больше 10000 за него не дадут. «Как не дадут? — изумлялись татары. — Отец твой боярин и владеет всею Украйною, хотя с шапкой пойдёт, то соберёт с Украйны больше 100000». «Хотя бы хан велел меня замучить, но больше 10000 не будет»,— стоял на своём Андрей Григорьевич. Когда царю Алексею Михайловичу стало известно о «полонном терпении» молодого княжича, он послал ему 50 золотых. Более семи лет пришлось А. Г. Ромодановскому томиться в неволе. [Соловьев. 1991: VI, 357—360, 395— 396; Танков. 1913: 347; Костомаров. 1995: 115—129].

Степнякам редко удавалось теперь прорваться за черту, но тем злее они свирепствовали, когда им выпадала такая возможность. В 1673 г. татары выжгли «во многих местах» дубовый ослон вала на стыке Новооскольского и Верхососенского участков и прорвались вглубь русской территории. Набег запомнился надолго. Ещё в 1678 г. в «описи городов» упоминалось здешнее «проломное место, где прошёл крымский хан». В 1674 г. стольник Григорий Скуратов отразил татарский набег на Белгородский уезд, однако не смог полностью предотвратить разорения края. В 1676 г. старооскольский воевода Харитон Арнаутов сообщал, что «крымские люди приходили под Новый и Старый Оскол войною, конные и животинные стада отогнали и людей многих поимали» [Никулов. 1997: 119]. В 1680 г. произошёл «страшный по своим кровавым последствиям татарский погром». Орда во главе с самим ханом прорвалась за вал 18 января и ринулась в окрестности Карпова и Хотмыжска. Всего было разорено 18 городков, «побито и в полон поимано и во дворех сожжено русских людей и черкас мужеского полу и женского», по разным сведениям от 3014 до 3258 человек. Татары разграбили и сожгли 889 дворов, причём заживо сгорело 79 человек. Погибло 840 детей в возрасте от полугода до 15 лет, причём в пламени пожарищ сгорело живыми 28 мальчиков в возрасте от полугода до четырёх лет и 42 девочки. Угнано было 24193 голов скота. Особенно пострадал Белгородский уезд, потерявший 471 мужчину и 368 женщин, причём 30 человек сгорело в погребах, где пытались укрыться от степняков. В Хотмыжском уезде татары угнали в неволю 200 человек служилых с жёнами и детьми, в избах было пожжено 19 человек. Тут же крымцы угнали 180 лошадей, 207 коров, 653 овцы, 12 коз. Меньше пострадали Карповский и Волховский уезды. В первом кочевники захватили до 10 пленников, 8 лошадей и 4 коровы, а во втором в ясырь им досталось 34 человека. Гораздо опустошили они более южные уезды, лежавшие вне Белогородской черты — Вольновский, Краснокутский, Золочевский, Ахтырский, Валковский [Танков. 1913: 437—438].

Чтобы избежать на будущее повторения подобного погрома, решено было усилить гарнизон Курска. В 1683 г., после стрелецких волнений в Москве, правительство начало менять дислокацию полков, стягивая в столицу более верные и непричастные к бунту. При этом из их рядов старательно вычищались «пьяницы и зерныцики, и всякому злому делу пущие заводчики и раскольщики... убийцы и грабители». Подобного рода «выписные» из Сергеева полка, который перебрасывался в Москву из Киева, а также стрельцы, бывшие «в розных городех на службе и в ссылке», и пополнили собой ряды Курского гарнизона. Старшим над ними был назначен полковник Константин Арпов. При этом все ясно понимали, что на новое место службы стрельцы двинутся весьма неохотно. Поэтому в указе особо оговаривалось: «А буде которые из них в Курск не пойдут или з дороги збежат и где изыманы будут — и тем за то быти в жестоком наказанье безо всякого милосердия и пощады». Курскому воеводе, боярину А. С. Шеину, было велено селить тех стрельцов «особыми слободами ... как построено на Москве в стрелецких слободах».

Рис. 25. Административное деление Курского края и сопредельных территорий в конце XVII века.

1. Курский, 2. Рыльский, 3. Обоянский, 4. Суджанский, 5. Путивльский, 6. Белопольский, 7. Недригайловский, 8. Сумской, 9. Краснопольский, 10. Лебединский, 11. Каменновский, 12. Межиричский, 13. Олешнянский, 14. Ахтырский, 15. Боровленский, 16. Вольненский, 17. Хотмыжский, 18. Миропольский, 19. Карповский, 20. Болховецкий, 21. Нежегольский, 23. Волчанский, 24. Корочанский, 25. Салтовский, 26. Сенный, 27. Золочевский, 28. Ольшанский, 29. Харьковский, 30. Яблоновский, 31. Новооскольский, 32. Валуйский, 33. Топольский, 34. Палатовский, 35. Верхососенский, 36. Старооскольский, 37. Усердский, 38. Острогожский, 39. Коротоякский, 40. Воронежский, 41. Землянский, 42. Усманский, 43. Чернявский, 44. Лебедянский, 45. Романовский, 46. Елецкий, 47. Ливенский, 48. Мценский, 49. Кромской, 50. Севский, 51. Трубчевский, 52. Брянский.

Власти рассчитывали, что прибытие свежих сил станет широко известно на порубежье и татары «почтут их за прибылые многие рати», после чего «намерение своё на украйные городы отменят». Численность выселенцев нс превышала 100 человек, но предполагалось, что слухи многократно увеличат эту цифру, что внушит неприятелям страх и опасение. При этом следовало тщательно скрывать от потенциальных лазутчиков тот факт, что стрельцы эти — воинство ненадёжное, так как «за шатость в тех городех будут построены». Воеводе и полковнику следовало также проследить, чтобы пополнение не теряло боевой выучки: «Ратному строю учить их почасту, чтоб они того строю не забыли и были бы всему навычны, не отымаясь ничем, потому что в них тому строю заобычных людей и из воров много».

Кроме того, указ приводил и ещё одну важную причину переброски стрельцов именно в Курск: «А в Курску быть сверх того и для того пристойно, что в том городе живут бояря и воеводы и малолюдно быть в том городе не мочно. А что в том городе при них, боярех и воеводах, бывают для караулов и для посылок и городов солдаты — и то им великая тягость и оскорбление, потому что тем солдатом и от служеб нужно, а те караулы им служба ж прибавочная с нуждою. Да и для того, что в тех городех и в уездех дворян небезлюдно, и они, живучи меж них, воровства заводить станут опасаться» [Медведев. 1990: 189-199].

В 1687 г. воеводой Большого Белгородского полка был назначен боярин Борис Петрович Шереметев — позднее прославленный фельдмаршал войск Петра I. Ему пришлось столкнуться как с привычными делами пограничья, так и с задачами, необычными для здешних мест. В 1691 г. край был охвачен подготовкой к войне против татар и примкнувшего к ним казачьего атамана Петрика. В Курск из Белгорода был командирован инженер-полковник В. Н. Фанзален для «починки верхнего земляного города», а сам курский воевода окольничий князь П. Л. Львов повёл служилых людей в поход против крымцев к Соколову. Он выступил на Обоянь, Карпов, Золочев, Олешню и, совместно с белгородцами, успешно дошёл до Перекопа [Танков. 1915: 206—209]. Однако полностью покончить с угрозой со стороны Петрика не удалось и в 1693 г. он вместе с сыном крымского хана предпринял новый поход к рубежам Курского края. Однако этот набег закончился полной неудачей — казаки гетмана И. С. Мазепы заставили врага отступить от Днепра в степь. Курский воевода В. А. Змеев, успешно отразив набег татар под Валки, возвратился в Курск вместе со своим полком.

Вслед затем, в 1695—1696 гг., жители Курского края были привлечены для подготовки похода на Азов. «Никогда раньше не было столь громадного требования на службу детей боярских из Курского края в другие края, да ещё на почти неизвестное для них дело устройства военных и грузовых судов,— пишет А. А. Танков.— Но в своей кипучей деятельности Пётр Великий не знал преград, не любил считаться с ними и исполнением его повелений никто не медлил. Таким образом, пять слишком тысяч жителей Курского края, не считая служилых и посадских людей низших званий, наполнили Козловские, Липецкие и Воронежские леса в зимнее время и прежде всего взялись за тяжёлое дело вырубки самых колоссальных и крепких дерев, годных для построения судов, и мачтовых дерев, а потом принялись за их устройство» [Танков. 1915: 215—216). Помимо этого, служилые люди Курска участвовали и в боевых действиях против татар и турок, отразив в 1696 г. татар от украинского городка Сорочинцы, совершив в 1697 г. поход к черноморскому побережью, разбив татар на Совинском броду под Гадячем. В 1698 г. они под началом князя Я. Ф. Долгорукова выступили на выручку осаждённых турками Тавани и Казыкерменя.

Однако все эти бои велись уже вдали не только от Курска, но и от самой Белгородской черты. Граница постепенно отдалялась от городов и сёл Курского края, а вместе с нею уходил в прошлое и боевой быт Порубежья. Вражеские набеги и нашествия всё больше становились достоянием легенд, дедовских преданий, всё более и более туманных. Потомки служилых людей обращались к мирному труду, становясь крестьянами, купцами, ремесленниками, помещиками. Край приобретал новое лицо.

Отражая удары врагов, Курск изменялся, исподволь, но неуклонно. Из порубежной крепости он всё больше превращался в город купцов и ремесленников. Сабля и пищаль уступали место аршину и безмену. Если лицом, представлявшим Курск XVII века был воин, служилый человек, то в следующее столетие город вошёл уже в облике купца, торгового посадского человека. Именно ему и принадлежало будущее.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Поляки согласились уступить Киев только на два года, однако русские власти так и не вернули город Польше, закрепив его окончательное присоединение в условиях Вечного мира с Польшей, заключённого с королём Яном III Собесским в 1680 г.