авторы: А.В. Зорин, А.И. Раздорский

ГЛАВА VI

Хронограф украинных земель

Черкасские разбои

«Измена черкас» лишь подлила масла в огонь. Разбой казачьих шаек на порубежье в 1640-е гг. продолжались с прежней силой. В районе Святых гор в марте 1644 г. переправились через Северский Донец около 200 воровских черкас, а ещё 50 во главе с атаманом Богуном пошло в то же время под российские украинные города. Валуйская станица 6 июля 1644 г., не доехав 15 верст до Святогорского монастыря, обнаружила стан Примерно полусотни воровских черкас. Станичники попытались поточнее подсчитать число разбойников, но были ими замечены и едва сумели унести ноги. Тем же летом в Святогорском бору была разбита станица Логвина Бобылева. Все четверо станичников погибли.

В марте 1645 г. воровские черкасы были разбиты в 12 верстах от Чугуева, на реке Мже. Белгородский воевода Фёдор Хилков направил стрелецкого сотника Петра Прохорова в Лохвицу к Иеремии Вишневецкому. Прохоров должен был отыскать имущество, захваченное черкасами У стрельцов, ехавших 12-октября 1645 г. из Белгорода в Карпов. С помощью Вишневецкого сотнику в Голтве и Миргороде удалось отыскать и вернуть шесть лошадей.

Постоянным местом грабежей и нападений на станицы были Сокольские горы. То и дело отсюда приходили вести о нападениях воровских черкас: одна станица была разбита 21 марта 1646 г,, ещё две станицы были погромлены 22 мая и 3 июня 1647 г. Разбойники отбирали у станичников лошадей, оружие, одежду, а сопротивлявшихся убивали на месте. Забирались разбойники и дальше, поближе к украинным городкам. Атаман Григорий Торский разгромил белгородскую станицу на Осколе 19 мая 1647 г. В районе Боровского ерка 28 июля 1647 г. до 300 черкас разгромили станицу из Валуек. В 20 верстах от Валуек, на реке Сенной, 6 октября 1646 г. черкасы разбили и ограбили еще одну станицу. Четверых станичников полонили, один ушел; захватили 10 лошадей, оружие и платье.

Несколько сот черкас разгромили в начале 1645 г. московское и крымское посольства, сошедшиеся для размена пленных. Нападавшие захватили казну, убили полсотни татар и самих турецкого и крымского послов. Русских служилых людей погибло четыре человека, остальные вместе с посланниками были захвачены живыми. Русские пленные, приведенные татарами для обмена, были отпущены на свободу. А вот имущество посольства (лошадей и прочее), как и государевых посланников, черкасы оставили у себя.

Вполне обычно для Порубежья тех лет звучало донесение, составленное в октябре 1647 г. хотмыжским воеводой: «В ночи пришли на стан воровские литовские люди и те, государь, литовские люди казака Артюшку Дучина убили до смерти, а станичника Мартюшку Бордукова, убив, сожгли, а сын боярский Сенька Смольянинов да казак Ромашка Анциферов утех литовских воровских людей ушли из рук, драгунских и их лошадей и всякую рухлядь поимали те литовские воровские люди». Погоня, высланная из Хотмыжска, так и не смогла настичь грабителей. В том же октябре 1647 г. валуйский воевода Ф. Байков докладывал: «А воровство, государь, от черкас около города безпрестани, по гумнам и по слободам крадут лошадей и людей побивают; ходят немалыми людьми, человек по сороку и по пятидесяти и больши» [Папков. 1998 б:106].

Стычки на пограничье то и дело грозили вылиться в конфликт между двумя государствами, тем более что не всегда было ясно, на ком же лежит вина за столкновение. Например, 2 декабря 1647 г. князь Иеремия Вишневецкий жаловался на Чугуевского воеводу Д. С. Ушакова. Он приказал ратных людей Вишневецкого, пришедших на российскую территорию за кречетами, как «воров-разбойников порезать и поколоть». Посланцы князя, Фёдор Чигирин и Пётр Петрович, израненые, едва сумели уйти. Вишневецкий требовал выдать виновников нападения или возместить убытки деньгами. По жалобе было проведено расследование. Стрельцы, дравшиеся со слугами Вишневецкого были допрошены. По их словам выходило, что воевода Ушаков послал 30 стрельцов для изгнания литовских людей с российской территории. Черкасы первыми открыли огонь и ранили одного стрельца. Тогда только вступили в бой и все прочие стрельцы. Имущество же слуг князя никем не захватывалось. Российские власти сочли действия стрельцов вполне правомерными. Иеремия Вишневецкий, надо полагать, сохранил на сей счёт своё особое мнение.

В другом случае в 1647 г. урядник Станислав Кгулчевский обвинял ольшанского воеводу в том, что «он, князь Юрья Никитич Борятинский, на прямую мою пасеку за рубеж воров наслал и с моего погреба шесть сот пчелы выбили; и я к нему цисал, что пчелы с погреба выбиты, и пасечник зарезан, и мед к нему в Олешню привезен, и тех воров он с Олешни повыпускал прочь, а мед затаил, и управы нет; а у меня ныне есть мужик, который в то время с теми ворами был и пчелы мои бил, а мед воевода ольшанский отобрал». В воровстве урядник обвинял белгородцев «Орешенко с товарищами», которые «в пасеках одних пчел, как на точках, також и с погребов, на 5000 ваши воры выбили, пасечников и иных людей, которые на честную добычю на зверя ходили... позарезали и побили 12 человек... позарезали и замучили и все лошади и добычю побрали разбойническим явным воровством». В ответ на это Кгулчевский отобрал у четырёх путивльских купцов, пойманных в Миргороде, товаров на 380 рублей. Русские власти задержали обвиняемого — Ивана Путятина по прозвищу Арешонок. Тот, разумеется, всё отрицал и уверял, будто «Станислав Кгульчевский писал на ево, на Ивана, за то, что де он в государева пожалования в свою вотчину литовских людей из-за рубежа для звериных добыч и для всякого промысла гулять не пускает; что де те литовские люди приходят из-за рубежа и ево вотчину пустошат, и зверь бьют, и рыбу ловлют, и пчелу дерут, и государевых людей побивают до смерти и граблют» [Папков. 1998 б: 130].

Выяснить досконально, кто был прав в этом и подобным ему спорах, было не ио силам ни русским воеводам, ни польским урядникам. Каждый отстаивал свою точку зрения, каждый приводил в подтверждение надёжных свидетелей. В результате столкновения продолжались и напряжённость на границе не спадала.