авторы: А.В. Зорин, А.И. Раздорский

ГЛАВА III

Белгородская черта

Московское государство принимало меры по охране своих южных пределов. Ещё в середине XVI в. южная линия обороны Московского государства — Засечная черта — проходила по Оке, между Мещерскими и Брянскими лесами. Она шла от Рязани к Веневу, Туле, Одоеву, Белеву и завершалась в верховьях Жизды. Но уже тогда русские войска ежегодно выдвигались далеко за Оку для предупреждения внезапных татарских набегов. Учреждается постоянная (с апреля и «до глубоких снегов») сторожевая служба. Центры командования этими силами располагались в Путивле и Рыльске — старинных украинных городах Северщины, городская жизнь которых сохранялась вопреки всем напастям той эпохи. В те годы разрабатывается и первый русский военный устав, обобщивший в первую очередь опыт порубежной службы. В составлении его участвовали бывалые дети боярские — порубежники с Поля, созванные в Москву знаменитым воеводой князем М. М. Воротынским. Предписания этого устава весьма живо показывают особенности сторожевой службы в Поле: «А стояти сторожем на сторожах, с конь не сседая, переменяясь, и ездити по урочищам, переменяясь направо и налево по два человека по наказом, каковы им наказы дадут воеводы. А станов им не делати, а огни не класти не в одном месте; коли каша сварити и тогды огня в одном месте не класть дважды; а в коем месте кто полднивал, и в том месте не ночевать, а где кто ночевал, и в том месте не полдневати. А в лесах не ставитца, а ставитца им в таких местах, где б было усторожливо».

Из порубежных городков высылались в Дикое Поле отряды служилых людей, которые должны были отыскивать татарские сакмы и следить за передвижениями врага. Одни из этих отрядов — сторожи — включали в себя от 2 до 6 человек и выставлялись караулами на обычных местах пролегания сакм, у приметных одиноких, деревьев, откуда вели наблюдение за закреплённым участком. Так, например, в 1571 г. из Путивля высылалось две сторожи: «первая сторожа на Мокошевичах вверх по Семи от Путивля 10 вёрст. А сторожем стояги на той стороне из Путивля двум человекам, а стояти им на одном месте без разъезду». Более крупными и подвижными отрядами, являлись станицы, объезжавшие дозором Поле. Каждая станица состояла из 50—100 всадников, которые должны были патрулировать обширные пространства степи. Так, в том же 1571 г. станица, имевшая стан на Сейме в устье Хона, должна была ездить к устью Донецкой Семицы, «туто Семь перелезть и ездит до верховья Корочи и Корени», а также до устья Реута. То тут, то там русские разъезды сталкивались с бродячими чамбулами татар. Происходили скоротечные конные сшибки, в которых всё решали внезапность удара и боевая выучка воинов. Умение владеть саблей или луком высоко ценилось среди порубежников, но не менее ценным была способность выследить врага, отыскать тропу, протоптанную нековаными копытами татарских коней, искусство обойти неприятеля, застать его врасплох на марше или на роздыхе, разгромить, не дав времени бежать с полоном и награбленной добычей. Среди служилых людей имелись настоящие следопыты, замечавшие приближение татар по фырканью и ржанию лошадей, по следам копыт, облакам пыли и отдалённым огням.

Наезженные татарские тропы-сакмы перекрывались фортами-острогами. Обычно они ставились у бродов через крупнейшие водные артерии пограничья. Например, для контроля над Кальмиусской сакмой в четырёх верстах от Старого Оскола при впадении в Оскол речки Убли был возведён Усть-Ублинский. острог. На второй год его существования, по приказу князя М. М. Воротынского был произведён грандиозный поджог степи, чтобы лишить татарскую конницу подножного корма и тем предотвратить ожидаемое нашествие. Океан огня, разлившийся по степным просторам, захватил и Оскольский край, немного не дойдя до самого Усть-Ублинского острожка.

Рис. 9

Суджа в XVII в. Реконструкция К. Лопяло.

Но один лишь поджог степей не мог обеспечить безопасности края. В 1580-1590 гг., после смерти Ивана Грозного и завершения Ливонской войны, московское правительство всерьёз берётся за укрепление южной границы царства, Заново укрепляются, старинные города и среди них — Рыльск, Путивль, Курск. Ранее Курск служил лишь временным пристанищем для выдвигаемых в Дикое Поле войск. Так в 1556—1557 гг. тут стояли отряды воевод Михаила Репнина и Петра Татева. Теперь же, с прибытием в город воеводы Ивана Полева и головы служилых людей Нелюба Огарева, заново укрепляется старое Курское городище, возводятся стены нового большого острога.

Одновременно с поновлением старых крепостей, в Поле строятся и новые города - Оскол, Ливны, Белгород, Валуйки, Воронеж, Царёв-Борисов. Вся эта деятельность немедленно встревожила Крымское ханство. В 1602 г. хан Казы-Гирей высказал русскому послу князю Григорию Волконскому своё наглопростодушное возмущение по этому поводу: «Вы хотите задушить нас в ограде!» Хан грозил гневом турецкого султана, вассалом которого являлся: На это ему был дан уклончивый ответ: «Турская рать Великому Государю не страшна... Города же поставлены на Поле для воров черкас... Государя вашего улусам от тех городов убытка нет».

Смутное время разрушило систему обороны степных рубежей. Татары за эти годы настолько привыкли разорять русские земли, что открыто высказывали пожелание вообще отсюда «вон не выхаживать». Не отставали от них и казачьи шайки. В 1620-х гг. пограничная линия была восстановлена, но в меньших масштабах. Теперь полевые рати выдвигались за Оку не далее рубежа Мценск-Тула-Михайлов-Пронск- Рязань. От передовых украинных городов (Путивль, Белгород, Валуйки) станицы отъезжали не далее, чем на 15 вёрст. Заново была укреплена старая Засечная черта по Оке.

Для поновления Засечной черты были произведены гигантские работы в 1638 г., но все эти труды уже запоздали. Старая черта прикрывала ныне одну лишь Москву, оставляя беззащитными огромные новые территории за Окой. «Всем своим расположением черта говорила о стремлении закрыть подступы к центру государства: всё, что лежит к югу от черты, интересует мало: важно схватиться с врагом и задержать его на широте Тулы и Рязани — забота, привычная ещё с конца XIV в.— писал А. Яковлев,— Москва обороняет себя, своё запечье, а не своих колонистов, ушедших искать удачи на целине чернозёмного юга ... Упорно цепляясь за одеревенелые формы обороны, за свою оборонительную скорлупу, надеясь больше на колье да на дубье, чем на человека, рассчитывая не разбить, а увязить врага, Москва плохо умеет поддерживать могучие силы, стоявшие на авангарде народного движения далеко на юге» [Яковлев. 1916: 285].

Но беспрестанные набеги татар и «литовских людей» вынудили, наконец, московские власти в 1630—1640-х годах предпринять грандиозное строительство новой мощной оборонительной линии, протянувшейся на сотни и сотни вёрст. В степи выдвинулась новая - Белгородская— черта.

Белгородская черта протянулась на 800 км — от верховий Ворсклы до Дона и далее, на северо-восток, вдоль реки Воронеж к Цне. Современным историком «эти укрепления сравнимы с Великой Китайской стеной, построенной против кочевников,— с одной лишь разницей: их появление означало уже не оборону, а начало собственно русского, медленного, но верного движения на степь» [Володихин. 1995: 24]. В состав Черты вошло 27 городов-крепостей, не считая более мелких опорных пунктов. Умело используя рельеф местности и прочие природные особенности края, строители применяли разнообразные типы укреплений, связанные между собой в единую цепь. Среди них широко были распространены деревянные остроги — ограды из вертикально поставленных брёвен высотой до трёх саженей. С внутренней стороны такого частокола крепились кровати — деревянный помост для защитников крепости. Над оградой устанавливались обламы — выступающие вперёд бревенчатые навесы. В стене и в обламе проделывались бойницы. Именно таким образом были укреплены, например, Хотмыжск и Старый Оскол. Иногда острог дополнительно укреплялся рвом и надолбами. В наиболее опасных точках линии стены крепостей рубились «по-городовому», как то было в Карпове и Короче. В этом случае стена состояла из прямоугольных срубов-клетей и также снабжалась обламами и бойницами.

Нередко в качестве крепости выступал земляной город, обнесённый валами, на вершине которых устанавливались деревянные укрепления. В Нежегольске на валу стояло шесть дубовых рубленых башен. Некоторые крепости имели несколько оборонительных линий. Так, одной из наиболее важных и мощных крепостей Черты был Яблонов, перекрывавший Изюмскую сакму. Его окружал мощный кольцевой вал, укреплённый дубовыми брёвнами, поверх которого высились 13 боевых башен Внутри этого кольца находился деревянный рубленый город с тремя башнями. Болховец также был обнесён валом, позади которого шла острожная стена с семью башнями.

Крепости снабжались разнокалиберной артиллерией. В Рыльске в 1637 г. имелось 37 орудий, в Болхове — 24, а в Кромах стояло всего 4 пушки. Столь же различна была и численность гарнизонов. В Болхове на тот же 1637 г. в стенах крепости имелось 71 человек стрельцов и казаков, 25 пушкарей и затинщиков, один кузнец. В Осколе же численность гарнизона достигала 1019 человек, а в Ливнах он был и того больше —1450 [Яковлев. 1916: 13];

Типичным примером нового польского города (то есть города, расположенного в Поле) может служить Хотмыжск — крепость, отстроенная в 1640 г. на запустевшем старом городище на высоком мысу правого берега Ворсклы. Город был обнесён двумя рядами рвов и валов, поверх которых шёл бревенчатый частокол с башнями. Три из семи башен крепости имели ворота. Внутри цитадели находились караульная изба, пороховой погреб, воеводская изба и церковь. К реке вёл потайной ход длиной до 150 м. Глубина рва достигала 8 м. Подступы к стенам прикрывали надолбы. С северо-западной и юго-восточной сторон городок защищали ещё и крутые склоны глубоких оврагов. К крепости прилегали, как и в большинстве прочих порубежных городов, слободы — Стрелецкая, Пушкарная и Казацкая. Население Хотмыжска колебалось от 750 до 1000 человек.

Мощной крепостью была и Суджа, хотя её выстроили уже под прикрытием Черты. Ядром города был «Ильмовый острог» -квадратная крепостца, обнесённая рвом и валом с частоколом. Он имел одну воротнюю башню. Внутри острога помещались казённый погреб, воеводская и караульная избы. «Большой город», где жило основное население Суджи, также защищали ров и вал, но поверх вала шла дубовая стена, рубленая по-городовому с 14 башнями. Из них четыре были проезжими — Московская, Сумская, Водяная и Белгородская. Из трёх башен к речке Судже вели подземные ходы-тайники. За стенами города располагались слободы — Гончарная, Заолешенская, Подол и Замостье. Реки и болотца надёжно прикрывали подступы к новому городку.

Центром Черты стал Белгород. Основанный ещё в 1593 г., он был сожжён лубенским урядником князем Семёном Лыко в 1612 г. и восстановлен на новом месте в устье Везенины: Основой города стал деревянный острог с 11 башнями, который был пристроен к оконечности могучего земляного вала. Вал этот протянулся от Ворсклы до Северского Донца, перекрывая Муравский шлях. Острог имел 4 проезжие башни, около которых были сооружены «земляные отводные городки». Из них в случае вражеского приступа можно было вести фланговый огонь по неприятелям, атакующим стены. За стеной города проходил ров. Позднее с востока к острогу был пристроен «земляной город». Общая длина стен составляла 4 км. Обе части города сообщались между собой через несколько ворот в восточной стене острога.

Рис. 10.

Хотмыжск в XVII в. Реконструкция К. Лопяло.

Порубежные города были в первую очередь крепостями и власти видели в них главным образом военные гарнизоны. Люди же, переселявшиеся на новые земли, старались устроиться как можно удобнее, далеко не всегда принимая во внимание государственный интерес. Ярким тому примером служат обстоятельства, сопровождавшие основание Обояни. Строительство крепости было завершено к декабрю 1649 г. Городок стал среди богатых пашенных угодий, расположенных к тому же «в крепких местах» — от татарских набегов его прикрывали леса и реки. Достаточно далеко было отсюда и до передовой линии обороны Порубежья. Уже в ноябре 1649 г. на территории нового уезда возникло 27 деревень в 568 дворов. Население стремительно обживало Псёл и его притоки. Но, по меткому замечанию А. А. Новосельского, «правительство строило крепость, а не создавало сельскохозяйственное эльдорадо». В итоге было приказано выселить под стены Обояни всех, кто обосновался далее, чем в пяти верстах от города. Два месяца 1650 г. стрельцы «выбивали» поселенцев из едва обжитых деревень, снося печи в избах и избивая наиболее упорных батогами. В результате в крепость было согнано 330 служилых людей [Новосельский. 1948: 408-409]. Так же поступали власти и в других уездах. Воевод не интересовали вопросы безопасности отдалённых деревень. Более того, попытки служилых и крестьян укреплять эти сёла, возводя в них острожки, преследовались и подавлялись — сидеть в осаде уездные жители должны были в крепости уездного города. В 1641 г. было велено снести 8 острожков, выстроенных ранее в Курском уезде — «чтобы уездные люди в них не садились в осаду, а бегали бы в город».

Помимо городов-крепостей Белгородская черта имела и иные типы оборонительных сооружений. Так, на опаснейшем участке между Карповым и Белгородом была возведена цепь из 19 «земляных городков» — небольших фортов, обнесённых валом. Некоторые из них имели еще и боевые рубленые башни и караульные избы - род бревенчатых блокгаузов, откуда гарнизон мог бы отстреливаться от атакующего противника. Помимо того, на линии огня ставились деревянные острожки, защищённые дубовым частоколом высотой до 3,7 м. Подобные крепостцы использовались в качестве передовых постов на стратегически важных участках. У Нового Оскола такой острожек стоял на Жестовых горах и возведение его оказалось весьма неприятным сюрпризом для татар. Участки между городками и естественными преградами - реками, лесами, болотами — перекрывались насыпными валами, которые пересекали татарские сакмы и шляхи, закрывая степной коннице путь вглубь российских уездов. В высоту они имели 3,2 — 3,7 м. С крымской стороны насыпи укреплялись дубовыми плахами (в старинных, еще северянских фортификационных традициях). Перед валом шёл ров, достаточно глубокий и широкий,— труднопреодолимый для конного или пешего противника. На особо опасных участках Черты валы тянулись сплошной линией на десятки вёрст. От Корочи до Яблонова длина вала составляла 14 км; от Яблонова до Холанского леса — 9 км; от Карпова до Белгорода—27 км. На вершине валов стояли сторожевые башни. Так, близ Яблонова высились две из них — Каланча и Хмелевая, имевшая ворота. Многие башни были столь высоки, что их использовали под наблюдательные посты. Степь оттуда просматривалась на огромные расстояния. Иные из башен имели ворота и служили своеобразными пропускными пунктами в линии укреплений.

В лесах, чтобы превратить их в непреодолимую преграду на пути набегов, устраивались засеки - завалы из срубленных деревьев. По северному берегу Ворсклы засека тянулась на 63 км, имея в ширину от 20 до 60 сажен. В дно рек вбивался частик, что делало переправу вброд невозможной. На опасном броде через Тихую Сосну подобная подводная преграда шла на расстоянии полукилометра.

На опасных участках дополнительно устанавливались и надолбы— вкопанные в землю два-три бревна, крестом соединённые между собой и скреплённые воедино поперечными брёвнами-связями. Надолбы перекрывали тропы и поляны в лесах по Ворскле. Для временной защиты проломов в стенах наготове держались тарасы — деревянные срубы, связанные между собой и заполненные внутри песком, щебнем и землёй.

Строительство Белгородской Черты растянулось с 1635 г. по 1658 г. После её завершения Курский край прикрывался участком от Вольного до Нового Оскола — 354 км. Западный отрезок Черты с центром в Вольном шёл по правому берегу Ворсклы. Хотя река в своём верхнем течении была неглубока, а летом сильно мелела, зато правый берег её был высок и лесист. Левый же, напротив, был низменным и болотистым. Уже одно это создавало надёжную преграду на пути татарской конницы. По лесу шла цепь надолбов и засек, часто встречались деревянные острожки. Подобная картина наблюдалась до самого Карпова. Далее ситуация резко менялась. Необходимо было перекрыть степной коридор — междуречье Ворсклы и Донца, где пролегал страшный Муравский шлях.

Для этого на левом берегу Ворсклы напротив Карпова была выстроена деревянная острожная стена с башней и воротами в том месте, где частокол смыкался с земляным валом. Вал, тянувшийся отсюда до самого Белгорода, имел в основании ширину 8,4 м при высоте 3,2 м. С крымской стороны вала имелся ослон — сплошной ряд дубовых брёвен, вкопанных в землю. С русской стороны шёл более редкий ряд столбов. На ослоне и на этих столбах держались долблёные пни-навры, на которых лежали катки — обрубки толстых брёвен. Их в случае приступа скатывали на головы врагам. Кроме того, с крымской стороны вала пролегал ров, а на всём его протяжении в ту же сторону периодически выступали земляные городки. Из них вёлся фланговый огонь по штурмующим вал степнякам.

Рис. 11.

Разрез городовой стены и башни

От Белгорода отдельные участки валов шли вдоль Северского Донца между лесами и болотами вплоть до устья Корени. Затем вал пересекал излучину Нежеголи и за Нежегольском упирался в «большой чёрный Нежегольский лес». Лес этот простирался до села Стариково, сливаясь с еще большими Корочанскими лесами. Чащобы подступали к самому посаду Корочи. От этой крепости с противоположного берега реки начинался новый крупный участок вала, тянущийся до Яблонова. Тут он перекрывал Изюмскую сакму. От Яблонова же вал доходил до Халанского леса, вновь сменяясь засеками. После этого на отрезке до Нового Оскола участки валов встречались ещё дважды. Один, в версту длиной, шёл от южной опушки Халанского леса до болот у реки Халка, а другой, всего в 130 саженей, перекрывал участок до подступающего с юга массива Голубинского леса, покрывавшего собой высокий правый берег Оскола. Вглубь лесной чащи уходила новая линия надолбов [Загоровский. 1969; Александров, 161—171; Шатохин. 1991].

В 1990—1993 гг. белгородские и харьковские археологи произвели обследование уцелевших остатков Черты, изучив 14 оборонительных участков общей протяжённостью 415 км. Выводы, к которым пришли учёные, оказались крайне неутешительны. Деревянные конструкции укреплений либо сгнили, либо были разобраны местными жителями ещё в XVIII в. Разрушениям подверглись и земляные фортификаций. На исследованном участке сохранилось чуть больше 20% возведённых в своё: время валов и рвов. Аэрофотосъёмка зафиксировала в 1995 г. сохранившиеся 7 редутов и 2 флеши на Карповском отрезке Черты. Ныне там уцелели один редут и одна флеша. На Новооскольском участке 91% древних укреплений разрушила асфальтовая дорога — строители проложили её прямо по гребню вала. Многое погибло при сельхозработах и в годы Великой Отечественной войны. Тем не менее, на обследованной археологами территории и по сей день сохранилось ещё 4 редута, 3 земляных основания деревянных башен, 3 укрепления капонирного типа, 2 укрепления бастионного типа, 2 флеши, 3 рондели, комплекс из двух защищённых валами выездов в Поле, четырёхугольный земляной городок, выступ реданного типа («зубец») и пушечный раскат. Помимо того уцелело ещё свыше 20 км валов и рвов, не считая остатков укреплений семи из 13 городов Черты [Ряполов. 1998: 22-24].

По мере продвижения рубежей Московского царства в сторону Дикого Поля, постепенно росли и крепли гарнизоны старых и новых порубежных городов. В первую очередь это относилось к числу дворянской конницы, несшей основную тяжесть в борьбе с летучими татарскими загонами. Рост её численности был неспешным, но неуклонным. Если в 1623 г. в Курске насчитывалось 885 детей боярских, то в 1631 г. число их возросло до 997. В Рыльске в 1623 г. находилось 184 рылян конных 136 пеших городовых, 125 прибылых конных дворян из Новгорода-Северского и 20 городовых, а также 64 конных донских казаков и 74 рыльских беломестных верстаных казаков. В 1630 г. число рыльских дворян и детей боярских в составе гарнизона крепости достигло 514 человек. В Путивле в 1623 г. на службе состояло 172 конных и 51 пеших детей боярских путивлян, 37 верстаных донских беломестных казаков и 100 нёсших посменно службу «прибыльных детей боярских курчан». В 1630 г. число конных путивльских детей боярских увеличилось до 222, численность донцов и «курчан» осталась прежней, но зато на стенах крепости появились 235 путивльских жилых казаков, 50 детей боярских из Карачева и 143 черниговца [Танков. 1913: 182—183].

На основе гарнизонов крепостей Белгородской Черты был создан Большой Белгородский полк — армия, прикрывающая южное порубежье Московского государства. Командование этими силами 8 июня 1658 г. было официально поручено окольничему князю Григорию Григорьевичу Ромодановскому. Именно ему предстояло в ближайшем будущем фактически руководить всем ходом военных действий на территории Украины, сражаясь против казаков, поляков, турок и татар одновременно. В его распоряжении на 1658 г. находился в первую очередь «большой полк белгородского воеводы» — 10227 человек. «Полк первого товарища» (2-й полк) включал в себя силы восточной части Черты, насчитывая 3232 человек, «полк второго товарища» (3-й полк) составляли войска западной части Черты — 3743 человек. Следует отметить, что традиционное дворянское конное ополчение насчитывало в рядах Большого Белгородского полка лишь 2 000 человек (из них тысяча в Большом полку и по 500 всадников в двух других). Место его постепенно занимала регулярная кавалерия — 2 400 рейтар (из них половина в Большом полку), 4 930 драгун (из них' 2 558 в Большом полку). То же относилось и к пехотным частям. В Большом Белгородском полку имелся лишь один приказ московских стрельцов (600 человек), но зато для него было сформировано из служилых и даточных людей шесть «солдатских полков»: в Большом полку — Белгородский (1601 чел.), Яблоновский (1623 чел.), Козловский (1575 чел.); во 2-м полку — Усердский (1481 чел.) и Верхососенский (1400 чел ); в 3-м полку — Карповский (1522 чел.). Таким образом, основную часть Большого Белгородского полка составляли уже подразделения «нового строя» и лишь 13,5% его сил приходилось на дворянскую конницу и стрельцов [Тройно. 1993: 7-8]. Гарнизоны крепостей Черты, служивших опорными базами для действий полка, насчитывали на 1663 г. 42250 «осадных людей» — пушкарей, затиншиков, пищальников, воротников, казаков. Состав полка постоянно колебался. Позднее к нему могли присоединяться украинские казачьи полки и силы союзных кочевников (в основном, калмыков).

Воевода Большого Белгородского полка ведал не только обороной края, но и являлся здесь по сути дела царским наместником. Он осуществлял тут также судебную и административную власть. В Москве управление порубежными землями находилось в ведении специально созданного приказа Белгородского разряда, который действовал наравне с такими приказами, как Сибирский или Казанский. На 1677 г. в Белгородском разряде числился 61 город. В целом Большой Белгородский полк был мошной военно-административной единицей Московского царства, предназначенной оборонять и осваивать новые порубежные земли.

Курск после завершения строительства Черты оказался в тылу оборонительной линии, но отнюдь не потерял своего значения как пограничной крепости. Сохранился ряд описаний Курского острога XVII в. и единственное изображение его, относящееся к более позднему периоду — к 1722 г., когда облик крепости претерпел значительные изменения.

Рис. 12.

Курский острог по «Абрису» 1722 г. 1. Монастырь Знаменский. 2. Канцелярия. 3. Башня Красная 4. Башня Тускарная. 5. Башня выездная. 6. Башня Никитская. 7. Архиерейский дом 8. Дворы. 9. Тюрьма. 10. Казенный погреб. 11. Магисратский двор 12. Мастерская. 13. Кузница. 14. Бастион Белгород 15. Караульное помещение. 16. «Магазея»

Вряд ли можно считать верным широко распространенное и в научной, и в краеведческой литературе мнение о том, что посланники Москвы Полев и Огарёв возвели в 1596—1597 гг. Курскую крепость практически на пустом месте. Против этого свидетельствует целый ряд фактов. Так, в «Повести о граде Курске...» рассказывается о разорении и сожжении поляками в 1612 г. «большого града», после чего защитники крепости и горожане укрылись в ветхом «малом граде», слабым местом в обороне которого были «Толкочеевские врата». Если бы все укрепления Курска были выстроены Полевым и Огарёвым, то вряд ли только часть из них могла обветшать к 1612 г. Вероятно, укрепления «малого града» уже существовали до 1597 г. и, вполне естественно, пришли в ветхость к 1612 г. Хотя источник этих сведений — «Повесть...» и отличается чертами легендарности и даже фантастичности, но главным образом применительно к векам минувшим по сравнению с XVII столетием, во второй половине которого составлялся этот курский летописец.

В пользу реалистичности сообщения «Повести...» о курских укреплениях говорит и иной тип этих фортификаций по сравнению с бытовавшими в Курске на протяжении XVII в. Воевода Дмитрий Плещеев в 1652 г. сообщает о том, что в подведомственной ему крепости имеется «старая городовая осыпь [древний вал], а по той осыпи рубленый город и проезжие ворота [Толкочеевские?]..; и тот острог сгорел в 136 году [1628 г.], а ныне на той осыпи раскатная башня на шесть стен и ныне та осыпь посередь острога огорожена во острог [т. е. вал вошёл в черту новых укреплений]... всего под башнями под отводы и под сторожевою стеною 708 сажен [общая длина укреплений 1 622 м]». Таким образом, сгоревшие в 1628 г. укрепления располагались на гребне вала и представляли собой стены, рубленые «по-городовому», а не обычный острожный частокол, которым Курск был обнесён в XVII в. и который изображён на «Абрисе» города 1722 г.

Рис. 123.

Курская крепость XVII в. 1. Пятницкая. 2. Кривая (Красная). 3 Пьяная 4. Глухая (Тускарная). 5. Оскольская 6. Меловая (Белгород). 7. Куровая. 8. Никитская. 9. Толкочевские ворота. 10. «Старая городовая осень» (вал). Предположительное размещение «старой городовой осыпи» (древнего вала).

«Поновляя» Курскую крепость, Полев и Огарёв расширили её площадь, выдвинув линию укреплений к краю рва, вероятно, углубив и расширив последний. Учитывая размеры и глубину рва, основой которому послужил, похоже, естественный овраг, становится понятно и то, почему строители ограничились возведением частокола, а не «городовых» стен и вала — в системе Белгородской Черты подобные типы укреплений предусматривались лишь для особо уязвимых пунктов обороны. «Курское городище», имевшее с напольной части ров, смыкавшийся с естественным оврагом 15-метровой глубины, к подобным пунктам явно не относилось.

Вполне вероятно, что вал Курского городища сохранился до конца XVI в. ещё со времён северян. Ров либо представлял собой передовую линию обороны также ещё северянских (роменских) времён, либо появился после вхождения Посеймья в состав Киевского государства при увеличении укреплённой площади города [Енуков. 1998 а, б]. Пространство между рвом и валом могло отводиться для размещения жителей посада на время осады. По крайней мере, именно так использовалось оно в 1613 г.: как раз отсюда бежали в «малый град» горожане, когда ворвавшиеся в острог поляки устроили резню. (В «Повести...» особо оговаривается гибель мирных жителей, а не ратных людей: «бысть сражение и пролитие крови сюду и сюду ... и жён и детей велия в том времени кровь пролился»). К концу XVII в. вал утратил своё оборонительное значение, стал помехой при дальнейшей застройке городского центра и, вероятно, был срыт при возведении зданий и стен Знаменского монастыря. На «Абрисе» 1722 г. он уже отсутствует. Ров же просуществовал до генеральной перепланировки Курска в 1782 г., когда и был засыпан.

В середине XVII столетия треугольный Курский острог имел 8 дубовых рубленых башен. Со стороны Московской дороги (позднее ул. Большая Московская, нынешняя Ленина) стояла Пятницкая проезжая башня. От неё к обрыву над Тускарем шла стена с отводами — выступами для фланговой стрельбы по штурмующим (всего таких отводов в крепости было 14). Высота стен доходила до двух саженей (около 4 м.). Стена шла параллельно современной Красной площади до наугольной глухой Кривой башни, а затем сворачивала вниз по течению реки. На отрезке до следующей наугольной Меловой башни находилось ещё три башни — Пьяная, Глухая и Оскольская,— из которых две были проезжими. Третья стена имела две башни — Куровую и Никитскую (Никитские ворота). Никитская была самой высокой в крепости — «четыре сажени без локтя» (около 8 м). Её и Пятницкую увенчивали дозорные площадки — «клетки с окны». Башни имели тесовую шатровую кровлю. На месте Меловой башни позднее был возведён бастион Белгород, изображение которого имеется на плане 1722 г. С двух сторон Курск защищали крутые обрывистые берега Кура и Тускари, а с севера, по линии современной ул. Луначарского (бывшей Знаменской) шёл глубокий ров, засыпанный лишь в конце XVIII в. На случай осады в крепости имелся подземный ход: «Тайник подведён под острожную стену к реке Тускари от острожной стены с южной стороны до колодезя к реке Тускари 24 сажени. В нём выкопан колодезь, поставлен сруб». Цитаделью крепости служил мужской Знаменский монастырь, который к 1722 г. был обнесён уже каменными стенами [Позняков. 1912].

Вокруг укреплённого центра размещались слободы и посад, а дополнительными опорными пунктами при обороне города служили монастыри. На посаде стоял Троицкий девичий монастырь, а за Куром — Троицкий мужской, окончательно разорённый во время набега Вишневецкого. Прикурских слобод в XVII в. первоначально насчитывалось три: Ямская, Казацкая и Пушкарная, а также две слободки на отшибе — Божедомская на Московский дороге и Троицкая монастырская за Куром. Позднее к ним добавились ещё слободы Стрелецкая, Кожевенная, Рассыльная, Подьяческая, Малороссийская, Городовая.

Курск XVII века был мощной крепостью, которую ни разу не удалось взять штурмом ни одному неприятельскому войску, многократно подступавшему под его стены.