3.1. Курские князья XI—XIII веков в событиях политической истории Руси
На протяжении XVIII—XX вв. владельческая принадлежность Курского княжества с разной степенью подробности неоднократно рассматривалась как в работах историков, занимавшихся изучением древней Руси в целом [См., например: Татищев В. Н., кн. 2-3; Щербатов М. М., т. 2; Карамзин Н. М., т. 2—3; Погодин М. П., т. 1—3; Соловьев С. М., кн. 1, т. 1—2] и Северской земли в частности [См., например: Голубовский П. В., 1881; Багалей Д. И., 1882; Зотов Р. В., 1892; Ляскоронский В. Г., 1903; Мавродин В. В., 1940], так и в трудах курских краеведов [См.: Ларионов С. И., 1786; Робуш С., 1849; Головашенко А. А., 1854; Чеканов И., 1892; Златоверховников Н. И., 1912; Танков А. А, т. 1, 1913; Сенаторский Н. П., 1923; Самсонов В. И., 1940; Липкинг Ю. А, 1971], ряда современных авторов из других исследовательских центров [Анпилогов Г. Н., 1979; Амелькин А. О., 1994; некоторых др.]. Сведения по этому вопросу содержатся в различных справочных издания»[Щекатов А. М., ч. 3; Энциклопедический словарь, т. 17; ЭСОПИ, т. 3; др.], в том числе историко-генеалогических, среди которых особо следует выделить недавно вышедший во Франции фундаментальный справочник Д. Донского [1991]. Вместе с тем, специальной работы, систематически и развернуто освещающей политическую историю Курской земли на всем протяжении домонгольского периода, в современной историографии не имеется, несмотря на наличие весьма ценных исследований более широкого плана [Зайцев А. К., 1975; Рапов О. М., 1977], в которых среди прочего разбиралсяи владельческий статус этой территории.
В данной главе ставится задача, дать достаточно подробный обзор владельческой принадлежности Курского княжества в XI-XIII вв.— ключевого момента в политической истории этого весьма своеобразного пограничного региона древней Руси. В литературе по этому поводу накопился целый ряд неточностей и фактических ошибок, к сожалению, периодически повторяемых, на которые мы стремились указать. Кроме того, нами сделана попытка гипотетически осветить отдельные вопросы, касающиеся политической истории Курского края домонгольской поры, которые в силу недостатка информации, содержащейся в источниках, остаются без удовлетворительного ответа [См. предварительные варианты изложения автором этой темы: Раздорский А. И., 1995; 1996; 1997; 1998].
Одни из важнейших среди такого рода вопросов — кто был первым курским князем и когда в Курске был основан княжеский стол?. Имеющиеся в нашем распоряжении письменные источники не отвечают на эти вопросы прямо. Первое же косвенное упоминание о курском княжеском столе содержится в статье 1,095 г. «Повести временных лет»: «В се же время приде Изяславъ, сынъ Володимерь, ис Курска к Мурому» [ПВЛ, с. 96]. Кстати сказать, это же известие является первым датированным упоминанием города Курска в письменных источниках.
В исторической и краеведческой литературе первым курским князем часто называется сын Владимира Мономаха [см. в нашей «Генеалогической таблице» под номером 6] Изяслав [там же № 13]. Возникновение княжеского стола в Курске в этом случае, как правило, приурочивается к концу XI в. Так, в конце XIX в. преподаватель Курского епархиального училища И. С. Чеканов, перу которого принадлежит, пожалуй, один из самых подробных и обстоятельных очерков Истории Курского княжества, высказал предположение о том, что княжеский стол в Курске возник в 1093 или 1094 г. [Чеканов И, 1892, с. 727-729]. Позднее курский историк-любитель А. А. Танков в cвою очередь относил это событие к 1094 г., но, как и его предшественник, никак не аргументировал такой вывод [Танков А. А., 1913, с. 7].
В историографии встречается также мнение и о более ранней дате возникновения курского княжеского стола. Так, в комментарии к «Поучению Владимира Мономаха» Д. С. Лихачев отметил, что в результате восстания в Киеве в 1068 г. и нападения половцев отец Владимира Мономаха переяславский князь Всеволод Ярославич [ № 3] ушел в Курск на княжение. В «Поучении чадам» Мономаха сказано: «Первое к Ростову идохъ сквозе Вятиче, посла мя отец, а сам иде Курьску»(ПВЛ, с. 102, 521; эта фраза — первое упоминание данного города в летописи — фигурирует как эпиграф к предыдущей главе книги]. Датировка этого события осенью 1068 г. была обоснована С. М. Соловьевым [1959, с. 695—696] и И. М. Ивакиным [1901, с. 146]. Полагаем, что вынужденное и непродолжительное пребывание Всеволода в Курске не следует понимать как «княжение» и рассматривать его как создание нового княжеского стола. В это время Всеволод, по крайней мере номинально, продолжал оставаться переяславским князем и сохранял под своим контролем огромные территории не только на юге, но и на северо-востоке Руси.
Согласно другой гипотезе, высказанной И. М. Ивакиным, свой князь появился в Курске еще в 1077 г. По мнению исследователя, это был Олег Святославич [№ 5], получивший Курск в качестве компенсации за потерянный им тогда же Владимир-Волынский [1901, с. 145, 159-160]. Однако данное предположение противоречит «Повести временных лет»: согласно с ней Олег после того, как он лишился Владимира-Волынского, находился у Всеволода Ярославича в Чернигове. 10 апреля 1078 г. Олег бежал оттуда в Тьмутаракань [ПВЛ, с. 85].
Кто же мог быть первым Курским князем? Согласно «Житию Феодосия Печерского», сообщающему достаточно подробные сведения о Курске 30-х - 40-х гг. XI в., город в это время управлялся «властелином» [Абрамович Д. И., 1931, с. 27; Склярук В. И., 1988, с. 317-323; Щавелев С. П., 1994, с. 21-29]. Здесь, очевидно, надо говорить о посаднике киевского князя, а никак не о собственном князе в тогдашнем Посеймье.
С. М. Соловьев [1959, с. 277-278] считал, что Курск в 1054 г. отошел к Черниговскому княжеству, а в 1096 г. был захвачен Изяславом Владимировичем у Святославичей. Однако его точка зрения не получила признания в историографии.
Согласно господствующему в исторической науке мнению, по «ряду» Ярослава Мудрого [№ 1] Курск в 1054 г. вошел в состав Переяславского княжества, доставшегося его сыну Всеволоду (в 1068 г., как уже было указано выше, город принадлежал именно ему) [Погодин М. П., 1848, с. 96-97; Голубовский В. П., 1881, с. 63; Мавродин В. В., 1940, с. 155-157; Зайцев А, К., 1975, с. 90]. В самом Курске ни Всеволод Ярославич, ни два его сына — Владимир Мономах и Ростислав [№ 7] — никогда не княжили. У Ростислава, погибшего в 1093 г. [ПВЛ, с. 93], детей не было, поэтому первого курского князя следует искать лишь среди сыновей Мономаха.
Старший Мономашич — Мстислав [№ 12] — еще отроком в 1088 г. был послан княжить в.Новгород Великий, а в 1093 г. переведен оттуда в Ростов [НПЛ, с. 470; Рапов О. М., 1977, с. 139-140] Никак не могли занимать курский стол до Изяслава и самый младший сын Мономаха, Андрей [№ 16], родившийся в 1102 или 1103 г. [ПСРЛ, т. 2,1962, стб. 252; Рапов О. М, 1977, с. 143; Ивакин И. М., 1901, с. 257], и, судя по всему, Юрий [№ 15], который родился в 1090 г. (по данным В. Н. Татищева) и около 1095 г. в сопровождении боярина Георгия Симоновича был послан княжить в Ростов [Татищев В. Н., 1963, с. 96; Абрамович Д., 1991, с. 5]. Представляется маловероятным княжение в Курске до середины 90-х гг. XI в. и остальных их братьев, т. к. они были тогда еще слишком молоды (например, Ярополк [№ 14], как сообщает В. Н. Татищев, родилсяв 1082 г.) [Татищев В. Н., 1962, с. 374]. Они появляются на политической арене лишь с середины 90-х гг. XI в.
Таким образом, пожалуй, только второй сын Мономаха — Изяслав, родившийся приблизительно в 1077 г. [основания для расчета см.: Ивакин И. М., 1901, с. 46, 295] и являвшийся к середине 90-х гг. уже взрослым человеком, самостоятельно участвовавший в походах и сражениях, и мог быть первым курским князем.
Когда и при каких обстотельствах в Курске возник княжеский стол? Ответ на эти вопросы дать еще сложнее, чем установить личность первого курского князя. Тем не менее, рискнем предложить следующую версию.
Наиболее вероятной датой возникновения курского княжеского стола является, по нашему мнению, 1094 или 1095 г. В 1094 г. пришедший из Тьмутаракани Олег Святославич с помощью половцев изгнал из Чернигова Мономаха, княжившего в нем с 1078 г. Последний был вынужден уйти на княжение в принадлежавший еще его отцу Цереяславль. В 1095 г. между Мономахом и Олегом, по выражению летописца, встала «ненависть» [ПВЛ, с. 96].
Надо полагать, что с потерей Чернигова неизбежно ослабевал контроль Мономаха над стратегически важным для него в борьбе с Олегом Посеймьем, которое по своему географическому положению тяготело больше к Чернигову, чем к Переяславлю [См. об этом: Зайцев А. К., 1975, с. 95-97; Плетнева С. А., 1964, с. 24—28; Енуков В. В., 1996, с. 20-22]. Обладание этой территорией было в равной степени важно как для Олега, так и для Мономаха. Через Посеймье проходили водные пути, связывающие Чернигов с портом на Азовском море — Тьмутараканью, откуда пришел Олег, а Переяславль — с ростово-суздальскими владениями Мономаха. Как уже отмечалось в первых главах книги, верховья Сейма сближаются с верховьями Северского Донца, а река Тускарь (у впадения которой в Сейм стоит Курск) в древности через свой приток Снову выходила в Самодуровское озеро, где тогда брала начало Ока [Орлов А. А., 1911, а 134, Енуков В. В., Щавелев С. П., 1996, с. 14-15]. Кроме того, через Посеймье, граничившее на значительном протяжении со степью, могли легко проникнуть на Русь половцы — союзники Олега.
Представляется весьма вероятным, что уже тогда Олег вынашивал планы отторжения Посеймья от владений Мономаха.
Думается, что неспроста в сентябре 1096 г., обращаясь к находившемуся в Муроме Изяславу, Олег предлагал ему уйти из города, но не обратно в Курск, а в Ростов [ПВЛ, с. 108]. В пользу данного предположения говорит также и то, что после завершения войны с Мономахом Олег все-таки получил Посеймье. В сложившейся в 1094 г. ситуации Мономах, вероятно, стремился укрепить свои позиции в Посеймье посылкой в Курск на княжение своего сына. Тем самым не только решалась задача наделения подросшего сына волостью, но и отрезались от Олега Тьмутаракань и половецкие степи.
Изяслав оставался в Курске, по-видимому, до 1096 г. (именно к этому времени приурочивается на самом деле его поход на Муром) [Ивакин И. М., 1901, с. 306]. К этому времени Олегуже бежал из Чернигова и, соответственно, у Мономаха отпала необходимость держать в Курске сына, более того — появилась возможность занять Муром. Эта акция, по нашему мнению, вероятно, преследовала цель проложить "коридор" между северными и южными владениями Мономаха. В письме к Олегу Мономах отрицал свою причастность к захвату Мурома и в качестве инициаторов похода называет дружину Изяслава, якобы подговорившую молодого князя на этот рискованный шаг [ПВЛ, с. 106]. Однако в труде В. Н. Татищева есть сообщение о том, что сам Мономах приказал Изяславу занять этот город [Татищев В. Н., 1963, с. 104]. Хотя источники этого историка не всегда внушают доверие современным исследователям, данное известие представляется, на наш взгляд, более правдоподобным. Трудно допустить, что Изяслав мог предпринять столь ответственное предприятие, как поход на чужую волость, без согласования с отцом, тем более что оно, без сомнения, было на руку Мономаху.
Судьба первого курского князя после занятия им Мурома сложилась трагично: 6 сентября 1096 г. Изяслав погиб в сражении с войсками Олега Святославича, пришедшими в муромскую землю [ПВЛ, с. 108].
В 1097 г. Олег, в свою очередь, потерпел поражение в войне против Мономаха и лишился всех захваченных ранее земель и городов. Дальновидный политик и опытный дипломат Владимир Мономах понимал, что оставлять этого беспокойного князя совсем без владений не стоило, так как это неизбежно привело бы к новой междоусобице на Руси, и без того подвергавшейся постоянным половецким набегам. В историографии принято считать, что на съезде князей в Любече (1097 г.), созванного по его. инициативе, было принято решение о создании нового княжества с центром в Новгороде-Северском, которое и было передано Олегу [См.: Голубовский П. В., 1881, с. 100; Зайцев А. К., 1975, с. 81, 87-88; Донской Д., ч. 1, 1991, с. 35, 243]. Видимо, тогда же в качестве компенсации за понесенные в войне территориальные потери Мономах уступил ему и Курск с Посеймьем. К числу подобного рода компенсаций можно отнести передачу князю Давыду Игоревичу, на Уветичском съезде князей-Рюриковичей в 1100 г. городов Бужска, Дубен и Черторыеска Святополком Изяславичем и впридачу 200 гривен Мономахом и Святославичами [Зайцев А. К., 1975, с. 109]. Статья 1135 г. Ипатьевской летописи косвенно свидетельствует о Том, что Олег держал Курск во время княжения Мономаха в Киеве (т.е. не позднее 1113-1115 гг.). В 1135 Ольговичи, требуя у Ярополка возвращения им Курского княжества, говорили: «Что ны отець держалъ при вашем отци, того же и мы хочем» [ПСРЛ, т. 2, стб. 296-297; Зайцев А. К., 1975, с. 94].
Соперничество между Владимиром Мономахом и Олегом Святославичем за обладание Курском и тяготевшей к нему территорией унаследовали и их потомки — Мономашичи и Ольговичи. На протяжении всей первой половины XII в. между этими двумя княжескими группировками за Курск с Посеймьем шла почти непрерывная, весьма ожесточенная и упорная борьба. Основная причина этого явления кроется в выгодном географическом положении этого региона, контроль над которым значительно усиливал позицию той или иной стороны во внутриполитических спорах, и в особенности — при определении судьбы киевского великого княжения. Постоянные усобицы приводили к тому, что князья в Курске то и дело сменяли друг друга, а сам курский стол долгое время носил нерегулярный характер.
После Изяслава Владимировича своего князя в Курске не было, вероятно, довольно долго. Лишь в 1127 г. в ходе усобицы между черниговским князем Всеволодом Ольговичем [№ 9], с одной стороны, и Мстиславом и Ярополком Владимировичами (киевским и переяславским князьями), с другой, курский стол занял сын Мстислава Изяслав [№ 21]. Как гласит Лаврентьевская летопись, «... Ярополчи бо бяхуть посадниции по всей Семи и Мстиславича Изяслава посадилъ Куръске» [ПСРЛ, т. 1, стб. 296]. В августе того же года этот новый здешний князь из Курска со своим полком был отправлен Мстиславом в поход на Полоцкую землю [ПСРЛ, т. 1, стб. 298]. Интересно, чтр в этом же выступлении участвовал и Всеволод Ольгович. Данное обстоятельство свидетельствует о примирении его с Мстиславом Владимировичем, достигнутом, как полагал А. Е. Пресняков, в результате уступки сыну киевского князя Курска [Пресняков А. Е., 1993, с. 68]. Спустя всего два года Изяслав получил от отца Полоцкую землю и оставил рассматриваемый нами город [ПСРЛ, т. 1, стб. 301]. С этого времени Курск управлялся посадниками переяславского князя Ярополка [Зайцев А. К., 1975, с. 92]. В 1136 г. «... вда Ярополкъ Олговичемъ отчину свою», т.е. Курск, принадлежавший его отцу — Владимиру Мономаху [ПСРЛ, т. 2, стб. 299-300].
Среди потомков Мономаха нередко возникали внутренние распри, которыми, поддерживая в них то одну, то другую сторону, стремились воспользоваться в своих интересах Ольговичи. Так, в 1132-1136 гг. они в союзе с Изяславом Мстиславичем вели войну со старшими Мономашичами — Ярополком Владимировичем и его братьями. Нанеся им в начале 1136 г. решающее поражение в Супойской битве, Ольговичи добились возвращения себе Курска с Посеймьем [ПСРЛ, т. 2, стб. 299—300].
С 1136 г. в Курске княжил Глеб Ольгович [№ 11]. Известно, что в 1137 г. он водил курян вместе с союзными половцами в поход на Псков [НПЛ, с. 25, 210]. Глеб был родоначальником курской линии Ольговичей, вскоре, однако, пресекшейся со смертью его сыновей Изяслава и Ростислава [Зотов Р. В., 1892, с. 225]. Осенью 1138 г. Глеб умер (по сведениям В. Н. Татищева — в Курске) [ПСРЛ, т. 1, стб. 306; Татищев В. Н., 1963, с. 151], и курский стол перешел к его брату Святославу [№ 10] [ПСРЛ, т. 1, стб. 307]. Несколько раз Святослав порывался сменить курское княжение на более престижное и доходное. В 1139 г. его вторично пригласили княжить в Новгород Великий (первый раз он сидел там в 1136-1138 гг.), но вскоре он снова возвратился с берегов Волховав Курск, будучи изгнанным новгородцами [ПСРЛ, т. 1, стб. 308; НПЛ, с. 24—25]. Неудачей закончилась для Святослава и предпринятая им в 1139 г. совместно с братом Всеволодом, ставшим к этому времени киевским князем, попытка поменять Курск на Переяславль. Переяславский князь Андрей [№ 16] решительно отверг подобный обмен, заявив, что «леплее ми того смерть а своею дружиною на своей во очине и на дедне, нежели Курсъское княженье. Отец мои Курьске не седел, но в Переяславли» [ПСРЛ, т.1, стб. 307].
Столь категоричный ответ Андрея Владимировича дал повод некоторым историкам утверждать, что князья, обладавшие Курским княжеством, не дорожили им, и в иерархии княжеских столов ставили его чрезвычайно низко [См., например: Багалей Д. И., 1882, с. 194]. Однако такое истолкование княжеских слов представляется чисто текстуальным, а главное — оторванным от конкретной исторической ситуации, в которой они были произнесены. Несомненно, курский стол не шел ни в какое сравнение с Переяславлем, этим своего рода трамплином для занятия великого киевского стола. В жестокой борьбе между, Мономашичами и Ольговичами обладание Переяславским княжеством значило слишком много и для тех, и для других, поэтому Андрей так решительно и воспротивился навязываемому ему обмену. С. М. Соловьев писал, что согласие князя Андрея на предъявленное ему требование означало бы «отдать во враждебное племя Переяславль, стол дедовский и отцовский» и тем самым «не только унизить себя, но и нанести бесчестье целому племени, целой линии Мономаховичей, отняв у нее то значение, те преимущества и волости, которые были утверждены за нею Владимиром и его двумя старшими сыновьями» [Соловьев С. М., 1959, с. 430]. Андрей в сложившейся ситуации, таким образом, просто не мог взять за Переяславль ни Курской, ни какой-либо другой волости, и поэтому судить по его словам о месте и роли Курского именно княжества в системе древнерусских столов, на наш взгляд, не следует. Думается только, что едва ли его статус можно признать очень низким, если Мономашичи и Ольговичи так долго и упорно боролись за него между собой.
Как известно, для периода феодальной раздробленности постоянная смена властителей в удельных княжествах является характернейшей чертой. Это наблюдалось и на протяжении всей истории Курского княжества. Но во второй половине 40-х — начале 50-х гг. XII в. Курск начал переходить из рук в руки едва ли не каждый год. Это были годы войны между занявшим в 1146 г. Киев Изяславом Мстиславичем [№ 21] и ростово-суздальским князем Юрием Долгоруким.
До 1146 г. Курском, как свидетельствуют летописные статьи 1141 и 1146 гг., владел Святослав Ольгович, ставший в 1141 г. новгород-северским князем [ПСРЛ, т. 2, стб. 309, 328]. В 1146 г. он вступил в союз с Долгоруким и отдал Курск его сыну Ивану [№ 22] [ПСРЛ, т. 2, стб. 332]. В конце 1146 - начале 1147 гг. Святослав Ольгович был изгнан противниками из Северской земли [ПСРЛ, т. 2, стб. 332—338]. После скоропостижной смерти Ивана в феврале 1147 г. [ПСРЛ, т. 2, стб. 359] Курском завладел переяславский князь Мстислав Изяславич [№ 30] [ПСРЛ, т. 2, стб. 355].
Спустя полгода к Курску подступил с войском другой сын Долгорукого Глеб Юрьевич [№ 23]. Находившейся в это время в Курске Мстислав Изяславич обратился к курянам за помощью для борьбы с ним. Горожане оказались между двух огней: за каждым, из противников стояли их могущественные отцы, которые могли ради своих сыновей оставить от Курска только пепел. Жители города не могли не помнить о печальной участи соседнего Путивля, взятого я разграбленного войсками Изяслава Мстиславича в 1146 г. [ПСРЛ, т. 2, стб. 333—334]. В сложившейся ситуации необходимо было обезопасить город с обеих сторон: и от Изяслава (отца Мстислава), и от Юрия Долгорукого (отца Глеба). И куряне нашли, наверное, единственно возможный выход: не отказав прямо в поддержке Мстиславу и заявив, что всегда готовы воевать на его стороне против Ольговичей, они сказали, что в то же время не могут выступить против сына Юрия Долгорукого: «и Куряне рекоша Мьстиславу оже се Олгович ради ся за тя бьемь и с детьми а на Володимире племя на Гюргевича не можемъ рукы подьяти» [ПСРЛ,т. 2, стб. 355—356]. После такого ответа Мстиславу ничего не оставалось, как уйти в свой Переяславль. Курск же перешел под власть Глеба Юрьевича [ПСРЛ, т. 2, стб. 355-356].
А. К. Зайцев полагает, что процитированный ответ курян свидетельствует об их действительно недоброжелательном отношении к Ольговичам [Зайцев А. К., 1975, с. 93—94]. Нам, повторяем, такое прочтение летописного текста кажется слишком буквальным. В сложившейся в 1147т. политической ситуации жителям Курска ничего не оставалось, как откреститься от Святослава, который в отличие от Глеба и Мстислава, в этот момент не представлял для них непосредственной опасности. Но в городе наверняка имелось определенное число сторонников Святослава, которые вынуждены были на время поступиться своими политическими симпатиями ради спасения Курска от погрома. Поэтому судить по приведенным словам курян об их отношении к Ольговичам вообще вряд ли правомерно [См. еще на сей счет: Щавелев С. П., 1998 г].
Содержащийся в статье 1146 г. Ипатьевской летописи рассказ об осаде Новгорода-Северского войсками Мстислава Изяславича некоторые курские краеведы без достаточных оснований принимают за описание сражения у стен Курска [Танков А. А., 1911, с. 23; Булгаков Г. И., 1927, с. 41] потому только, что действующие лица этого эпизода «поидоша къ вратомъ Курьским» [ПСРЛ, т. 2, стб. 331]. На самом деле одни из ворот в составе укреплений Новгорода-Северского назывались «Курскими», поскольку именно через них начинался наезженный купцами и странниками маршрут из этого города до Курска.
Осенью 1148 г. после княжеского съезда в Городце Остерском Глеб Юрьевич был изгнан своими врагами из Северской земли [ПСРЛ, т. 1, стб.. 320; Т. 2, стб. 366-367] и Курском завладел
Изяслав Давыдрвич [№ 8]. В августе следующего года Курск вновь вернул себе Святослав Ольгович: «Взя Курескь и с Посемьемь и Сновскую тисячу у Изяслава» [ПСРЛ, т. 2, стб. 384]. Впрочем, вскоре новый владелец Курска передал его во владение Юрию Долгорукому. В переговорах с этим последним его брат Вячеслав, бывший номинальным киевским князем при Изяславе Мстиславиче, говорит: «...Поеди же у свои Переяславль и в Курескь» [ПСРЛ, т. 2, стб. 431]. Согласно предположению А. К. Зайцева, Святослав Ольгович, возвратив себе Курск, отдал его Юрию согласно прежней договоренности, по которой город принадлежал Ивану и Глебу Юрьевичам [Зайцев А. К., 1975, с. 93].
Судьба Курска в 50-е гг. XII в. не очень ясна. А. К. Зайцев, сделавший тщательный анализ владельческой принадлежности Курска в первой половине XII в., считает, что до весны 1152 г. в нем, вероятно, княжил сын Долгорукого Василько Юрьевич [№ 25], оставленный с небольшой дружиной в помощь Святославу Ольговичу, а затем правили последовательно посадники переяславского князя Мстислава Изяславича и Глеба Юрьевича. И лишь в конце 50-х гг., после смерти Юрия Долгорукого, Курском окончательно завладели Ольговичи, завершив тем самым их вековой спор с Мономашичами за Курское Посеймье в свою пользу [Зайцев А. К., 1975, с. 94]. По подсчетам этого автора, за время, прошедшее после раздела Ярославом Мудрым Русской земли между своими сыновьями, Курск принадлежал Переяславлю около 60 лет, а Чернигову — около 40.
С 1161 по 1164 гг. в Курске княжил сын черниговского князя Святослава Ольговича Олег [№ 18] [ПСРЛ, т. 2. стб. 313]. В 1164 г. после смерти отца он попытался было занять черниговский стол, но его опередил двоюродный брат Святослав Всеволодович [№ 17]. По договору с ним Олег получил тогда взамен Курска Новгород-Северский [ПСРЛ, т. 2. стб. 522—523].
В 80-е гг. XII в., как следует из «Слова о полку Игореве», Курск принадлежал «Буй-Туру» Всеволоду Святославичу [№ 20]. Вероятно, он получил его во.владение вскоре после перехода своего брата Олега на новгород-северское княжение. По сведениям В. Н Татищева, Олег выделил в это время братьям Игорю [№ 19] и Всеволоду уделы из своих владений [Татищев В. Н., 1964, с. 79]. Из известий Ипатьевской летописи следует, что, помимо Курска, Всеволод владел также Трубчевском [ПСРЛ, т. 2, стб. 638]. В каком именно городе — в Курске или в Трубчевске - располагался его княжеский стол, неясно. В историографии и справочной литературе Всеволод именуется в одних случаях только князем курским, в других — только трубчевским, в третьих — курским и трубчевским вместе. По нашему мнению, более вероятным местом княжения Всеволода следует считать Курск. Ведь скорее всего и во второй половине XII в. в Северской земле продолжала существовать сложившаяся ранее иерархия княжеских столов, по которой курский был, несомненно, вторым после новгород-северского. Вспомним, что в то время, когда Всеволод и Святослав Ольговичи княжили соответственно в Чернигове и Новгороде Северском, их младший брат Глеб сидел именно в Курске. В пользу пребывания «Буй-Тура» на княжении в Курске указывает и его более выгодное по сравнению с Трубчевском географическое положение, а также то, что он, очевидно, превосходил последний своими размерами. Один только детинец Курска уже к середине XI в. занимал огромную по тем временам площадь около 8 гектаров [Енуков В. В., 1996, с. 21]. Наконец, представляется маловероятным, чтобы по прошествии сравнительно небольшого отрезка времени после успешного завершения долгой и напряженной борьбы за Курск с Мономашичами, Ольговичи осмелились оставить этот город совсем без князя. Некая же политическая общность Курска и Путивля с тех пор какое-то время сохранялась: в 1223 г. в составе русских войск, выступивших на Калку против впервые появившихся у пределов Руси татap, совместно упомянуты «куряне и трубчане и путивльци кыиждо со своими князьми» [ПСРЛ, т. 1, стб. 506].
В 20-е гг, ХIII в. на курском столе сидел князь по имени Олег. В 1223 г. именно он во главе курской дружины храбро сражался с монголами в битве на реке Калке [ПСРЛ, т. 2, стб. 744]. Этот Олег Курский обладал значительным политическим влиянием во всей Чернигово-Северской земле. В 1226 г. он попытался даже отнять черниговский стол у князя Михаила Всеволодовича [№ 33], и тому удалось сохранить за собой Чернигов только с помощью своего могущественного родственника (шурина), владимиро-суздальского князя Юрия [№ 32]. В примирении враждующих участвовал также присланный киевским князем Владимиром Рюриковичем митрополит Кирилл [ПСРЛ,т: 1, стб. 448]. То обстоятельство, что конфликт между Михаилом Всеволодичем и Олегом Курским не мог разрешиться без вмешательства крупных, посторонних Чернигово-Северской земле, военных сил, свидетельствует о значительной военно-политической силе курского князя [См.: Зайцев А. К, 1975, с. 114].
Следствием этой усобицы явилось усиление самостоятельности Курска. «Во всяком случае,— пишет исследователь истории Черниговского княжества А. К. Зайцев,— отсутствие прямых и несомненных сведений о Новгороде-Северском, сравнительно частые упоминания Курска, факт соперничества курского князя с черниговским — все это позволяет предполагать падение значения Новгорода в Черниговской земле и возвышение нового центра — Курска» [Зайцев А. К, 1975, с. 114]. Надо думать, что в Черниговской земле в первой трети XIII в. происходил процесс постепенного угасания старых и возвышение новых центров. Явление, сходное с тем, что наблюдалось в Северо-Восточной Руси, где от Ростова и Суздаля ведущая роль постепенно перешла к Владимиру и Переяславлю-Залесскому. Возвышение Курска в Черниговской земле было прервано в результате монголо-татарского нашествия на Русь.
Личность князя Олега Курского до сих пор вызывает споры среди историков. Дело в том, что в летописях не названо отчество героя битвы на Калке и соперника Михаила Черниговского. Одни исследователи (например, В. Н. Татищев, С. М. Соловьев, М. П. Погодин, Филарет (Гумилевский), Н. Квашнин-Самарин, П. В. Голубовский, В. В. Мавродин, А. К. Зайцев)полагали, что им был сын Игоря Святославича - Олег [№ 28], другие же (Д. И. Багалей, Р. В. Зотов, В. Г. Ляскоронский) считали, что им был сын перемышльского князя Святослава Игоревича [№ 29] — Олег Святославич, внук Игоря Святославича.
По поводу первой версии следует заметить, что большинство как ее сторонников, так и ее противников прошли мимо известия Густынской летописи, в которой говорится о смерти Олега Игоревича в 1205 г. [ПСРЛ, т. 2, стб. 329]. Если это сообщение верно (ведь в Густынской летописи встречаются неточности в отчествах некоторых князей), то приходится признать, что Олег Курский никак не мог быть сыном Игоря Святославича, т. к. к 1223 г. его уже не было в живых. Но почему же тогда сторонники другой точки зрения решили, что отчество этого Олега Курского — Святославич?
В Воскресенской и Никоновской летописях под 1228 г. сообщается о том, что ярославский князь Всеволод Константинович [№ 36] женился в Переяславле-Южном на дочери князя рлега Святославича Марии [№ 38] [ПСРЛ, т.7 с. 134; Т. 10, с. 94]. До мнению Д. И. Багалея, Р. В. Зотова, В. Г. Ляскоронского, а также О. М. Рапова [1977, с. 120], этот Олег и Олег Курский — одно и то же лицо. Такая версия выглядит достаточно правдоподобной: весьма вероятно, что через брак своего племянника Всеволода владимиро-суздальский князь Юрий Всеволодович стремился установить дружественные отношения со своим недавним противником — курским князем Олегом. Однако сыном какого именно Святослава был Олег Курский?
Как уже было отмечено, те историки, которые полагали, что отчество Олега Курского было Святославич, принимали его за сына неоднократно упоминаемого в летописях князя Святослава Игоревича. Эта версия подкреплялась и хронологическими расчетами: зная год рождения последнего — 1176 [ПСРЛ, т. 2., стб. 604], можно было предположить, что его сыну Олегу Курскому ко времени битвы на Калке было как раз около 20 лет и это он, скорее всего, и мог быть, как пишет Р. В. Зотов, тем «крепко бившимся» с монголами князем, о котором сообщают летописи. Едва ли можно бьшо ожидать подобной удали от Олега Игоревича, которому в это время было бы около 50 лет (с учетом того, что средний возраст жизни мужчины в древней Руси был на порядок, как минимум, меньше нынешнего). Не сбрасывая, со счета мнение о том, что Олег Курский был сыном Святослава Игоревича, приведем тем не менее, еще одну — третью версию о происхождении этого князя. Принадлежит она упоминавшемуся в начале статьи историку курской епархии И. С. Чеканову.
Не принимая вывод о том, что Олег Курский являлся сыном Игоря Святославича, И. С. Чеканов в то же время выдвинул серьезный довод и против второй существовавшей в историографии версии о его происхождении. По его мнению, если у Святослава и были дети, то они почти наверняка разделили участь своего отца, казненного в 1211 г. галицкими боярами. И. С. Чеканов предположил, что Олег Курский, по-видимому, был сыном Святослава Ольговича Рыльского [№ 27], внуком Олега Святославича [№ 18]. После смерти «Буй-Тура Всеволода» в 1196 г., полагал И. С. Чеканов, Святослав Ольгович, скорее всего, занял курский стол, и поэтому весьма вероятно, что именно его сын Олег и княжил в Курскев 20-х гг. XIII в. [Чеканов И., 1892, с. 151-155]. Версия И. С. Чеканова, на наш взгляд, выглядит, по крайней мере, ничуть не менее правдоподобной, чем та, которую предложили Д. И. Багалей, Р. В. Зотов и другие вышеупомянутые в этой связи историки. Интересно, что Д. Донской — составитель новейшего капитального справочника по генеалогии Рюриковичей,— так же, как и И. С. Чеканов, считает Олега Курского сыном Олега Святославича Рыльского [Донской 1991, с 96, 132, 340 ].
Сведения о последних курских князьях Георгии(отце) [.№ 34] и его сыне Георгии (Юрии) Георгиевиче [№ 37], Дмитрии Курском [№ 35] и его сыне Василии [№ 39] содержатся в Любецком синодике (церковном помяннике), принадлежавшем Антониеву монастырю, а затем Воскресенской церкви города (позднее местечка) Любеча Черниговской губернии. Эти князья, по мнению наиболее авторитетного исследователя Любецкого синодика Р. В. Зотова, владели Курском в XIII в. Однако уточнить конкретно годы их княжения не представляется возможным. Под именем Георгия (отца) в синодике, как предполагал Р. В. Зотов, упоминается Олег Святославич Курский (известно, что князья в древней Руси имели обычно два имени — традиционное княжеское и христианское, данное при крещении, в честь того или иного святого) [Зотов Р. В., 1892, с. 99-101].
Князь Дмитрий княжил в Курске после Олега-Георгия Святославича и его сына Георгия, так как он помещен в синодике ниже этих двух курских князей. По своему происхождению Дмитрий, считал Р. В. Зотов, возможно, был внуком Игоря Святославича и родным братом Олега Святославича Курского. Сын Дмитрия Василий, как сообщает синодик, был убит татарами [Зотов Р. В., 1892, с. 112]. Возможно, это произошло в 1275 г., когда Курская земля была разорена татарами, возвращавшимися после похода на Литву [ПСРЛ, т. 18, с. 74; Приселков М. Д., 1950, с. 332-333; Енуков В. В., 1995, с. 141]. С гибелью Василия курская династия князей прерывается.
К 80-м гг.ХIII в., как следует из сообщений прежде всего Лаврентьевской, Троицкой и Симеоновской летописей о выступлениях рыльского и воргольского князя Олега и липецкого князя Святослава против ордынского баскака Ахмата (об этих событиях подробнее пойдет речь в следующей главе), Курск утратил значение административного центра княжества, и курский княжеский стол прекратил свое существование, хотя само княжество по традиции и продолжалось еще именоваться «Курским» [ПСРЛ, т. I, стб. 481—482; т. XXV, с. 155-156; см. также следующую главу этой книги].
Происхождение упомянутых последними князей остается неясным. Р. В. Зотов предполагал, что Олег Рыльский и Воргольский является внуком рыльского князя Святослава Ольговича, а Святослав Липецкий — правнуком «Буй-Тура» Всеволода Святославича [Зотов Р. В., 1892, с. 288—289]. О. М. Рапов, на наш взгляд, допускает явную ошибку, отождествляя Олега курского, упоминаемого в 20-е гг. XIII в., с этим его тезкой, жившим на исходе ХIII столетия [Рапов О. М., 1977, с. 125].
Как бы там ни было, монголо-татарское нашествие не только уничтожило самостоягельную династию курских князей, но и круто изменило само положение Курска и окружающей его области на политической карте Восточной Европы.
