автор: П.Горбачев

Во второй половине XIX века учителями могли стать выпускники университетов и гимназий, коммерческих и реальных училищ, военных и народных училищ. Чем ближе соискатель этой работы находился к беднейшей части общества, тем меньше требований к нему предъявлялось. Педагогическое образование для учителей обязательным не считалось. В Курской губернии учителей для начального обучения готовили Курская и Суджанская учительские семинарии, три мужские духовные семинарии и 22 женские гимназии с педагогическими классами.

В это время в Российской империи сельские жители могли получить образование в церковно-приходских школах и школах грамоты с одно– двухгодичным сроком обучения или в земских школах.

Кроме того, были ещё немногочисленные сельские школы, создаваемые крестьянами на собственные средства – общины, и отдельные группы крестьян нанимали учителей и предоставляли помещение для занятий (или совместно снимали избу для такой школы). Чаще всего обучение вели грамотные крестьяне, иногда учителя из «образованных», переходившие из деревни в деревню. Их называли «ходячими» («нахожими», «хожалыми») учителями.

Платили им мало, жилплощадью не обеспечивали, льгот не предоставляли, но педагоги умудрялись выживать. Во второй половине XIX века многим учителям приходилось «тащиться с сумой на плечах» по бескрайним российским просторам. Профессия и без того непрестижная вырождалась в промысел.

Конечно, в городах Курской губернии были гимназии, училища и школы, но обучение в них стоило немало. К тому же учебные заведения располагались в городах. Жителям сёл добираться туда было неудобно.

Зарплата

Учителя, которые трудились в сельских общинах, год за годом жили всё хуже и хуже ввиду нищенского жалованья, выплата которого контролировалась трудолюбивыми и прижимистыми крестьянами.

Нередко сельские педагоги снимались с мест и бежали куда глаза глядят от полуголодного существования.

По данным земских статистиков второй половины XIX века, значительная часть грамотных крестьян была обучена этими «ходячими», «нахожими», «хожалыми» учителями. Если в благополучных местностях процент грамотных мужчин не превышал 10, то там, где работали «странники», он поднимался до 15.

Оборотной стороной кочевого промысла являлись одиночество и бездомность. Однако недостатка в «бессемейных бобылях, коротавших скучные годы», в Курской глуши не наблюдалось. Кочевыми учителями всё чаще становились люди разного звания, происхождения и возраста. К концу XIX века в этой прослойке уже преобладали бывшие монахи, изгнанные из обителей.

С наступлением холодов бродячий учитель «бросал якорь» там, где заставал его первый мороз. Открывалась педагогическая деятельность быстро и просто. На деревенской окраине нанималось за дешёвую плату помещение у вдовы или маленькой бедной семьи. В первый базарный день грамотей заставлял своих учеников купить по азбуке и, помолясь Богу, приступал к работе. Если на аренду отдельного помещения не хватало средств, то учителю приходилось ночевать и столоваться там, где его приютили сельчане. Плата за обучение колебалась от 30 до 60 копеек в месяц с каждого ученика. За зиму трудолюбивый учитель зарабатывал до 20 рублей.

Деньги небольшие. К примеру, средняя зарплата рабочих и младших служащих с 1880 по 1913 годы выросла с 16 до 24 рублей в месяц. Цена дойной коровы начиналась от 60 рублей.

Мобильные школы

Обучение начиналось по церковной азбуке, затем переходили к часослову, святцам и псалтыри. Венцом процесса являлась гражданская азбука. За две зимы способные крестьянские дети выучивались бегло читать. Преподавание письма было редким явлением, так как немногие «хожалые» владели таким искусством.

Все, за малым исключением, бродячие учителя были хорошими рассказчиками и поклонниками… спиртного. Крестьяне на первых порах сочувствовали и помогали запившему педагогу. Но убедившись, что он горький пьяница, переставали кормить и выгоняли. На место алкоголика скоро являлся другой «способный» учитель, и так далее. Бывало, за зиму у ребятишек менялись три-четыре наставника. Несмотря на пьянство педагогов, крестьяне охотно отдавали детей в такие подвижные школы.

В целом странствующие учителя в массе своей не отличались глубокими знаниями и высокой культурой.

Известно, что в Рыльском уезде не сильно пьющие учителя были в почёте.

В Путивльском уезде жители пяти волостей – Антыковской, Волынцевской, Пригородной, Бергоховской и Новослободской – доверяли только бродягам.

В 1882 году Новооскольское земство открыло две подвижные школы. Мобильные храмы знаний получили всё необходимое на первые три года работы. В селе Томаровке Белгородского уезда местный священник Маляревский руководил работой нескольких таких школ. Здесь учителя получали по 30 рублей за зиму и отвечали высоким моральным требованиям, которые предъявляли к ним родители учеников.

По статистическим данным 1886 года, из 32 школ Курского уезда только 17 размещались в специально выстроенных зданиях. Требования гигиены практически не соблюдались. Теснота царила чрезвычайная, что способствовало распространению заразных болезней. От головных болей, вызванных страшной духотой и удушающим зловонием, страдало подавляющее большинство учащихся.

В начале XX века собственное жильё педагоги имели редко. Им приходилось снимать «углы» и «квартиры» в убогих мещанских и крестьянских домишках и избах. Зачастую учительское жильё находилось в самой школе. Самым лучшим вариантом считалась маленькая комнатушка, но встречались и «покои», огороженные деревянной перегородкой прямо в классе. Квартирный вопрос «сеятелям на ниве просвещения» приходилось решать самостоятельно, что при более чем скромном жаловании было невыполнимо даже в течение всей жизни. Поэтому на закате оной счастливая старость грозила редкому педагогу. «Дармоеды», как называли учителей крестьяне, обычно заканчивали свои дни нищими, просящими милостыню, или в церковных богадельнях и психиатрических лечебницах.

Приют не построили

Иногда у государства просыпалась «спящая царевна», имя которой совесть, и тогда оно печалилось об униженных и оскорблённых учителях-подзаборниках. Яркий пример тому – дело об устройстве в Курской губернии «убежищ для престарелых и больных учителей и учительниц», которое началось в 1904 и закончилось в 1906 году.

1904 год был счастливым для дома Романовых. Наконец-то императрица родила сына и «всея Рассея» обрела наследника престола. Народ должен был надолго запомнить это историческое событие, посему в Министерстве народного просвещения «возбудили вопрос об устройстве убежищ для престарелых и больных учителей и учительниц». Финансировать строительство и содержание учительских убежищ вменялось местным бюджетам, что в дальнейшем было бы выдано верховной властью как проявление верноподданнических чувств курян.

В течение 1904, 1905 и 1906 годов шла классическая бюрократическая переписка. Формулировки, поступавшие с мест, были очень похожи: «рассмотрим вопрос», «затрудняемся дать ответ», «жители города не имеют средств», «пока воздержаться с вопросом о выделении средств», «Дума не располагает свободными средствами по случаю чрезвычайных расходов, вызванных военным временем», «земство не имеет возможности участвовать в расходах по устройству приюта» и т.д., и т.п.

Раскошелились на незначительные суммы Белгородская и Суджанская городские управы – по 100 руб., Обоянская городская управа – 25 руб., Старооскольская городская управа – 15 руб., Корочанская уездная земская управа – 100 руб., Курская уездная земская управа – 50 руб.

При этом Белгородская уездная земская управа неожиданно задалась вопросом – для каких именно учителей и учительниц проектируется постройка приютов?.

А Фатежская уездная земская управа сочувствовала: «Престарелые и больные учителя и учительницы, хотя при выходе в отставку имеют известное обеспечение в виде эмеритуры, составляемой как из взносов самих учащихся, так и из земских средств, тем не менее нельзя считать их вполне обеспеченными при достижении преклонного возраста или на случай хронических болезней, лишающих возможности заработка. По сим соображениям устройство приютов весьма желательно».

Конкретные предложения прозвучали в Путивльской уездной земской управе, которая считала, что это дело всего общества – «позаботиться о жертвах учительского труда устройством для них санатория, как в Саратовской губернии. Достаточно одного убежища на Курскую губернию. Излечить нервное расстройство, приобретаемое в земской школе, курские учителя могли бы на Черноморском побережье Кавказа. Одно земство должно выделять на эти цели по 500 руб. ежегодно».

Увы, исход этого благого предприятия оказался неудачен. В марте 1906 года пожертвования зачислили на депозиты управления Харьковского учебного округа, куда относилась Курская губерния, на чём, собственно, дело и завершилось. Учителя и учительницы так и не дождались открытия в губернии специального убежища для педагогов.

Петр ГОРБАЧЕВ, кандидат исторических наук.

Опубликовано: "Курские известия" 05 октября 2020 г.