МАЯКОВСКИЙ В КУРСКЕ.
Как это было. Впечатления курского журналиста
Встреча с живым классиком – всегда праздник для простого смертного. Великие люди почти всегда окружены неким ореолом таинственности. Он то, а не сами "звёзды" зовёт как искушённых, так и неискушённых. Владимир Владимирович Маяковский побывал в Курске 19 и 20 февраля 1927 года. Что из это получилось, рассказал на страницах местной печати один журналист, не подписавший свой материал.
"Идём мы с Васей Молотковым по Херсонской … И видим вдруг ограмаднейшую афишу: "Маяковский … Новый леф … Стихийное бедствие…"
Что такое думаю укротитель, что ли какой?
Вася говорит:
- Сходим, посмотрим … Я, говорит, укротителей обожаю …
- Нет, говорю, сомневаюсь насчёт укротителя … Смотри, говорю, тут и про попа с мастером, и про зубных врачей, и про поэтов, и как очки втирают…
Вася спорит:
- А для чего же, говорит, по-твоему, львицы с гривами и собачки?.. Обязательно пойдём. Может быть. Ещё на наше счастье этот самый леф укротителя за ляжки цапнет.
Афиша действительно, вижу, замысловатая – грешно не пойти. Только, думаю, слупят с нас за такую афишу без зазрения … Да это ещё полбеды, а вот если покажут только, как очки втирают, да и досвиданья…
А Вася затвердил своё – укротитель, да укротитель, пойдём да пойдём. Уговорил, одним словом.
Прихожу вечером. Смотрю Вася уж тут, да не один, а с женой и свояченицей.
Что ты говорю с ума спятил? Супруга твоя в таком положении, а ты её на укротителя привёл?
- Ничего говорит. Не опасайся. Она у меня баба стойкая.
- А Глашеньку (свояченицу) привел, говорит, разузнать, как стихи выучиться писать в пять уроков. Она теперь безработная так может быть за это ремесло возьмётся – всё хлеб.
Подходим к кассе – по рублю!.. Ах, ты думаю, ешь нас волки … так ведь, и знал, что слупят. Ну да назвался груздем – полезай в кузов.
Смотрим: Григорий Иваныч – на трамвае вожатым ездит – здесь же.
- Какими судьбами?..
- Да говорят тут тоже насчёт трамваю … так хочу свою квалификацию повысить. И гитару охота послушать. У нас говорит в парке слесарь, едрит его бабушку, здорово на ней откалывает, на гитаре, конечно дело, а не на бабушке. Ну а этот Маяковский, поди, ещё и не такой дока.
Уселись на места. Ждём-пождём: открылась занавеска.
Глядим: выходит мужчина, дюжий на себя, в пиджаке, в брюках, руки в карманы.
- Здравствуйте, говорит, товарищи…Я говорит из Москвы. У нас там то и сё, а у вас говорит очень серая публика. В Москве кипит, а здесь я сейчас шёл сюда от гостиницы и ни одной собаки не встретил.
Вот уж думаю, про себя это ты врёшь… Кого другого, а собак-то ты, друг милый, встретил.
- Я, говорит, и в Тифлисе был, и за Тифлисом был. Нас, говорит, поэтов сто тысяч по последней переписи, так нужно же куда деваться. Моё-то дело, говорит, ещё ничего – я по заказам работаю, а остальным говорит прямо труба.
Эге, думаю, лопнуло Глашкино дело … Где они у нас тут в Курске заказчики-то на стихотворный товар? Вот оно где – стихийное бедствие. Плёвое видать ремесло.
А мужчина дальше продолжает:
Мы говорит теперь поэты вроде как мастеровые: получил заказ, снял мерку, взял задаток и крути. Раз говорит, я потерял одну принадлежность от стихов (не помню, как он её назвал … вроде гайки что-то), так два дня говорит, ходил как ошарашенный – нечем скрепить, да и кончено. На третий день иду мимо Страстного, а она на снегу валяется.
Ну, думаю опять что-то заливаешь, любезный. Гайку поднять нашлись бы охотники. Или уже это такая дрянь, что и нагнуться за ней лень, или чужую слимонил.
- Заказ-заказом говорит, а бывает, что поэт и так книжку напишет. Вот тут-то говорит, и запятая. Не покупают! Разве, говорит, не обидно?
Цену, думаю, дерёшь как на частном рынке, вот и не покупают. Снизил бы против прошлогодних майских, может быть, и купил бы, если стоящие.
Поговорил он так с четверть часа и начал картинку наводить на разных поэтов. Вроде как юмористы бывают в кино. Посмеялись мы.
- Ну, говорит, отдохните теперь десять минут.
И ушёл.
Я к Васе:
- Где говорю укротитель-то?
- Подожди, говорит, наверное, во втором отделении. Это ещё предисловие, лекция. Теперь, говорит, даже перед танцами лекции устраивают, потому иначе не слушают.
Открывается опять занавесочка и опять тот же мужчина выходит.
- Ну, говорит, слушайте, стихи сейчас буду произносить.
И начал вычитывать. Чудно так – будто он с солнцем за одним столом чай пил, и, вообще, за панибрата.
Ну, думаю, милый человек, это ты не чай, а что-нибудь покрепче пил, если тебе эдакое померещилось.
Стали тут ему записки из публики подавать, и так голосом спрашивать; а где же леф-то? И Вася с места кричит:
- А где же говорит львица и собачки? …
Видит мужчина, что нужно как-то выкручиваться.
- Что же, говорит, шумите, товарищи-публика? Я, говорит, приехал стихи свои почитать, чтоб вы знали, что я есть за человек, и аппетит в вас вогнать. А вы, говорит, разные слова … Недаром, говорит, вы на петухах ездите и заместо трамвая у вас чемодан на колёсах.
Григорий Иваныч даже на месте подпрыгнул:
- Ишь ты, говорит, щучий сын, какую мораль пустил!
А мужчина уже разошёлся:
Бегемоты, говорит, вы смехачи и крокодилы! Вы, говорит, даже профессора Когана не знаете!
- Знаем, - кричат из публики.
- Нет, не знаете! Давайте говорит голосовать: кто – за, кто – против.
Поднимают тут руки. Я воздержался: как я буду голосовать без обсуждения кандидатуры.
Вася говорит:
- Вот так клюква! Шёл на укротителя, а попал на перевыборы.
Ну, проголосовали. А публика по-прежнему напирает.
Мужчина тут иной фортель придумал.
- Успокойтесь, говорит. Вижу, что вы курские сами насчёт стихов не дураки. По этому случаю сейчас ваш курский Асеев будет свои стихи читать. Вот нам и будет леф.
Действительно, выходит товарищ Асеев, вычитывает разные стихи.
Видим, окончательный обман со стороны мужчины получается, на глазах очки втирает.
Выбегает тут один молоденький гражданин на сцену и начинает чехвостить.
- Вы говорит т. Маяковский, пыль в глаза нам не пускайте… Что же это такое: я … я … только и слышим. И не по афише и понять ничего невозможно. Довольно говорит совестно … Да ещё, говорит, ругаетесь … а вам, говорит, и самому ещё цена окончательно неизвестна.
Второй потом вышел.
- Бросьте, говорит, т. Маяковский, язык попусту чесать. Читайте, говорит, лучше стихи, хотя, говорит, у меня и от них руки и ноги отнялись, не подымаются.
Видим, рассердился мужчина окончательно. До зарезу хочется ему настоящими словами ораторов обложить.
Я говорю Васе:
- Вели жене и свояченице на время уши заткнуть, а то, как бы не выразился в сердцах.
- Ничего, говорит, мы на бойком месте живём, они привыкши.
Ну, однако, напрасно я опасался. Отвёл он ещё раз душу в стихах и говорит:
- Скоро двенадцать … По домам пора, на боковую. Приходите завтра.
- Ну что, говорю, Вася, видал теперь, как очки втирают?
- Да говорят действительно мастер … Но мне-то, говорит, в общем наплевать, потому я всё-таки происшествие смотрел, а вот Глашеньку жалко – не ожидала она стихийного бедствия".
13 августа 2007 г.
СОДЕРЖАНИЕ
|
