автор: С. П. Щавелев

XII. СЕВЕРЯНСКИЙ РАТМАН - ЖИТИЙНЫЙ "ИН(ОЙ) ГРАД"?

Р.Л. Марков (1849-1912) - курский историк-любитель, член здешней Учёной архивной комиссии оставил в своём архиве ряд рукописей, одна из которых имеет прямое отношение к рассматриваемой теме: "Языческая столица Курской Северщины - город Ратман, летописный [точнее, житийный - С.Щ.] Инград" [ККСС, 1997, с. 228]. К сожалению, мне не удалось познакомиться с этой работой, но и ее название весьма показательно. В нем звучит характерное для исторического краеведения сочетание оригинальности и наивности. Название Ратман применительно к уже упоминавшемуся мной Ратскому городищу под Курском явно заимствовано автором у Д.Я. Самоквасова (не раз выступавшего перед членами Курской ГУАК с лекциями и беседами), как и мысль о том, что столь крупное и выдвинутое на самый юго-восток курских пределов поселение докиевского времени подходит на роль старейшего города, своебразной столицы этой части ареала сеймских северян. А вот соотнесение данного центра с еще одной реалией феодосиева круга - оставшемуся безымянным "иным градом" (другим городом) возле Курска, чье сугубо географическое определение вполне произвольно превращено Р.Л. Марковым в имя собственное, представляет собой его оригинальную догадку.

Наблюдения И.И. Ляпушкина, Ю.А. Липкинга, а затем и стационарные археологические раскопки 1990-92 гг. под руководством В.В. Енукова на Ратском городище; неоднократные и весьма результативные сборы подъемного материала на распахиваемой части данного археологического комплекса принесли, пожалуй, некоторые подтверждения, естественно, косвенные, своеобразной гипотезы Д.Я. Самоквасова - Р.Л. Маркова. Уже в роменскую эпоху здесь располагался очень крупный (по размеру укрепленной валами площади - около 13 га и прилегающих к ней открытых поселений схожего разме-ра) северянский центр, переросший в город Киевской (XI-XIII вв.), а затем и подмонгольской (XIII-XIV вв.) Руси [Ляпушкин И.И., 1961, с. 48; Александров-Липкинг Ю.А., 1971, с. 110-117; Енуков В.В., 1991, с. 39-41; Щавелёв С.П., 2000 а, б). Остатки его каменных укреплений и строений хорошо прослеживались и разбирались курянами на строительные материалы на протяжении XVII - первой половины XX вв. В моих работах по историографии описаны соответствующие эпизоды с "от древности вшедшими в землю на земляном валу палатами" из "кирпича и дикого камня" на Рати [ПК, 1860, с. 48; Щавелёв С.П., 1997 в, с. 71-72; 1998 б].

Кроме того, здесь же виднелся фундамент старинного здания, в котором Ю.А. Липкинг усматривали остатки домонгольской церкви. Точная локализация этого объекта, к сожалению, пока отсутствует. Целые залежи плинфы по всей видимости архаичного облика содержит старая плотина на пересохшем русле Рати, в пойме под центром окольного города. Эта плотина была сооружена крестьянами д. Городища в новейшие времена из кирпича, взятого с только что упомянутых, скорее всего древнерусских фундаментов на поселении-I Ратского комплекса памятников. Подборка плинфы (целые экземпляры и крупные фрагменты), выбитой из этого местонахождения проезжими автомобилями, была передана мной в 1994 г. на хранение в Курский музей археологии. Раскопки в месте этой - поглощаемой болотом заброшенной плотины могут дать дополнительные материалы для уточнения возраста и характера старейших построек на Рати. Впрочем, ратский храм времен Феодосия если и был, то скорее всего деревянным, а каменная церковь, а не то и баскаческая мечеть, либо татарский мавзолей появились здесь позднее, при монголах. Кирпичные постройки и даже мастерские по выделке кирпичей татарской принадлежности отмечены в Южной Руси, например, в Среднем Подонье [Цыбин М.В., 1998, с. 144].

Монголы-то жили на Рати в XIII-XIV вв. стационарно, явно образовав "одну из таких слобод, как слободы курского баскака Ахмата" [Ляпушкин И.И., 1961, с. 48]. На что указывают довольно ча-cтые находки здесь джучидских монет (второй половины XIV в.), вещевой клад в восточном кувшине, а в особенности не имеющее аналогов среди синхронных русских поселений количество поливной и особенно неполивной золотоордынской столовой керамики, а также такая редкая для Руси находка, выдающая присутствие жен татарских воинов и чиновников, как "узорчатое зеркало" белого металла с изо-бражением дракона на тыльной стороне; ряд других находок воинского обихода татар [Самоквасов Д.Я., 1908 а, с. 258; за любезную консультацию по упомянутому подъемному материалу приношу благодарность московскому археологу В.Ю. Ковалю и научной сотруднице ГИМа Г.Ф. Поляковой].

Как бы там ни было здесь в зрелом и позднем средневековье, для XI в. совсем не исключено, что перед нами место, куда вполне мог попасть Феодосий, когда мальчиком "ночью тайно покинул свой дом [в Курске - С.Щ.], ушел в другой город, находившийся неподалеку ["инъ градъ, не далече сущь оттолh"] и, поселившись у священника, принялся за свое обычное дело" [БЛДР, т. I, 1997, с. 361] - печение просфор для тамошнего храма. Этот последний штрих означает, что интенсивность посещения "инградовской" церкви была тогда не ме-ньшей, чем церкви в самом Курске, которая работала "по вся дьни" и где наш блаженный сначала возмещал своим добровольным трудом нехватку просфор.

Отсюда же вроде бы следует догадка о немногочисленности клира в обоих храмах, раз их служители сами не могли решить эту проблему достаточного "окормления" всех верующих ("некому печь просфоры") и до вмешательства Феодосия даже отменяли по этой причине главные свои службы ("часто не бывало литургии"). Как видно, планы Киевского государства по основанию новых храмов на присоединяемых к нему территориях и претензии самой церкви расширить сеть своих приходов опережали их кадровые, так сказать, возможности на сей счёт.

Единство церковно-религиозной политики Рюриковичей в самом Киеве и в пограничном Курске ярко высвечено житийными фактами. Курский "властелин", отчаявшись удержать нашего отрока на военно-административной стезе, на худой конец соглашается сделать из него служителя своего домашнего храма. Точно также, как неско-лько позднее в Киеве великий князь Изяслав, отбуйствовав по поводу самовольного ухода в печерский монастырь и сына "первого из княжеских бояр", и своего доверенного домоправителя-скопца, решил использовать их хотя бы по церковно-административной части: скопца Ефрема поставил митрополитом в Переяславле, а "блаженно-го Варлаама" (в миру боярина Иоанна) назначил игуменом Печерского монастыря. Кстати сказать, на знаменитых пирах Владимира I и последующих князей участвовали не только миряне, но и попы. Так что Феодосий и в качестве священника мог бы с пользой для государства послужить городскому "властелину". Однако "богоданного отрока" не устроила служба в курском храме, даже привилегированном. Он жаждал монашеского подвига, а вот монастырей-то в Курске в то время еще не было.

Другие домонгольские города (или укрепленные поселения близкого к ним ранга), выявленные археологами в непосредственной округе Курска, находятся гораздо ближе (городище Шуклинское, почти у городской черты современного областного центра) или пода- льше (Липинское на Сейме), чем "Ратман". В первом случае "много дней" искавшая Феодосия по всему Курску и вокруг него разгневанная и энергичная мать скорее могла бы найти непослушного сына. А во втором пеший переход, да еще начатый ночью, стал бы для подростка Феодосия более трудно исполнимым предприятием. Что касается так называемого Ратмана - будущего Ратского городища, то тут расстояние как раз подходящее - и сравнительно "недалече от того" (Курска), но и не под боком от феодосиева отчего дома.

То, что речь идёт именно о каком-то городе "в стране той" (т.е. в данном контексте курской), можно не сомневаться потому, что ранее и позже анализируемого эпизода Нестор упоминает и села, где Феодосий трудился вместе с "рабами" на ниве и куда на несколько дней для хозяйского надзора периодически выезжала его мать. Кроме того, приют сбежавшему от неё сыну в этом "ином городе" посмел дать "прозвутер" - пресвитер, т.е. один из старших священников (ниже епископа, но выше дьякона). В собственном "доме прозвутерове", очевидно достаточно просторном, чтобы приютить неожиданного постояльца, и отыскала беглеца его родительница.

Размеры и некоторая автономия христианского храма на Рати должны были соответствовать повышенным масштабам этого городского поселения. По идее, только священник, причём не рядовой, мог не испугаться неизбежного конфликта с влиятельной в Курске и богатой семьей "девиантного" Феодосия, да и самим курским "властели-ном". В лице "блаженного отрока" церковь, тем более в периферийной по отношению к столичным Киеву и Чернигову и, значит, в боль-шей степени языческой еще среде, получала не только полезного помощника, но и своеобразный символ укрепления своего влияния (а может, и богатого наследника).

Типологически сходные конфликты весьма драматического характера живописаны в том же самом "Житии" применительно к началу Киево-Печерского монастыря (с уже упоминавшимися мной монахами Варламом и Ефремом, в миру принадлежавшими к самому тесному кругу князя киевского). Точно также, как смягчивший свой гнев на печерских старцев, увёдших у него боярина и скопца, киевский князь Изяслав перевел их в ранг церковных начальников, и курский "властелин", убедившись в неспособности юного Феодосия к ратной службе, предлагает ему по крайней мере пребывать "у него в церкви". Как видно, - домовой, вероятнее всего посвященной святому патрону этого "властелина" [Яковлев В.А., 1875, с. 91; Принятие христианства..., 1988, с. 247].

Вчитываясь в текст толкуемого памятника, можно найти дополнительные свидетельства в пользу версии Р.Л. Маркова о местоположении "иного города" возле Курска. Правда, еще более косвенные. Так, затеяв третий побег, на сей раз в Киев, Феодосий переживал, "не зная дороги". Киев лежит примерно на юго-запад от Курска, а Ратское городище, напротив, восточнее. Путь до Рати должен был быть Феодосию хорошо известен, если он решился выйти ночью, не взяв даже хлеба, как в Киев, и успешно достиг цели. Нельзя исключить, что дорогу в "город Ратман" и его планировку мальчик изучил, сопровождая туда отца - должностного, скорее всего военного человека. "Командировки" такого лица на непосредственную границу курской земли с кочевнической Степью выглядят вполне логично. А попасть на укрепленную и наверняка охраняемую ночью территорию ратского "окольного града" маленькому беглецу было не так просто, не будь он с кем-то знаком там.

ОГЛАВЛЕНИЕ