© автор: В.В. ЕНУКОВ

Глава 3. Посемье в IX–X вв.: очерк социально-экономической и социально-политической истории

3.5. Посемье и Русь Рюриковичей

Конец IX в. в жизни северян был ознаменован появлением противника значительно более грозного, нежели пережившая “смуту” после принятия верхушкой общества иудаизма и печенежского погрома Хазария. После захвата Киева Олегом в 882 г. начинается активный процесс распространения власти формирующегося раннегосударственного образования на соседние племенные территории. В 884 г. Олег пошел “на северы”. Победив их и обложив легкой данью, он одновременно запретил им выплачивать дань Хазарии.

Покорение территории Северской земли киевским князем в конце IX в. получило, на первый взгляд, и археологическое подтверждение в условиях Посемья. Так, А.В. Куза полагал, что на рубеже IX–X вв. в жизни жителей древнего Горналя – наиболее изученного с точки зрения хронологии памятника – происходят заметные изменения, что особенно ярко иллюстрирует резкий рост находок (Куза А.В., 1981. С. 38). В целом мысль об определенном скачке в развитии Горналя на рубеже IX–X вв. была подтверждена и анализом керамики, который предпринял А.А. Узянов. Рассчитав распределение количества сосудов в абсолютных цифрах как по слоям, так и по жилищам, он пришел к выводу, что доля подправленной на круге и древнерусской круговой посуды резко увеличивается при переходе от слоя III к слою II (примерно в конце IX в.), то есть по времени соответствует “включению Левобережья в систему Древнерусского государства (поход Олега в 884 г.)” (Узянов А.А., 1979. С. 106). Однако анализ распределения как керамики, так и других категорий предметов в сочетании с данными планиграфии, предпринятый В.А. Кузой, доказал обратное. Увеличение количества находок носило плавный характер и объяснялось вполне объективными причинами внутреннего характера. Соответственно, “Горналь развивался спокойно”, не испытывая никаких скачков и резких ускорений (Куза В.А., 1990. С. 93).

В целом данные археологии свидетельствуют о том, что реально Киеву была подчинена только западная часть Северской земли, соответствующая нижнему (Черниговскому) Подесенью. В результате между северянами и Русью образовалась нейтральная зона, расположенная по течению Десны между устьями рек Снов и Мена (Григорьев А.В., 1988. С. 73–74; 2000. С. 202–204). Посемье, заметно удаленное от сложившегося пограничья, в итоге, похоже, осталось в выигрыше, по крайней мере на первых порах. Во-первых, регион в результате акции Олега получил определенную “демографическую подпитку”, что в условиях слабой заселенности земель, характерной для всей эпохи средневековья, представляется немаловажным. Именно в конце IX – начале X вв. быстро осваиваются земли по Тускарю, которые в X в. превращаются в один из самых густонаселенных микрорегионов Посемья, входящий в ближайшую округу Курска (Узянов А.А., 1983б. С. 81). Синхронность двух событий позволяет предположить их взаимосвязь. Видимо, какая-то часть северян ввиду русской опасности спаслась бегством на крайнее восточное порубежье. Напомним, что примерно в это же время в среде семичей наблюдается инфильтрация кривичей, что также могло только благотворно сказаться на демографической ситуации. Во-вторых, Посемье превращается в мощного посредника в транзитной торговле серебром, получив весьма серьезного заказчика в лице молодого Русского государства с центром в Киеве.

В связи с затронутым вопросом о времени вхождения Посемья в состав Руси сопоставим данные археологии и письменных источников. Под Русской землей в узком смысле слова понимается первоначальная территория государства, ядро, вокруг которого в дальнейшем складывалась держава Рюриковичей. А.Н. Насонов в своей классической работе “Русская земля” и образование территории Древнерусского государства” считал, что данных о включении Посемья с Курском в пределы Руси нет. Первым, возможно “русским” географическим ориентиром к западу от Посемья, выступает Глухов, хотя исследователь и тут сомневается, можно ли его включать в состав Руси (Насонов А.Н., 1951. С. 20). Судя по тому, что в Глухове отсутствуют напластования роменской культуры (Приймак В.В., 2003), эта территория к изначальной Руси отношения не имела. К относительно позднему времени относит освоение Посемья Русью А.К. Зайцев (Зайцев А.К., 1975. С. 69, 70).

Подробно этот вопрос рассматривал Б.А. Рыбаков. Он считал, что Глухов все-таки входил в Русь. Положительно он решает и проблему Курска с Посемьем, ссылаясь на известия 1139 г.: Всеволод Ольгович, владевший Курском, “всю землю Рускую дьржачи”. Однако исследователь обращает внимание на то, что позднее другой владелец Курской волости – Святослав Ольгович, брат Всеволода, – предлагает Юрию Долгорукому: “а пойди в Русскую землю Киеву”. Проанализировав другие летописные известия, исследователь приходит к выводу, что имелось еще одно понятие Русской земли, которое ограничивалось пределами Киева и Поросья. Соответственно, постепенное расширение от территории Киевского Поднепровья до Руси в широком смысле этого слова, охватывающей все восточнославянские земли, отражает исторические этапы развития славян Восточной Европы от племени к союзу племен и от союза племен к народности (Рыбаков Б.А., 1993. С. 64–67). Сложно согласиться с хронологией процесса, предложенной Б.А. Рыбаковым, который, исходя из соображений концептуального характера, относил образование Руси к V–VII вв. Однако вывод о том, что Посемье вошло в состав Руси по прошествии определенного периода времени, весьма важен.

Как следует из трактата Константина Багрянородного “Об управлении империей”, около середины X в. северяне входили в систему полюдья киевских князей (Константин Багрянородный, 1989. С. 5). В этой ситуации представить себе существование даннической зависимости от Хазарии сложно. Однако полюдье вполне могло охватывать достаточно обширные территории между Посемьем и Русью (Подесенье, Посулье), не покрывая отдаленное Посемье. По мнению Б.А. Рыбакова, “северский” участок маршрута “большого полюдья” проходил по Десне (Рыбаков Б.А., 1993. С. 318– 325). Е.А. Шинаков уточняет его, при этом основная трасса полюдья еще более отдаляется от Посемья (Шинаков Е.А., 1986). Во 2-й половине X в. в Посемье фиксируется денежно-весовая система, отличная от действующей на территории Руси, по крайней мере на Черниговщине. Это говорит как минимум о значительной экономической самостоятельности, которая, как правило, является отражением и политической независимости.

Видимо, на значительном протяжении X в. контакты между Русью и Посемьем определяла торговля, характер и основные направления которой были проанализированы в главе 2. Именно через посредническую деятельность семичей в Среднее Поднепровье поступали восточные товары, среди которых важнейшим было серебро. В свою очередь, с территории Руси во 2-й–3-й четвертях X в. начинают завозиться гончарная посуда, которая использовалась семичами как столовая, овручские пряслица, “самозатачивающиеся” трехслойные ножи. С одной стороны, это был “торговый ответ” Руси, причем, как можно полагать, не совсем адекватный, на растущий поток серебра, а с другой стороны, импорт положил начало пока еще мирной экспансии Рюриковичей.

Крайне интересным и информативным является сравнение монетных кладов собственно Посемья и территории к западу от него. В Киевском Поднепровье их известно 16 (Андрощук Ф.А., Зоценко В.Н., 2002) (прилож., табл. 9). В несравненно меньшем по территории Посемье их известно ровно столько же. Это только лишний раз подтверждает значимость региона как крупнейшего перевалочного пункта. Прослеживается и постепенное изменение роли семичей в процессе организации движения серебра. В 1-й половине X в. в пределах Киевского Поднепровья обнаружено 5 кладов, в Посемье – 2 (прилож., табл. 4, 9). Судя по всему, в этот период преобладал транзитный характер торговли. Ситуация, с учетом “неревской поправки”, заметно меняется в 950 – 960-е гг. (комплексы с младшими монетами 940 – 950-х гг.). Во-первых, количество поступающего серебра существенно возрастает. Во-вторых, не менее половины арабских дирхемов остается в Посемье (4 клада против 5 в Поднепровской Руси). Именно в это время становится заметным русский импорт.

Судя по всему, динамика выпадения кладов отражает общую картину процессов в среде населения Посемья. Формируется новый тип социума, имеющий отдельные признаки государственности. Вполне вероятно, что к числу благоприятных факторов, послуживших своеобразным катализатором ускорения социально-экономических процессов в регионе, относится кризис, который пережила Русь в 940-е гг. По мнению Е.А. Шинакова, военные неудачи и гибель князя Игоря в Древлянской земле привели к временному распаду раннегосударственного образования, конец которому положили реформы Ольги (Шинаков Е.А., 2002. С. 151, 189–190).

Далее в динамике выпадения кладов следует лакуна, особенно хорошо заметная на фоне их изобилия в предшествующее времени. В Посемье между Переверзевским (958 г.), с одной стороны, и Воробьевским (976 г.), Котовецким (не ранее конца 970-х гг.) и Коренским (976 г.) кладами – с другой, наблюдается разрыв в 18 лет. То, что этот факт совершенно не случаен, подтверждают и “киевские” клады: между комплексами в Большом Кривце (955 г.) и следующим за ним в Старом Дедине (979 г.) разрыв составляет 24 года. Таким образом, в 970-е гг. начинается 20-летний “бескладовый” период, причиной которого можно считать, в немалой степени, общую ситуацию в арабо-европейской торговле. В своем исследовании В.Л. Янин приводит таблицу с распределением кладов по десятилетиям (Янин В.Л, 1956. С. 129), из которой следует, что наибольшее количество кладов X в. имели младшие монеты, датирующиеся 950-ми гг. Количество кладов 960-х гг. в Восточной и Западной Европе уменьшается более чем в 3 раза. В последующее десятилетие кладовые комплексы удваиваются, но только в Восточной Европе, однако уже никогда не достигают уровня 950-х гг. Западная Европа получает серебра все меньше, а находки кладов с младшими монетами 990-х гг. вообще отсутствуют.

Таким образом, отмеченный “бескладовый” период является отражением общей тенденции, хотя принимает крайние формы и имеет свою специфику. Завершается он необычно: в Посемье попадает в землю сразу 4 клада, младшие монеты которых относятся к 970-м гг., причем в 3-х случаях – к концу десятилетия (прилож., табл.4). Выпадение кладов в небольшой промежуток времени на весьма ограниченной территории явно указывает на какие-то крупные катаклизмы в жизни семичей. В дальнейшем здесь известен только один – Шпилевский клад, отделенный, однако, от времени потрясений двумя десятками лет. И тем многозначительнее выглядит ситуация к западу от Посемья, сложившаяся сразу же после массового выхода из обращения монет: в последующее десятилетие здесь опять хорошо известны клады, причем практически в том же количестве, что и в самые “благоприятные” годы, относящиеся к середине X в. (прилож., табл.9).

Как правило, в литературе перерывы в поступлении арабских монет, зафиксированные в разное время на различных территориях, объясняются политическими событиями, препятствующими нормальному торговому процессу (Беговатов Е.А., 2000. С. 238; Кирпичников А.Н., 2002. С. 50–52). В связи с этим обратимся к данным археологии. Финал роменской культуры с точки зрения исторической канвы событий особых споров не вызывает: Северская земля вообще и Посемье в частности вошли в состав Киевской державы. Как уже отмечалось, пограничная зона между Северской землей и Русью прослеживается на участке Десны, ниже по течению от места впадения в нее Сейма (Григорьев А.В., 1993б; 2000. С.2002). Похоже, она формируется достаточно рано, вероятно, вскоре после того, как Олег присоединил Черниговское Подесенье. Во 2-й половине – конце X в. такие порубежья складываются в Брянском Подесенье и Посулье, причем анализ картографии русских и северянских поселений и кладбищ, а также некоторых находок в пограничной зоне, предполагает определенное противостояние Руси и Северы (Шинаков Е.А., 1994; Моргунов Ю.Ю., 1998. Рис. 7). Не исключено, что более поздняя фиксация этих участков отражает процесс усиливающегося со стороны Руси давления.

Конфликт разрешается военным путем, о чем свидетельствуют практически повсеместно отмеченные слои пожарищ в поздних напластованиях роменских памятников, в том числе и в Посемье. В некоторых случаях имеются иллюстрации штурма крепостей семичей. К их числу относится пример одного из самых “высоких” и живописных городищ региона – Кудеяровой горы (рис. 54). Памятник многослойный, верхний культурно-хронологический горизонт соотносится с роменцами. В настоящее время он заметно поврежден многочисленными ямами, в том числе и кладоискательскими. Краеведом из г. Курчатова А.А. Катуниным в осыпях склонов городища собраны представительные материалы, которые он передал в КГУ (рис. 54, 55). Предметы вооружения представлены наконечниками стрел и копья (рис. 54: 1-3). Двухшипные втульчатые наконечники стрел, по мнению Р.С. Миносяна, являются характерными для славянских древностей 3-й четверти I тысячелетия к западу от Днепра. Позднее они достаточно широко распространяются, в частности, на территории Днепровского Левобережья (Миносян Р.С., 1978). В роменских древностях такие предметы вооружения известны (Ляпушкин И.И., 1958. Рис. 83: 12), в том числе и в Посемье (рис. 37: 4, 5). Черешковый наконечник стрелы относится к типу 43 по классификации А.Ф. Медведева. Подобные находки являются одними из самых распространенных с IX в. до середины XIII в. (Медведев А.Ф., 1966. С. 66–67). Таким образом, эти предметы могли принадлежать как обитателям крепости, так и нападавшим, что вряд ли относится к наконечнику копья: он идентичен находкам с Большого Горнальского и Переверзевского городищ.

Ременные бляшки с Кудеяровой горы представлены двумя группами: 5 – крупных и 8 – меньших размеров. В набор входит и наконечник ремня (рис. 55). Речь явно идет о едином комплексе, и разница в размерах такой трактовке не является помехой, так как такие случаи хорошо известны (Мурашова В.В., 1997. С. 73). Точные аналогии найденным предметам отсутствуют, однако очень близкие бляшки с точки зрения композиции стилистики известны в курганах Гнездова (Ениосова Н.В., Мурашова В.В., 1998. Рис. 7; Ширинский С.С., 1999. Рис. 29: I–III. 1895: 3). Геральдические поясные наборы становятся очень характерными для русской дружины в Х в. и позднее встречаются редко (Алешковский М.Х., 1960. С. 88–90). Как уже отмечалось, у роменцев такого рода социальная атрибутика распространения не получила. Тем не менее пример Тазова не исключает возможность принадлежности ременной гарнитуры семичам. Однако правильность “русской” атрибуции подтверждает уникальная находка перстня из серебра или биллона, на щитке которого изображен воин в длинной кольчуге со щитом и копьем, вокруг головы которого имеется нимб (рис. 54: 4). Подобные сюжеты хорошо известны в иконографии, а практически точные аналогии имеются в материалах сфрагистики. В близкой графике на актовых печатях изображался Св. Дмитрий или, несравненно чаще, Св. Феодор (Янин В.Л., Гайдуков П.Г., 1998. Рис. 2: 2. Табл. 4: 72; 5: 82а, 82б, 83, 83а и т.д.). По мнению В.Л. Янина, из-за отсутствия детальных признаков точно установить имя Святого невозможно, однако принадлежность находки к кругу христианских древностей не вызывает сомнений⁽⁶⁾ . Следует отметить, что найденный перстень использовался для оттисков, так как изображение на щитке имеет характер “негатива”. В пользу этого косвенно также свидетельствует его массивность и “вогнутость” щитка, который внутри был полым. Таким образом, есть все основания полагать, что часть рассмотренных находок связана со средой русских дружинников, причем перстень принадлежал явно христианину с высоким социальным статусом.

Рис.54. Городище Кудеярова гора. План и находки

Рис.55. Городище Кудеярова гора. Подьемные материалы

В целом хронология процесса освоения Русью северянских земель является предметом дискуссии. В литературе распространена точка зрения, согласно которой роменская культура существовала на протяжении всего X в., вплоть до его конца и начала XI в. (Ляпушкин И.И., 1968. С. 57; Сухобоков О.В., 1975. С. 85, 86; Седов В.В., 1982. С. 136), при этом высказывались мнения о том, что поздний этап развития роменцев растянулся до 1-й половины XI в. (Славяне Юго-Восточной Европы в предгосударственный период, 1990. С. 306, 307; Григорьев А.В., 2000. С. 51, 52) или, даже точнее, 2-й четверти XI в. включительно (Григорьев А.В., Сарачев И.Г., 1999. С. 349).

Во многом нечеткая хронология процесса освоения Русью северянских земель объясняется слабыми датирующими возможностями находок из позднероменских объектов. Едва ли не единственным исключением в этой ситуации является Большое Горнальское городище. А.В. Куза по находке в одной из самых поздних построек – аристократическом жилище 1 – подражания саманидскому дирхему отнес гибель городища к 70-м гг. X в. Другие предметы в целом подтверждали обоснованность этой даты (Куза А.В., 1981. С. 38). Однако с учетом “неревской” поправки верхнюю дату в существовании Горналя следует сместить к концу 80-х – 90-м гг. X в. Существенно уточнить хронологию русской колонизации Посемья помогает анализ данных археологии и нумизматики в контексте исторических событий, связанных с “восточной” политикой киевских князей.

Военные акции восточной направленности, которые могли бы затронуть Посемье, Киев начинает предпринимать с периода княжения Святослава, который в 964 г. ходил к вятичам на Оку, после чего в 965 г. продолжил военные действия, но уже против Хазарии. В 966 г. Святослав еще раз ходил в землю вятичей. В ходе этого похода киевский князь возложил на них дань (ПВЛ. С. 46, 47). Существует предположение о том, что после первого “посещения” вятичей дружина Святослава совершила поход на земли Волжской Булгарии и буртасов. Реальность этих событий породила длительную дискуссию (Сахаров А.Н., 1982. С. 97, 98; Новосельцев А.П., 1990. С. 222–225), которую нельзя считать завершенной. Тем не менее Святослав продемонстрировал активное внимание Киева к Оке, по которой шел поток дирхемов, а возможно, и к самому Булгару, игравшему для Руси в это время роль источника серебра и других восточных товаров. Однако более логичными выглядят реконструкции, по которым Святослав продвигался на северо-восток либо по Десне (Монгайт А.Л., 1961. С. 307), либо по уже освоенному Русью течению р. Снов в Подесенье и далее по притокам (Григорьев А.В., 2000. С. 209, 210. Рис. 57), повторяя маршрут “большого полюдья” (Шинаков Е.А., 1986). В пользу того, что Святослав шел через среднее Подесенье, имеются аргументы археологического характера. Так, в последней четверти X в. гибнет роменское поселение на месте Новгорода-Северского – еще один предполагаемый “племенной центр”, на месте которого сразу же организуется русский форпост, причем не исключено, что время разгрома Русью восходит как раз к княжению Святослава Игоревича (Куза А.В., Коваленко В.П., Моця А.П., 1996. С. 5).

Пока нет никаких подтверждений и тому, что во время похода 966 г. Святослав прошел через Посемье. Он мог прийти к вятичам из Киева, повторив известный ему маршрут 964 г. Не исключено, однако, что Святослав после победы над ясами и косогами “удлинил” возвращение в Киев и пошел к Дону, по которому поднялся на север вплоть до его верховьев, откуда перешел на Оку. Такой вариант находит подтверждение в предполагаемой гибели части поселений донских славян около середины X в. (Григорьев А.В., 2000. С. 211, 212). В дальнейшем деятельность Святослава в основном была подчинена его “дунайской” идее.

Гораздо более отчетливо “восточная линия” прослеживается в политике Владимира Святославича. Едва заняв княжеский стол, он два года подряд (981, 982 гг.) совершал походы на непокорных вятичей, а в 985 г. предпринял крупную военную операцию против Волжской Булгарии. Владимир со своим дядей Добрыней двигался на ладьях, а союзные торки – берегом, на конях (ПВЛ. С. 58, 59). Вполне вероятно, Владимир повторял полностью или частично маршруты Святослава (Моця А.П., Халиков А.Х., 1997. С. 68), хотя в походе 985 г. двигаться на ладьях, что подчеркнуто в ПВЛ, по безволоковому пути через Посемье было значительно легче. Однако он мог идти и новым, более коротким, путем по полноводной Десне. Для нас пока важнее другое. Именно в 985 г. киевский князь начинает менять приоритеты восточной политики. Ранее в попытках Святослава и Владимира можно было усматривать стремление взять под контроль окский участок торгового пути. И здесь, несомненно, выбор направления удара отличался логичностью. Во-первых, в это время племенное объединение вятичей было заметно малочисленнее (Никольская Т.Н., 1981. С. 12–41. Рис. 2) по сравнению с находившимся на подъеме Посемьем, что существенно облегчало задачу. Во-вторых, выход к Оке через участок “Большого полюдья” или Среднее Подесенье был на значительном протяжении уже освоен Русью. В случае установления своего владычества на Оке Киев перекрывал путь к Посемью, “поворачивая” его непосредственно в пределы Руси и выводя из игры своего главного торгового агента. Неучтенным оказался “человеческий фактор”: жившие в “лесех” вятичи оказали яростное сопротивление, что отодвинуло их окончательное подчинение вплоть до конца XI в. Видимо, постепенно формируется новая цель: получить выход непосредственно к Булгарии. Поход 985 г. еще проходил через земли вятичей, так как миновать Оку при движении на ладьях при любом варианте маршрута было невозможно. Но летописи уже о самих вятичах не упоминают, что весьма показательно.

В целом Киев в последней трети X в. демонстрирует особое внимание к “восточному вопросу”. Где-то во времена Святослава–Владимира оформляется археологически зафиксированное русско-северянское “противостояние”. Не исключено, что пал Новгород-Северский, Владимир за 4 года трижды предпринимает походы в восточном направлении. Помимо общей политики Киева, ориентированной на широкую экспансию, что свойственно практически любому раннегосударственному образованию, здесь логично усмотреть и вполне конкретный интерес, который наверняка лежал в сфере торговых связей, а именно необходимость стабильного доступа к восточным товарам, главным образом, к серебру. В пределах Северской земли большая часть поступавших куфических монет концентрировалась в Посемье, отсюда дирхемы в 950–960-е гг. активно поступали на Русь. “Бескладовый” период 970–980 гг. наверняка очень больно ударил по Киеву, при этом есть все основания полагать, что хождение серебра в Посемье в это время не прекращалось. В пользу этого неоспоримо свидетельствует факт преемственности и дальнейшего развития используемой семичами денежно-весовой системы, который выступает при проведенном выше сравнении кладов 950-х и 970-х гг. Сохранилась своеобразная система счета монет, что вряд ли было бы возможно при 20-летнем “безмонетном” периоде. Видимо, оборот обеспечивался за счет созданных в середине X в. запасов, а также небольших поступлений, которые фиксируются главным образом на уровне европейских масштабов.

Создавшаяся ситуация направляла энергичного Владимира Святославича к поиску и организации кратчайшего пути к воротам в мусульманский мир. Такой путь пролегал по сухопутью, а его трасса должна была пересекать Посемье. И как раз клады свидетельствует о том, что “план” Владимира был успешно реализован. Финал “застоя” в поступлении монет в Посемье совершенно неожиданно маркируется их обильным выпадением. Этому, несомненно, предшествовало поступление в Посемье каких-то партий серебра, что неоспоримо доказывает присутствие в составе последних кладов Посемья младших монет. Однако на этот раз семичи не пропустили дирхемы далее на запад, оставив все на собственные нужды. Именно так можно интерпретировать тот факт, что все клады, найденные на киевских землях после завершения паузы в поступлении серебра, более поздние по сравнению с последними посемьскими (прилож., табл. 4, 9).

Итак, можно полагать, что замысел Киева был выполнен. Стоит указать на еще одну очень важную деталь. Если судить по кладам, то в последующее десятилетие Поднепровская Русь получила серебра столько же, сколько и в крайне благоприятные 950–960-е гг. (прилож., табл. 9). В это же время большое количество кладов зафиксировано и в Волжской Болгарии (Беговатов Е.А., 2000. С. 238). Однако в целом в Восточную Европу серебра поступило заметно меньше по сравнению с той же серединой X в., а транзитная торговля с Северной и Западной Европой постепенно вообще была прекращена (Янин В.Л., 1956. С. 129). Объяснить эти факты можно только тем, что Владимир, с одной стороны, действительно достиг своей цели и организовал прямое и бесперебойное поступление куфических монет непосредственно из Булгара в Киев, а с другой – сумел перераспределить поток серебра таким образом, что основным его получателем стали собственно киевские земли.

Таким образом, поступательное развитие сложного племенного образования семичей было оборвано военным разгромом, который можно датировать по последним кладам (с учетом “неревской поправки) периодом в пределах 990-х гг., возможно, с самого конца 980-х. Стоит предположить, что “недружественная” акция семичей, не пропустивших последние партии серебра на Русь, ускорила принятие Владимиром решения о начале военной компании. Попытаемся восстановить, когда и каким образом она могла проходить.

В свете сказанного поход Владимира 985 г., вероятнее всего, проходил минуя Посемье, хотя полностью такую возможность исключать нельзя. Судя по всему, клады выпали немного позднее. Косвенно это подтверждается и находкой перстня с христианской символикой одного из русских дружинников, что может указывать на время после 988 г. Показательно, что в 985 г. Владимир “победи болгары”, однако после этого сел с ними за стол переговоров, в результате чего был заключен мир, скрепленный клятвой (ПВЛ. С. 257). Такой неожиданный поворот, скорее всего, диктовался стремлением князя именно к экономическому сотрудничеству. Неизвестно, оговаривались ли там вопросы торговли, однако караванный путь после мира 985 г. вряд ли еще действовал. Владимиру, согласно Никоновской летописи, пришлось еще дважды, в 994 и 997 гг., совершить победоносные походы в Булгарию (ПСРЛ. Т. 9, 10. С. 65, 66). Прошедшее десятилетие было отмечено, тем не менее, и мирными контактами (миссия болгарских мусульман 986 г., ответная поездка в Булгарию 10 мужей Владимира в 987 г., миссия Марка Македонянина в Булгарию 990 г., приезд на крещение четырех булгарских князей к Владимиру), демонстрирующими взаимный интерес двух государств.

Походы 994 и 997 гг. уже хорошо “укладываются” во временные рамки катаклизмов, отмеченных последними посемьскими кладами. Вероятнее всего, они уже были сухопутными и проходили по трассе караванного пути с одновременной организацией станций- “манзилей”, чему имеются археологические доказательства. Впервые вариант реконструкции конкретного маршрута Киев-Булгар был предложен Б.А. Рыбаковым (Рыбаков Б.А., 1969), однако позднее он заметно уточнился в ходе совместных работ киевских и казанских исследователей, причем были выделены признаки, характерные для манзилей. Результаты были изложены в ряде работ, в том числе и в специальной монографии (Иевлев М.М., Моця А.П., 1992. С. 25–26; Моця А.П., Халиков А.Х., 1997).

Караванный путь пересекал Посемье по правому берегу Псла, где были организованы станции для отдыха, соответствующие археологическим комплексам в Зеленом Гае, Горнале и Гочево. Они начинают функционировать в конце X – начале XI вв. В частности, не позднее конца X в. были совершены ранние древнерусские погребения в Зеленом Гае (Моця А.П., Халиков А.Х., 1997. С. 117), что совпадает по времени с булгарскими походами Владимира. В связи с этим вернемся к расположенному неподалеку от Зеленогайского комплекса классическому племенному центру – Горналю, дата гибели которого (80-е – 1-я половина 90-х гг. X в.) укладывается в те же временные пределы, что позволяет связывать воедино все события. Его разгром не может быть отнесен к походу 985 г., так как Владимир водным путем никак не мог попасть к Горналю, расположенному на Псле. Это могло случиться в 994 г. или, что менее вероятно, в 997 г. После уничтожения племенного центра в непосредственной близости от него и организуется манзиль. В крайнем восточном пункте караванной дороги на территории Посемья – в Гочево, за которым вплоть до Подонья шли обширные незаселенные земли, хорошо прослеживается присутствие русской дружины, которая, исходя из погребального инвентаря (Шинаков Е.А., 1982. С. 96–97), отчасти была собрана с обширных просторов державы Рюриковичей в соответствии с известной политикой Владимира.

Судя по всему, в пределах тех же хронологических рамок приняли на себя удар киевских дружин и семичи, проживавшие непосредственно “по Семи”. Свидетельство тому дают материалы Липинского археологического комплекса (25 км к западу от Курска), который относится к числу наиболее изученных в регионе. Как стало ясно в ходе многолетних исследований О.Н. Енуковой, после гибели роменского городища рядом с ним сразу же возникает обширное древнерусское селище, на материалах которого мы подробно остановимся в следующем разделе. Именно с ним связаны исследованные П.И. Засурцевым в 1948-1949 гг. погребения в располагавшихся рядом двух ныне уничтоженных распашкой курганных группах. Кладбища содержали целую серию захоронений по обряду ингумации конца X – начала XI вв. (Енуков В.В., 1992), а одно из них имеет еще более точную хронологию: по сребренику Владимира самого раннего типа I оно отнесено Т.В. Равдиной к 988 г. – началу XI в. ( Равдина Т.В., 1979. С. 101). Дата чеканки первых русских монет, по мнению исследовательницы, незначительно отличалась от времени их выпадения в землю, а сребреники данного типа, похоже, чеканились в течение весьма ограниченного промежутка времени сразу после крещения Руси (Сотникова М.П., Спасский И.Г., 1983. С. 81). Таким образом, Липинское древнерусское селище, вероятнее всего, появляется уже во времена последних походов (994 и 997 гг.) на Булгар.

Завершением “плана” Владимира выглядит договор между Русью и Волжской Булгарией 1006 г., известный в пересказе В.Н. Татищева. Он сообщает: “…прислали болгары с дары многими, дабы Владимир позволил им в городах по Волге и Оке торговать без опасения, на что им Владимир охотно соизволил и дал им во все города печати, дабы они везде и всем вольно торговали, а русские купцы с печатями от наместников в Болгары с торгом ездили без опасения, а болгарам все их товары продавать во градах купцам, и от них купить все потребно, а по селам не ездить тиуном, вирникам, огневтине и смердыне продавать, и от них же купить” (Татищев В.Н., 1963. С. 69). Таким образом, в нем были подробно регламентированы условия торговли, благоприятные для обеих сторон. Интересно, что факт переориентации Владимиром государственной политики на организацию сухопутного варианта торговли с Булгарией хорошо фиксируется по составу ожерелий из бус, которые в XI в. были едва ли не самой массовой археологически регистрируемой категорией импорта. С началом действия караванной дороги в конце X – начале XI в. товары из Булгарии в Посемье по Оке уже не поступали (Енуков В.В., Щавелев С.П., 1996. С. 24–29).

Следует, правда, отметить, что высказывались сомнения в достоверности известий Т.Н. Татищева. Так, С.Л. Пештич, анализируя редакторскую работу историка по разным рукописям, пришел к выводу о том, “что последовательное распространение и переработка первоначальной записи 1006 г. является следствием сознательной работы Татищева”. В итоге ставилась под сомнение связь с источниками и самой первой записи (Пештич С.Л., 1946. С. 325– 335). Однако реальность существования тесных торговых контактов, которые оформляются как результат направленной государственной деятельности именно в конце X – начале XI вв., хорошо подтверждается данными археологии и нумизматики.

Подведем итоги. Семичи в IX–X вв. представляли собой племенной социум, который в результате эволюционного развития около середины X в. превратился в “сложное племенное княжение” с последующей его гибелью в ходе русской колонизации. Посемье отличалось от любого другого племенного образования славян Восточной Европы сформировавшимся единым экономическим пространством, очерченным зоной раннего действия денежно-весовой системы, в основе которой была резана весом в 1,02 г. Видимо, неслучайно в летописях наряду с союзами племенных княжений сохранились сравнительно многочисленные следы семичей, особенно контрастирующие с единственным упоминанием “пищанцев”. В этом видится своеобразное свидетельство крепости сложившейся структуры.

ПРИМЕЧАНИЯ:

6. Пользуясь случаем, хочу выразить В. Л. Янину искреннюю признательность за консультацию.