"КУРСКИЙ КРАЙ", 3 том: СЛАВЯНЕ ДО РЮРИКОВИЧЕЙ |
© автор: В.В. ЕНУКОВГлава 3. Посемье в IX–X вв.3.4. Социально-экономические новации в Посемье в X в.
|
Рис.49. Диаграмма веса обрезанных в кружок монет |
С весовой нормой резаны общерусской системы (1,36 г) и “северной” резаны (1,02 г) в явный диссонанс вступает Волобуевский клад. Как следует из графика, в его составе присутствовала небольшая часть вырезков, тяготеющих к уже отмеченной норме в 1 г, однако большинство монет имеет вес 0,6–0,8 г с пиком, приходящимся на 0,7 г (рис. 49). Получается, что в Посемье одновременно имели хождение две группы обрезанных монет, отличавшихся весом и диаметром. Тот факт, что это не просто случайное отклонение, подтверждается и другими находками, сведения о которых содержатся в статье П.Н. Петрова и В.А. Калинина. Монеты с аналогичными параметрами были встречены в Гнездовском кладе (6 шт.). В кладе неизвестного происхождения все 18 сохранившихся монет представлены круглыми вырезками, подавляющее большинство которых (16 шт.) имело вес 0,5–0,8 г. Отметим, что младшая из них датируется 963–964 г. Это дает основание для осторожного предположения о том, что начало хождения круглых вырезков с меньшей весовой нормой относится еще к 70-м гг. X в.
В.Л. Янин высказывал мысль о существовании более мелких фракций гривны, нежели резана. Часть монет 1-го Березовского клада он соотнес с веверицей, имеющей “идеальный” вес в 0,34 г. Вывод этот был отчасти гипотетическим, так как пики на графиках распределения веса известных в то время кладов, указывающие на это номинал, не прослеживаются. Однако исследователь обратил внимание на то, что в кладах 2-й половины XI в. с началом широкого распространения на севере Восточной Европы германских пфеннигов и пфеннигов фрисландского типа монеты перестают дробиться на обломки. Видимо, по своему весу они начинают совпадать с русскими номиналами, при этом выделяются две весовых нормы, к которым тяготели монеты: хорошо известная в кладах Посемья в 0,9–1,1 г и новая – 0,6–0,7 г. Последняя, по мнению В.Л. Янина, была кратна двум веверицам (Янин, 1956. С. 159–160). Вес фрисландских монет находит точное соответствие в круглых вырезках из Волобуево. Таким образом, Волобуевский клад впервые в условиях Посемья дает отчетливо выраженную картину появления более мелкого, нежели предполагаемая резана, номинала, причем на век ранее, нежели на севере.
Анализ кладов с круглыми вырезками, происходящих с территории Посемья, указывает на динамичное и поступательное развитие местного рынка, явно ориентированного на розничную торговлю какой- то дешевой продукцией с поштучным приемом монет. Особенно значимым это факт выглядит на фоне того, что большая часть дирхемов в это время на территории Восточной Европы принималась по весу, для чего немалое их количество превращалось в обломки (Фомин А.В., 1984. С. 138). Отклонения от “идеальных” весовых норм, к которым апеллировали в своих построениях П.Н. Петров и В.А. Калинин, на самом деле находятся в соответствии со схемой В.Л. Янина, реально только дополняя ее. Единственное, но крайне интересное “несовпадение” представляет собой только Курский клад 955 г. Его действительно следует расценивать как маркирующий переход в Посемье от общерусской к “северной” системе. Вряд ли в данном случае может смущать тот факт, что в 1-м Березовском кладе, в котором господствовали резаны новой системы, имелась младшая монета, чеканенная не позднее 952 г. Реально он мог попасть в землю и несколько позднее Курского. Что касается некоторых колебаний веса монет крупных серий, то можно высказать следующее предположение: участники процесса купли-продажи, видимо, просто игнорировали небольшие отклонения в силу того, что круглые вырезки являлись эквивалентом (а, в определенной мере, только его символом) мелких услуг и товаров малой стоимости.
Для понимания становления и развития новой денежно-весовой системы в Посемье представляет интерес сравнение 1-го Березовского и Воробьевского кладов. В обоих комплексах господствующее положения занимали резаны весом в 1 г, однако первый из них фиксирует их самое раннее появление, а второй – финал их использования. Березовская находка была проанализирована В.Л. Яниным. Три четверти монет из состава Воробьевского клада хранится в КОКМ (174 шт.), что является представительной выборкой с точки зрения корректности выводов при анализе клада. Сразу обращает на себя внимание отличие Воробьевского клада от “классического” 1-го Березовского, в котором “вырезки” составляли 60 % общего количества монет. В части Воробьевского клада из КОКМ доля “вырезок” доходит уже до 88 % (153 монеты при 20 целых и одном обломке). Интересно отметить, что монеты 1-го Березовского клада были найдены в двух сосудах, в одном из которых были целые монеты, а в другом – обрезанные, то есть монеты разных денежно-весовых систем (старой и новой “северной”) были “дистанцированы” друг от друга. Часть монет имели остатки креплений ушка (6 шт.) или парные отверстия по краю (3 шт.), что свидетельствует об их использовании не по прямому назначению. Их вес чрезвычайно разнообразен и колеблется от 1,58 до 5 г. Таким образом, можно полагать, что за прошедшую четверть века между временем выпадения 1-го Березовского и Воробьевского кладов в Посемье система, базирующаяся на вырезках, заняла господствующее положение.
С точки зрения веса обрезанные монеты Воробьевского клада чрезвычайно близки найденным в Березе. 153 пригодных для анализа вырезка показывают явное тяготение к промежутку от 0,9 до 1,2 г с пиком, приходящимся на 1 г, что соответствует норме резаны северной системы (рис. 49). В то же время часть монет имеет заметные отклонения, что подводит к вопросу о возможном присутствии иных номиналов (например, веверицы). Однако против этого свидетельствует как вид диаграммы, отражающий идею нормального распределения и, как следствие, стремление изготовителей к получению идеального веса, так и то, что почти все вырезки имели достаточно стандартный диаметр 16–18 мм. Особняком стоят только две монеты весом 1,9 и 2 г, в которых можно видеть куны северной системы.
На основе Стародединского клада 979 г. из Посожья В.Л. Янин вывел весовые нормы южной системы. Близок этой дате и Новозыбковский клад (970–80 гг.), все шесть известных монет из которого имеют средний вес 1,65 г, что соответствует резане южной системы (Зайцев В.В., 1991. С. 111). Таким образом, с учетом “неревской” поправки южная система функционировала с 90-х гг. X в. В определенной мере уточнить нижнюю хронологическую границу появления южной системы позволяет клад из Звеничева (22 км от Чернигова), который датируется 950-ми гг. (Коваленко В.П., Фомiн О.В., Шекун О.В., 1992. С. 65–71).
В составе клада из 137 монет 23 были обрезаны в кружок. Естественно, количество вырезков невелико, и это делает невозможным проведение статистической обработки. Тем не менее круглые вырезки представляют заметный интерес. Естественно, следует попытаться выделить вероятные резаны. Вес монет колеблется от 1,5 до 3,1 г (у 12 монет 1,7–2,7 г) при диаметре в основном от 25 до 30 мм, что подразумевает небольшую подрезку. Такие параметры сразу же указывают на отсутствие в составе клада резан северной системы. В то же время выделяется две группы монет. Первая состоит из 6 с весом от 1,5 до 2 г, из них 4 имеют вес от 1,7–1,9 г, что близко резане южной системы. Вторая группа также представлена шестью монетами. Их вес составляет 2,4–2,7 г. Теоретически они близки ногате северной системы (2,56 г), однако с учетом первой группы обрезанных дирхемов и хронологии клада они, скорее, могут соответствовать куне общерусской системы (2,73 г). В любом случае здесь отсутствуют монеты “воробьевского” стандарта.
Звеничевский клад территориально является ближайшим к Стародединскому и Новозыбковскому. Наличие в его составе вырезков позволяет предположить, что примерно на 60-е гг. X в. (с учетом “неревской” поправки) приходятся первые шаги в освоении приема обрезки, в результате чего немного позднее возникает южная система. В пользу того, что речь идет именно о становлении, свидетельствуют следующие факты. Во-первых, вырезки из этого клада составляют небольшую часть. Во-вторых, среди них преобладают монеты, которые превышают своим весом резану, которая, в свою очередь, составляла материальную основу системы. В-третьих, в Звеничеве отсутствуют монеты, сопоставимые как по весу, так и по размерам с резанами северной системы. Другими словами, наличие в кладе вырезков сложно объяснить результатом прямого заимствования из Посемья.
Стародединский, Новозыбковский и Звеничевский клады примерно маркируют регион действия южной системы в ранний период, который в виде полосы меридиональной направленности идет от Чернигова через верховья Снова к среднему Посожью. От ареала распространения северной системы, расположенной к востоку, в Посемье, он отделен достаточно обширной зоной, географическим “стержнем” которой является Десна в своем среднем течении. На этой территории находки вырезок пока не выявлены (Шинаков Е.А., Зайцев В.В., 1993). Расположение самого раннего из трех кладов – Звеничевского в пределах территории Руси, и Новозыбковского – где-то в районе р.Сновы (правый приток Десны), которая в это время активно осваивалась Русью, позволяет осторожно предположить, что южная система была порождена экономикой Русского государства, возможно, в ходе торговых контактов с Посемьем, где прием подрезки уже широко применялся. Кстати сказать, на одной из монет Звеничевского клада был обнаружен процарапанный знак Рюриковичей (Мельникова О.Н., 1998. Рис. 1). Возможный “государственный” характер ее формирования подтверждается еще и тем, что Стародединский и Новозыбковский клады хронологически смыкаются и, вероятно, даже перекрывают начало чеканки первой собственно русской монеты – сребреников Владимира, которые, по В.Л. Янину, представляли собой куну южнорусской системы (Янин В.Л., 1956. С. 170).
Информацию, полученную при рассмотрении кладов Посемья, дополняют сведения об отдельных находках монет. В фондах КОКМ и КГОМА хранятся вырезки, имеющие диаметр “воробьевского стандарта” и вес, укладывающийся в пределы колебаний резаны северной системы. Они обнаружены на городищах у дд. Городище (на р. Амоньке) и Люшинка, у д. Воробьевка 2-й (4 шт.). Последние не связаны с упоминавшимся кладом: не исключено, что они происходят из несанкционированных раскопок. К перечисленным монетам можно отнести и опубликованную находку из Зеленого Гая, вес которой неизвестен, однако размер соответствует “воробьевским” резанам (Моця А.П., Халиков А.Х., 1997. Рис. 22).
В фондах КГОМА хранится также небольшая группа обрезанных дирхемов меньшего диаметра, вес которых практически точно совпадает с нормой двойной веверицы (по В.Л. Янину) северной системы (0,68 г). Это 4 вырезка с поселения 1 Ратского археологического комплекса (р. Рать) диаметром 14 мм (рис. 44: 19, 20), один – с селища 1 в Липино и еще один – из кургана в Мухино (12 мм). Один вырезок с поселения 1 Ратского комплекса имел диаметр 18 мм при весе 1 г (рис. 44: 21), что практически совпадает с “идеальной” нормой северной резаны. Наконец, к поселению 2Б Ратского комплекса относится находка монеты диаметром 12 мм и весом 0,4 г, который соответствует веверице, по В.Л. Янину. Условно в эту группу можно включить и 4 монеты из кургана 70 Липинского могильника. Они известны по публикации без указания веса, однако их небольшой диаметр (10–12 мм) позволяет в них видеть либо веверицу, либо двойную веверицу (Равдина Т.В.,1979. Рис. 4).
Из 7 монет, найденных при раскопках Большого Горнальского городища, 6 имели вес, равный в среднем 1,53 г (Зайцев В.В., 1991. С. 111). К сожалению, отсутствие указания веса каждого отдельного вырезка затрудняет их интерпретацию. В целом они уклады213 ваются в крайние пределы колебания весовой нормы резаны из Воробьевского клада. В то же время они имеют достаточно близкое соответствие норме южнорусской резаны в 1,64 г, а их диаметр превышает “стандарт” Воробьевки и составляет 20–23 мм. Однако имеющиеся в нашем распоряжении обмеры вырезок из Звеничевского клада под Черниговом, любезно представленные В.П. Коваленко, показывают, что предполагаемые резаны южной системы имели диаметр 25 и более миллиметров и только в одном случае 22 мм. Таким образом, несмотря на определенное отклонение от нормы, горнальские вырезки стоят все-таки ближе к северной системе.
Почти все находки вырезков на территории Посемья происходят с памятников, связанных с роменскимим древностями или расположенных в непосредственной близости от них. Исключение составляет комплекс у д. Городище на р. Амоньке, где роменские материалы не обнаружены. По своим параметрам (вес, диаметр) круглые вырезки в целом подтверждают территориальные рамки “зоны действия”, выявленной на материалах кладов системы, обозначенной как “северная”. В.М. Потин относительно сюжетов обращения западноевропейских монет XI в. в Новгороде заметил: “…для того, чтобы сам факт потери не стал исключительным случаем, а количество монет был достаточным, чтобы сохраниться до нашего времени и не избегнуть внимания современного археолога, должна была иметь место значительная концентрация монет среди древних поселений” (Потин В.М., 1967. С. 45).
За пределами Посемья находки вырезков немногочисленны, разбросаны по огромной территории и нигде не концентрируются. При раскопках древнего Изборска среди 8 найденных куфических монет был обрезанный дирхем весом 0,61 г. Авторы публикации предполагают, что это один из мелких денежных номиналов, конкретно, со ссылкой В.Л. Янина,– веверица (Гайдуков П.Г., Фомина А.В., 1986. С. 102), хотя точнее было бы говорить о двойной веверице. Круглый вырезок весом 2,47 г (северная ногата) обнаружен в одном из погребений могильника на землях совхоза “Южная культура” Адлерского района Краснодарского края (Кропоткин В.В., 1971. С. 78).
Сведения о находках вырезков содержатся в работе Т.В. Равдиной, посвященной погребениям с монетами X–XI вв. Обрезанные в кружок дирхемы известны в захоронениях следующих курганов: д. Горбуны около г. Себежа Псковской области (диаметр – 12,5 мм, № 54 по каталогу Т.В. Равдиной), пос. Лепляво на левом берегу Днепра, напротив г. Канева Черскасской области (14 мм, № 119), д. Плешково, на левом берегу Волги, ниже г. Кимры Калининской области (11,5 мм, №165). Судя по диаметру в 20 мм, был обрезан дирхем из грунтового погребения 125 Киева (№ 99). В одном случае известен обрезанный в кружок западноевропейский денарий (Евер, граф Герман, 1059–1071) (Равдина Т.В., 1988).
К сожалению, вес монет из погребений, за исключением одного случая, неизвестен, однако диаметры трех находок позволяют видеть в них веверицы или двойные веверицы северной системы, так как обрезкой до такого размера нельзя было получить вес резаны южной системы, а материальное воплощение веверицы или двойной веверицы в ее рамках вообще неизвестно. Эту мысль подтверждает вырезок из кургана I-26 в Плешково Тверской области (№ 165 по каталогу), имевший при диаметре 11,5 мм вес 0,43 г (Беляков А.С., 1986. С. 105), что близко веверице. Отметим, что почти все перечисленные погребения совершены по обряду ингумации, то есть относятся ко времени более позднему по сравнению с датой 1-го Березовского клада.
Итак, значительная часть отдельных находок вырезков тяготеет к нормам северной системы. В свою очередь, на территории Восточной Европы они, как и клады, в которых обрезанные дирхемы преобладали, концентрируются только в Посемье. Два клада из числа ранних – Боршевский и Безлюдовский, в составе которых круглые вырезки значительно преобладали, обнаружены за пределами региона. Самый древний клад из Нижней Сыроватки происходит из Посемья. К сожалению, характер вырезок из его состава неизвестен. Но этот факт вкупе с отмеченной концентрацией позволяет высказать предположение о том, что именно в Посемье возникает специфический прием юстировки веса монет.
Отчасти с Посемьем связана и постановка еще одной проблемы денежного обращения с территорией Восточной Европы. Регион входил в зону распространения подражаний дирхемам, чеканка которых, видимо, явилась, несмотря на значительные объемы импорта, следствием нехватки привозной монеты. На основании анализа кладов Волжской Булгарии X в. Р.Р. Фасмер обосновал широко распространенное до него мнение, что именно там чеканились имитации (Фасмер Р.Р., 1926). В то же время стоял вопрос и о возможном их южном чекане. В.Л. Янин доказал, что выпуск таких монет фиксируется еще в IX в., а центр их производства с учетом топографии кладов, содержащих подражания, надо искать на территории современных Воронежской, Харьковской, Белгородской и Курской областей (Янин В.Л., 1956. С. 116–118). В.В. Кропоткин, картографируя клады, в составе которых были встречены подражания, выделял регион, для которого они наиболее характерны. Он в значительной мере совпадает с определением В.Л. Янина: северная окраина салтово-маяцкой культуры, ареал памятников роменского и боршевского типа, включая бассейн верхней и средней Оки. При этом, будучи последовательным сторонником ведущей роли Хазарии в продвижении в Европу серебра и ее влияния на развитие денежного обращения, он полагал, что чекан осуществлялся именно там, хотя и отмечал, что “в настоящее время еще трудно отнести эти подражания к какому- либо из центров на территории каганата” (Кропоткин В.В., 1967. С. 120–122). Позднее А.В. Фомин, отталкиваясь от возможного прочтения на ряде монет места размещения монетного двора как “Ард алХазар”, т. е. “Земля Хазар”, и аналогий в рунических знаках, также писал о возможном хазарском чекане подражаний, отнеся его к 1-й половине X в. Отметим, что исследователь, определяя зону концентрации имитационных монет, выделил практически ту же, что и его предшественники, территорию (Фомин А.В., 1988а. С.197. Рис. 10).
Заметная часть кладов, содержавших подражания, относится к территории Посемья. Они были встречены в Погребном (2 экз.), Березе (несколько сот монет), Шпилевке (4 экз.), Воробьевке 2-й (13 из 174 монет, хранящихся в Курском краеведческом музее), Переверзевском (3 экз.), Курском 955 г. (3 экз.) и Ратском кладе (2 экз.). Имитации саманидских дирхемов обнаружены в подъемном материале на Ратском поселении 1 и Люшинском городище. Особый интерес представляют находки из раскопок Большого Горнальского городища. Часть монет, найденных на этом памятнике, представляет собой грубые имитации: по А.В. Кузе – 5 из 7 целых (Куза А.В., 1981. С. 29, 30, 38), по В.В. Зайцеву – 3 из 7 (Зайцев В.В., 1991. С. 111, 112). А.В. Куза на основании того, что 3 подражания были биты одним штампом, а обрезок в виде серебряного кружка представлял собой, по его мнению, заготовку для подобной монеты, предположил их местный чекан. В таком случае в Посемье не только отмечается определенная концентрация имитаций, но и впервые, хотя и предположительно, археологически фиксируется их изготовление.
Конечно, вряд ли стоит полагать, что именно в Посемье находился центр по чекану подражаний. Однако имеющиеся материалы указывают на то, что население региона принимало участие в организации этого процесса, а на его территории имитации имели широкое хождение, чему вполне могло способствовать его географическое положение. В Посемье имелись условия для “оседания” некондиционной монеты, а с середины X в. и “отходов” от вырезков, идущих на сырье.
Итак, на протяжении IX в. на территории Днепровского Левобережья северяне – носители роменской культуры – являются конечным получателем арабского серебра. В X в. Посемье превращается в значительную базу транзита, через который дирхемы поступают на территорию Киевского Поднепровья, расходясь далее в разных направлениях. Это, вероятно, и привело к активному участию семичей в развитии денежно-весовых систем, что особенно ярко проявилось в использовании приема подрезки монеты с целью юстировки. В Посемье фиксируются наиболее ранние проявления номиналов северной системы. Если в курских землях новые нормы отмечены в середине X в., то на территории Северной Руси — только в 1-й половине, даже скорее середине XI в. В Ериловском кладе в Приильменье, который датируется по младшей монете 978 г., еще фиксируются группы монет старой денежно-весовой системы (Янин В.Л., 1956. С. 141, 147. Рис. 42), когда в Посемье, судя по материалам Воробьевского и Волобуевского кладов, новая система уже господствовала.
Отвечая на вопрос, что могло связывать такие отдаленные области, как Новгород и Курск, В.Л. Янин, отметив совпадение ареалов слитков серебра северного веса XI в. с ареалом дирхема в 833–900 гг., предполагает, что “уже в середине IX в. формировалось экономическое единство той территории, которая через сто лет сделалась сферой распространения северной денежно-весовой системы, тогда как область распространения южных единиц из этого экономического единства выпадала” (Янин В.Л., 1956. С. 151–152). Но, как нам кажется, такое совпадение ничего не может доказывать, так как это было время господства старой общерусской системы с иными весовыми нормами, после чего наступил хронологический разрыв до середины X в.
Для обоснования выдвинутого положения использовался анализ на уровне “макротопографии”. Такой подход совершенно справедлив при решении крупных, глобальных задач. Однако на микротопографическом уровне картина несколько меняется. Так, в Посемье кладов второго периода обращения дирхема (833–900 г.) известно всего 2 – в Погребном и Моисеево, тогда как на ведущей к Посемью Оке их обнаружено более половины всех вообще известных. Курские земли их получили не больше, чем в предшествующий период. В свою очередь слитки XI в., имеющие северный вес, на территории Посемья неизвестны (Сотникова М.П., Спасский И.Г., 1979. С. 53–63). Отсутствуют и археологические материалы, подтверждающие сколько-нибудь устойчивые контакты Северной Руси и Курска в середине IX в. Следует признать, что раннее распространение северной системы в условиях юго-восточной окраины славянских земель является еще одной из загадок, которыми изобилует средневековая история.
Кратко остановимся на еще одной категории находок, имеющих непосредственное отношение к денежно-весовым системам. Речь идет о гирьках. Долгое время считалось, что эти предметы получают свое распространение около середины X в., то есть с появлением новых систем (Янин В.Л., 1956. С. 178). Обобщение имеющихся сведений на современном этапе показывает, что начало использования весов относится еще ко 2-й половине IX в. и связано, видимо, с появлением разрезанных на части монет (Пушкина Т.А., 1991. С. 232). Впрочем, тяготение весовых норм заметной части находок гирек к южной и северной системам позволяет предположить, что наибольшее распространение они получают все-таки с середины X в.
В Посемье известны находки нового метрологического инструмента. Гирьки представлены тремя экземплярами (Люшинка, Липино, Воробьевский клад) достаточно обычной формы в виде сферы с уплощенными полюсами, на которых кружками или глазками была обозначена их величина или кратность весовой единице (рис. 44: 16, 17). Они изготовлялись из железа с последующим заключением в бронзовую оболочку для предохранения от коррозии. Гирька с Люшинского селища имеет довольно распространенный вес в 23,96 г, что при обозначенной на ней кратности шести весовым единицам указывает на их соответствие южной ногате или двум северным кунам. Такое соотношение делало возможным использование подобных разновесов в условиях обеих систем. Гирька, обнаруженная при раскопках Липинского городища, имеет вес в 16,1 г, что также известно, однако кратность в силу плохой сохранности находки не “читается” (просматривается только один глазок).
Использование населением Посемья круглых вырезков непосредственно подводит к проблеме внутреннего товарообмена, которая отличается сложностью в силу того, что следы движения товаров в относительно небольших регионах археологически фиксируются очень слабо. Тем не менее у нас есть все основания считать, что местный рынок был весьма динамичным. В этом убеждают следующие факты. Наиболее распространенной монетой новых систем вообще и конкретно северной, отмеченной у семичей, являлась резана, причем в Посемье во 2-й половине X в. в обращении были и еще более мелкие номиналы. Причину их рождения следует видеть в первую очередь в насущных требованиях внутреннего, локального рынка; новые денежные единицы были явно ориентированы на относительно небольшие покупки. Так, по “Покону вирному” стоимость рыбы составляла 7 резан, сыра – 1 резану (речь идет о дневном рационе одного человека). Печеный хлеб в XIII в. стоил 2 резаны (Янин В.Л., 1956. С. 39, 56). Эти цены более позднего времени могут служить только самыми общими, однако показательными ориентирами.
Встает вопрос, какие причины определяли активность локального товарообмена? На этот счет можно высказать только некоторые предположения. Как уже упоминалось, в некоторых случаях отмечается специализация в занятиях жителей отдельных поселков. Так, владельцы воробьевского “хутора” занимались торговлей. Домохозяйство “всадника” из Тазова никак не могло быть ориентировано на земледелие. Варка железа, вероятно, присутствовала в перечне занятий хозяина постройки II Гремячки. Часть населения мешковской общины также имела непосредственное отношение к металлургии, а кроме того, к производству качественных кузнечных изделий. Вне сферы пашенного земледелия находились основные занятия заметной части домохозяйств лебяжьинской общины. На Большом Горнальском городище проживал владелец ремесленной мастерской по изготовлению кузнечной и ювелирной (?) продукции. В роменском ареале за пределами Посемья отмечены и другие случаи специализации. В частности, жителям поселения у с. Горбово, с учетом анализа зоны рентабельного земледелия, не могло хватать земли, пригодной для хлебопашества (Григорьев А.В., 2000. С. 189). Хозяйство небольшого роменского поселения (однодва жилых сооружения) Борки III на р. Судость было охотничьим (Антипина Е.Е., Маслов С.П., 1994. С. 62–64; Шинаков Е.А., 1996. С. 50–51).
В связи с этим необходимо вспомнить то, что заметно отличает Посемье от остальной территории северян, а именно структуру расселения семичей, для которой была характерна множественность мелких поселений, составлявших округу городищ. Как показывают примеры, в каждом случае хозяйство таких хуторов строилось с учетом специфики конкретного участка ландшафта. Оно могло в своей основе иметь земледелие, животноводство, рыболовство или какойлибо иной вид промысла. Система мелких домохозяйств-хуторов требовала развития товарообмена, без чего они вряд ли могли полноценно существовать. Естественно, данная схема имеет характер рабочей гипотезы и требует дальнейшей комплексной разработки.
Предполагаемая ориентация резаны на повседневные нужды имеет и еще одно косвенное подтверждение. При операциях с мелкими денежными номиналами значительно чаще требовался их подсчет по сравнению с более крупными фракциями гривны. В специальном исследовании В.Е. Нахапетян и А.В. Фомин проанализировали огромный в количественном отношении материал, вычленив монеты с граффити. Ими было отмечено, что в X в. основная часть знаков, достаточно простых по начертанию (галочка, черточки, крест и “птичья лапка”, или трезубец), преобладает на круглых вырезках. В частности, “…две трети их локализуется в южных областях: район Курска (Береза I и Вторая Воробьевка), Харькова (Безлюдовский клад) и Воронежа (Боршевский)”. Авторы полагают, что знаки фиксируют подсчеты каких-то денежных сумм, а “очаг появления части начертаний на монетах X в. находился на территории Хазарского каганата”, хотя при этом не отрицают, что такие примитивные счетные обозначения могли возникнуть независимо у разных народов (Нахапетян В.Е. Фомин А.В., 1994. С. 170–176).
На наш взгляд, предложенная трактовка знаков в качестве своеобразных цифр убедительна, при этом есть все основания полагать, что счет использовался непосредственно в ареале распространения монет с граффити соответствующих типов. Вопрос о едином источнике возникновения счетных обозначений, если таковым и являлась Хазария, следует отделить от проблемы места его использования, т.е. территории, где граффити наносились. Факт остается фактом: заметное большинство монет со знаками происходит с ограниченной территории юго-востока славянской ойкумены, чему не противоречит и находка Безлюдовского клада с учетом протянувшегося вплоть до современного Харькова донецкого выступа. Приведенные хазарские аналогии относятся к различного рода предметам, но только не дирхемам. Вероятнее всего, обозначения наносились, главным образом, там, где обрезалась и после этого поступала в обращение монета. Естественно, иллюстрации полностью не заменят реальных артефактов. Однако на приведенных в названном исследовании монетах отсутствуют явные следы обрезки знаков при изготовлении круглых вырезков (рис. 50–51). Только в отдельных случаях имеются “неполные” изображения, что, однако, не является аргументом в пользу нанесения знаков до момента обрезки монет, так как при небольших размерах вырезков это вполне объяснимо.
Даже если предположить, отвлекаясь от приведенных аргументов, что счетные изображения наносились все-таки в Хазарии, то и в этом случае следует признать, что “работали” они именно на славянских землях. В противном случае опять-таки были бы наверняка отмечены случаи порчи знаков при изготовлении вырезков как неважных и незначимых при последующем обращении монет. Отчетливая взаимосвязь предполагаемых изображений счетного характера с круглыми вырезками приводит к предположению о том, что использование системы количественных обозначений было порождено распространением мелкой и “легковесной” резаны, при этом вполне возможно и заимствование хазарского счета, правда, при условии, если таковой существовал.
Рис.50. Прориси граффити на монетах 1-го Березовского клада |
Рис.51. Прориси граффити на монетах |
Необычная для эпохи раннего средневековья ситуация, когда одной из характеристик социума выступает “единое экономическое пространство”, подразумевает серьезные изменения в общественной жизни населения Посемья. В целом мысль о том, что союзы племенных княжений, известные по ПВЛ, представляли собой высшую ступень первобытности, непосредственно предшествующую государственности, не нова (Ляпушкин И.И., 1968. С. 168, 169; 173–175; Мавродин В.В., 1971; Шаскольский И.П., 1972). Начиная с 1990-х гг. в свет выходили работы с новой оценкой ступени социального развития, на которой находились северяне. По мысли авторов, Северская земля в X в. представляла собой “территориально- государственное образование” или “протогосударственное объединение” (Шинаков Е.А., Григорьев А.В., 1990; Шинаков Е.А., 2000. С. 326; Григорьев А.В., 2000. С. 204, 205). Население Посемья составляло неотъемлемую часть объединения “север”. Несомненно, славянские племенные образования состояли из более мелких структурных единиц. Справедливость такого предположения подтверждается источниками по истории южных и западных славян, в которых, наряду с объединениями, сохранились многочисленные упоминания отдельных племен. Однако русские летописи называют, как правило, только крупные союзы. Исключения из этого правила редки, однако известны. К их числу относятся “пищанцы” и “семечи”, или “семцы”. Первые упомянуты единственный раз в связи событиям 984 г., когда воевода Волчий Хвост ходил на радимичей и победил их на р. Пищане. Пищанцы выступают в качестве части радимичей.
В “Поучении” Владимира Мономаха сообщается, что около 1080 г. он, разгромив половцев около Новгород-Северского, “семечи и полон весь отъяхом”, а немного позднее половцы внезапно напали на князя под Прилуком, однако успели “только семцю яша одиного живого, ти смерд неколико” (ПВЛ. С. 159, 160). Варианты трактовки понятия “семичи” предлагались самые разнообразные (Орлов А.С., 1946. С. 184–187; Щавелев С.П., 1997в), однако в исследованиях последнего времени в них, как правило, видят название племени, которое во времена Владимира Мономаха уже представляло собой анахронизм, “память о прошлом”. Так, Б.А. Рыбаков соотносит семичей с названием мелкого или “первичного” племени (по летописцу – “роду”). По его мнению, для высшей ступени первобытности, сохраняясь и несколько позднее, были характерны элементы десятичного членения общества. Это группа поселков – “сто” (район сбыта одной мастерской, 10–15 км в поперечнике), племя – “тысяча” (соответственно, 100–150 км), союз племен – “тьма” (8– 10 племен). Во главе союзов племен стоят “светлые князья”, известные по русско-византийскому договору 911 г. (Рыбаков Б.А., 1993. С. 172–173, 263–264).
Близкой является и позиция А.А. Горского. Семичи составляли племя (“племенное княжение” по его терминологии), входящее в северянский союз племен (“союз племенных княжений”). Соответственно, сложившаяся система имеет двухступенчатое строение: во главе племени стоит “князь”, союза племен – “светлый князь”. Князья вместе с военно-дружинной знатью являются получателями прибавочного продукта в виде даней-налогов. Период племенных княжений имеет переходный характер и вплотную подводит общество к государственности (Горский А.А., 1988). Следует отметить, что семичи – единственная структура, “рангом” ниже союзов племенных княжений, многократно (с учетом еще одного анахронизма – “Посемья”) упомянутая в летописях.
При такой трактовке поиски следов “племенных князей” в накопленной базе артефактов выглядят вроде бы вполне обоснованными. Однако далеко не всегда социально-экономические новации находят прямое отражение в артефактах, что, судя по всему, справедливо для большинства славянских объединений, стоящих на пороге государственности. Классический пример тому – древляне. Наличие в их обществе середины X в. “князя деревьского” Мала, других князей “добрых”, городских старейшин, “лучших мужей” зафиксировано летописями. Практически ни одно исследование, касающееся финала племенной эпохи в развитии славян Восточной Европы, не обходится без анализа этой красочной картины социальной структуры, однако археологические комментарии к ней отсутствуют. Древлянский центр Искоростень, к сожалению, изучен очень слабо, однако в целом он представляет собой комплекс достаточно скромного облика. Близкая ситуация с вятичами, причем речь идет о гораздо более позднем времени. Владимир Мономах упоминает о походе на Ходоту и его сына, в которых также обычно видят представителей племенной верхушки. Ряд этих примеров можно продолжить, однако и так ясно, что социальные изменения далеко не всегда имеют ярко выраженные материальные признаки. В случае с Посемьем есть, однако, весьма знаменательное исключение.
В качестве племенных центров Северской земли рассматриваются комплексы в Кветуни и Радичеве (Подесенье), Хотылево (Брянское ополье), Путивле, Рыльске и Курске, возможно, Ворголе (Сейм), Горнале и Зеленом Гае (Псел), Журавном (Ворскла) (Приймак В.В., 1994. С. 27; 1997а. С. 20; Шинаков Е.А., 2000. С. 326– 327). К числу общесеверянских центров отнесены Чернигов, Новгород- Северский и Полтава (Толочко П.П., 1988. С. 182; Григорьев А.В., 2000. С. 199–201). Несмотря на столь представительный ряд, общие принципы выделения поселений подобного рода до сих пор отсутствуют. В каких-то случаях учитывалась площадь городищ, в каких-то – неординарность находок или крупные размеры кладбищ, причем иногда более позднего времени. В связи с этим особый интерес представляет археологический комплекс у д. Горналь на Псле, социальная интерпретация которого особых возражений не вызывает.
Горнальский комплекс в IX–X в. состоял из двух городищ – Малого (Фагор) и Большого, примыкающего к последнему крупного (свыше 5 га) селища, 12 небольших селищ-хуторов, расположенных в ближайшей округе, а также нескольких курганных кладбищ, наиболее крупное из которых – курганная группа 1 – в XIX в. насчитывала около 300 насыпей, в том числе и с роменскими погребениями. Центром МЗКП, несомненно, являлось Большое Горнальское городище. Оно располагалось на высоком, 35–40 м, мысу. Площадка городища имела форму неправильного треугольника площадью 0,5– 0,6 га (с учетом “стрелки” в юго-западной части). Примыкающее селище 1 с двух сторон было ограничено оврагами, с третьей – укреплениями, от которых прослеживается распаханная линия вала.
А.В. Куза интерпретировал Большое Горнальское городище как племенной центр с тяготевшей к нему сельской округой в виде куста поселений. В центральной части городища на раннем этапе оставалась незастроенная площадка, где, по мнению исследователя, могли проходить племенные собрания. Ряд признаков свидетельствует в пользу того, что процесс развития городища шел по пути его превращения в город в социально-экономическом понимании этого слова, что подтверждается целым рядом фактов. Это – концентрация значительного количества населения, наличие двух линий укреплений, соответствующих детинцу и окольному городу; появление таких ремесел, как железоделательное, кузнечное, оружейное, медно-литейное, косторезное с применением токарного станка; дальние торговые связи (находки восточных монет, салтовской посуды, стеклянных бус, шиферных пряслиц); вероятность местного чекана подражаний арабским дирхемам. В X в. в постройках появляются ключи от комбинированных замков-запоров, углубляется имущественная дифференциация, осваивается письменность (находка астрагала с прорезанными на нем буквами И и Н).
СОДЕРЖАНИЕ |
|