автор: Т.Арцыбашева

Монастырская застройка производилась комплексно; и Молченский, и Свято-Духов путивльские монастыри, и курский Знаменский почти одновременно возводили все основные постройки, определявшие их художественно-эстетический облик и отвечавшие функциональному назначению монастырей.

Самые разные монастырские сооружения располагались иерархически, концентрическими поясами, отражая семантику монастырского ансамбля. Внутренняя планировка задавалась главной осью, идущей от "Святых врат" к основным зданиям. Над входом — обязательная церковная колокольня в 3 - 4 яруса, со сложно обработанным верхом. Эта мощная, видная издалека вертикаль превращалась в организуюшую ось всей группы зданий не только внутри, но и вне стен монастыря. Центральное место в ансамбле занимал соборный храм с примыкающими к нему приделами. Поблизости от него находилась трапезная. Во втором поясе размещались жилые и хозяйственные постройки. Третий пояс — крепостная ограда, за которой располагались подсобные и хозяйственные строения, за ним — подмонастырье — обширные земельные владения.

Впоследствии этот, сложившийся в XVII веке архитектурный принцип монастырского строительства, сохраняется; главные монастырские постройки при переустройстве и обновлении всегда возводятся на прежнем месте, меняются лишь их размеры, архитектоника и художественный стиль.

Любопытна и еще одна монастырская традиция, обозначившаяся уже в начале XVIII века — все крупные монастыри края имели боевые часы на башнях входных ворот, а в числе монастырских насельников называются "часоводы". Упоминаются по описи 1733 года "на отдельной башне на стене железные часы" в Курском Знаменском монастыре и Коренной пустыни. Были часы в Карповской и Софрониевой пустынях Рыльском Волынском и Молченском Путивльском монастырях

Обратимся теперь к развитию иконописи в монастырях края XVI-XVII века. Изменилась ли иконография явленных древних икон, уже упоминавшихся Курской Коренной Знамения и Путивльской Молченской. Доподлинно известно, что в 1597 году повелением царя Федора Иоанновича прославившийся чудесами образ Курской Коренной Богоматери Знамения торжественно доставили в Москву (Сохранилось указание на то, что незадолго до этого икона была поновлена в Киевском Печерском монастыре). Из Москвы курская святыня вернулась такой, какой мы теперь ее знаем: по приказанию Федора Иоанновича неизвестные мастера Оружейной палаты нарастили икону по периметру кипарисной доской, увеличив ее размеры с 15 до 30 см., и надписали по краю изображения Господа Саваофа и пророков. Последующие немногочисленные списки с иконы уже повторяли ее новый облик.

О значительном изменении иконографии Богородичных икон в XVII веке свидетельствует история другой древней иконы края — Молченской. Предание говорит, что подлинный Образ долгие годы хранился в Молченской Рождество-Богородицкой пустыни, построенной на месте явления иконы, однако 1603 году святыня перенесена монахами, спасавшимися от татарского разбоя, в Путивльский городской Молченский монастырь, откуда, как гласит то же предание, вскоре исчезла во время пожара. Остались несколько списков. Анализ показывает, что уже в XVII веке их было не менее трех.

Сопоставление прорисей (местонахождение подлинного памятника или древних списков с него автору не известно) и описание различных списков двух икон — Путивльской и Молченской, показывает, что исходят они из одного образца — древней Молченской иконы. Основываясь на фактах, запечатленных преданием, можно утверждать, что изменение первоначальной иконографии произошло в первой половине XVII века под влиянием икон, перемещенных с запада. Тогда же, вероятно, складываются и местные традиции иконописания позволяющие иконы "старинного письма местных художников"⁽⁴⁰⁾ характеризовать как "необыкновенно художественные, с поразительно написанными глазами — глубокими и вдумчивыми"⁽⁴¹⁾ и отмечать "обмирщение образа Богородицы"⁽⁴²⁾

Значит в курских монастырях XVII века были иконописцы? Некоторые документально засвидетельствованные факты позволяют утвердительно ответить на этот вопрос. В Большом рукописном Синодике Курского Знаменского монастыря на листе 204 (первая половина XVII века) записан в поминовение "Иона иконник", а у Н.И. Оглоблина в обозрении историко-географических материалов XVII и первой половины XVIII веков встречается такая запись в "Смотренной книге города Ахтырского полка 194 (1686 - прим. авт.) года": "...для чертежного дела дан был из Рыльска иконник Федор Якимов"⁽⁴³⁾ В описи имущества Знаменского монастыря, составленной в самом начале XY1I1 века, указано, что в обители была Библия Пиекатора 1674 года —издание, которое, как известно, служило на Руси XVII- начала XVIII веков своеобразным справочником христианских сюжетов для иконописцев

Есть все основания предполагать, что в XVII столетии в южной России были свои иконописные центры со своими "малярами". В курских монастырях, по-видимому, необходимые работы выполнялись местными иконописцам а большие заказы размещались в Киеве или Чернигове. Единственный, дошедший до нас, памятник местной монастырской иконописи - икона Азовской Богоматери, украшающая экспозицию исторического отдела Курского областного краеведческого музея — атрибутируется концом XVII века и представляет из себя своеобразное историко-художественное свидетельство слияния средне- русской и белорусской иконописных форм.

Иконописная традиция развивается и впоследствии. В середине XVIII века стараниями Б.П.Шереметева, основателя и ктитора Борисовского Тихвинского женского монастыря, приславшего в начале века для росписи монастырских храмов живописца Игнатьева а потом и других, возник в монастырском селе Борисовка иконописный промысел. К концу XVII - началу XIX века Борисовские иконы, большей частью художественного исполнения, имели хороший сбыт в Курской губернии и за ее приделами. Промысел процветал, преобладами мастера — красочники, способные написать всю икону. "Личкунов" — мелких мастеров, изображавших на иконе лишь лицо и руки, было не много, работали они под наблюдением опытного красочпика и значительной роли не играли. Но уже середине XIX века качество иконописания снизилось в связи с невзыскательностью спроса.

Современный исследователь Л. Жолтовский, анализируя историю украинской живописи, отмечает, что произведения живописи и иконописи XVI-XVII веков центральной и левобережной Украины не сохранились. Не мудрено, ведь почитаемые южно- и западнорусские иконы — Пряжевская, Жировицкая, Корсунская вместе с населением переместились на наши территории и с конца XVII века стали чудотворными уже в курских монастырях. Распространены были бзерянская и близкая к ней Ченстоховская иконы. К XVII веку в Белгородской епархии наиболее чтимой стала Каплуновская икона Богоматери. Такая икона с пометкой 1689 год висела в древнейшей (по преданию, построена Василием Шемякой в начале XVI века) в крае Боровской Рыльской церкви.

В Белогорской Николаевской пустыни наиболее чтимыми были икона Святителя Николая Чудотворца и Пряжевская икона Богоматери Умиления. Большие размеры икон и сходство стиля позволяют считать, что монахи, основатели монастыря, вынули их из иконостаса покинутого ими храма. Иконы писаны на холсте, живопись характерна для западных иконописных школ — тисненые фоны, имитирование драгоценностей.

Со второй половины XVII века в курском крае появляются северо-русскис иконы — Казанская Богородичная, Всех скорбящих радости, приносимые как старые родовые иконы старообрядцами в слободскую Украину. Наблюдается переплетение влияния Московской и Западной РУСИ. церковная живопись по стилю изображения делится на "московскую" и "черкасскую"

В крупнейших курских монастырях XVII века. Путивльских женском Свято-Духовом, мужских Молченском и Софрониевой пустыни, одинаково почитаются древние, испокон веку оберегаемые в крае православные святыни и святыни, приносимые людьми, пришлыми с "враждебных" католических и униатских территорий. Неприятие "чужой веры" вовсе не становится причиной разрушения исторических памятников: они бережно хранятся, им поклоняются, их используют как образцы иконографии и иконописания.

Примером такого отношения является почитание Жировицкой иконы Богоматери⁽⁴⁴⁾. попавшей в Путивльский Молченский монастырь во времена Лжедмитрия и послужившей, вероятно, причиной изменения иконографии древней Молченской богородичной иконы, что привело к появлению в середине XVII века иконы Путивльской Богородицы.

Хранились в Путивльских монастырях иконы и религиозные картины XVII - начала XVIII века западного происхождения: "Се человек". "Святое семейство", "Павел Фивейский", "Святая Елизавета", о которых рассказывают хроники археологических съездов дореволюционного времени. До нас дошло следующее описание иконы "Святое семейство": "На ней представлена комната, стены которой увешены различными столярными инструментами. Посредине стоит столярный станок, за которым сидит старец Иосиф. У окна в кресле сидит Богородица с рукоделием в руках, а отрок Иисус подметает пол комнаты,⁽⁴⁵⁾ по сути — это уже не икона, а религиозная картина, выполненная в западной, католической традиции.

Встречается в дореволюционных публикациях и свидетельства распространения в монастырях курского края в XVII-XVIII веках религиозной скульптуры. Краевед А.А. Танков, описывая фонды и экспозицию курского губернского исторнко-археологического и кустарного музея первых лет его существования, как главные ценности церковного отдела называет деревянную круглую религиозную скульптуру: "величественное изображение из дерева фигуры господа Саваофа, окруженного Серафимами и херувимами... Корейского монастыря... . Громадные размеры, импозантные черты, общий колорит делают этот предмет старины выдающимся"⁽⁴⁶⁾. Была в музее этого периода и "фигура Христа в темнице" из Корочанского уезда — "Христос изваян сидящим, подпершись ладонью правой руки, а ладонь левой руки его приложена к сердцу. Удачно выполнен лик — глубоко задумчивый, смертно страдающий лик Спасителя"⁽⁴⁷⁾ Сегодня эти произведения увидеть невозможно: они исчезли из фондов музея еще до революции. И. Златоверховников, упоминает "изображение Христа Спасителя, сидящего в терновом венце" из упраздненного в 1725 году Хотмыжского монастыря. Круглая скульптура и рельеф из Льговского уезда Курской губернии были в экспозиции Киевского церковно-археологического музея: "деревянная позолоченная статуя сидящего Спасителя, с венком на главе и связанными руками, в кивоте" и "вырезанный из дерева двухглавый золоченый орел из иконостаса"⁽⁴⁸⁾ Последнее замечание о двухглавом орле, символе российской государственности, позволяет предполагать, что вырезали скульптуру не литовские или польские, а местные мастера.

Приведенные сведения свидетельствуют о главной особенности культурной жизни края XVII — начала XVIII веков: бытовании форм и православной, и католичеcкой религиозной культуры и органическом их сосуществовании. Вероятно, прав был А. Прозоровский, когда утверждал: "Как ни усердно велась борьба православия с католичеством и униатством, в конце концов она имела тот печальный и неожиданный результат, что со стороны православия постепенно и как бы совершенно не заметно происходит усвоение некоторых латинских порядков и обычаев"⁽⁴⁹⁾

Подтверждением этому является интересное описание предметов потайной восьмигранной комнаты, расположенной над алтарем Рождественского храма Путивльского Молченского монастыря. сделанное П.М. Раздольским в 1903 году. В XVI веке алтарь был просто городской башней, служившей Лжедмитрию местом схорона, а позднее перестроенной в монастырский храм.⁽⁵⁰⁾ Вот это описание: "В углу, обращенном к востоку, останавливает на себе внимание рельефное изображение сидящего на престоле Христа. Материалом для всего этого служит дерево; из него сделаны и престол, и изображение Христа во весь рост. Престол имеет вид кресла с высокой спинкой, весь он просто сколочен из досок. На простой, не закрашенной доске, помещенной в середине и служащей сидением, видим сидящего Христа. На голове Христа терновый венец, на ногах тонкие цветные чулки...ноги обуты еще в туфли из темного бархата, отороченные золотым позументом, одеждой служит какая-то синего цвета мантия, обшитая серебряным галуном, и опоясанная голубой тесемочкой. Несколько стоящих около металлических, почерневших от времени подсвечников, с гвоздями вместо отверстий для свеч, дополняют картину. Как вид материи, так и грубо сделанная статуэтка, производит неприятное впечатление. Предание говорит, что перед этой фигурой, несомненно являющейся отпечатком влияния католицизма, молился Лжедмитрий ... самозванец в СУЩНОСТИ говоря, не был ни ярым католиком, ни твердым православным, а исповедывал ту или другую религию в зависимости от обстоятельств"⁽⁵¹⁾

Для формирования региональной монастырской традиции особое значение играли связи с киевскими монастырями и народной украинской и белорусской ремесленными культурами. В XVII веке следствием этого общения стало стимулирование культурной и художественной активности крупнейших монастырей курского края: усиление их колонизаторской и хозяйственной деятельности; активизация общественного служения: развитие архитектуры и бытовое благоустройство; творческое отношение к предметам религиозного культа, складывание иконографии, использующей элементы западных образцов.

Появляются и новые художественные формы, связанные с умениями населения, пришлого с "литовских территорий" и принесшего кроме книг и икон деревянную круглую религиозную скульптуру. Описания курских монастырей XVII века и более позднего времени очень часто упоминают в интерьерах церквей в составе иконостасов и в оформлении киотов барочную скульптуру Христа, Богоматери, ангелов. К примеру, в первом Знаменском соборе (Курский Знаменский монастырь) середины XVII века в описи помимо позолоченных царских врат со священными изображениями упоминаются два ангела, "каждый из которых держал в руках по небольшой иконе — Спасителя и Богоматери". Опись времен революционных событий, перечисляющая предметы Путивльского Преображенского собора (в XVII веке Свято-Духов женский монастырь) указывает, что шестым ярусом иконостаса были "Распятие Спасителя, вырезанное из дерева в рост человека и по бокам вырезанные из дерева в рост же фигуры Богоматери и Иоанна Богослова"⁽⁵²⁾

Не миновала курские монастыри и пришедшая из Белоруссии традиция оформления иконостасов высоким рельефом на мотив виноградной лозы и розовых гирлянд. Примером могут служить иконостасы путивльских монастырских соборов и иконостас Никольского храма Рыльского монастыря, разобранный еще в XVIII веке, и известный нам лишь в ниже приводимом описании: «дубовый, со сквозной резьбой, позолоченный; общий рисунок резьбы — переплетающиеся ветви и листья с гроздьями винограда и роз. С изящными прозрачными резными колонками с выдолбленной серединой, придававшими иконостасу легкость и красоту».

О связи с Киевом говорит и еще одна, не менее интересная местная монастырская культурная традиция, о которой свидетельствует А.С. Лебедев в своей книге о истории белгородского архиерейства "за все время существования епархии". Воссоздавая документальную историю краевого церковного правления, Лебедев иллюстрирует ее ксилографическими портретами первых духовных лиц епархии, оговариваясь, что приведенные репродукции "...сняты с портретов! писанных на полотне масляными красками, находящихся в Белгородском архиерейском доме, где эти портреты - большие во весь рост — расставлены по стенам зала и гостиной..."⁽⁵³⁾ Портретописанис и в частности, портреты высших духовных лиц, получило распространение в Киеве XIII века. В конце XVII века такие портреты выполняются в Белгородском епархиальном управлении.

Неизвестно, где сейчас эти портреты, однако отзвуком этой традиции является выставленный в экспозиции Курского краеведческого музея портрет Петра I из Молченской Софрониевой пустыни, созданный в конце XVII века в благодарность за благоволение династии Романовых к монастырю.

Меньше всего сохранилось сведений о музыкальной культуре курских монастырей XVII века. Есть лишь косвенные свидетельства перечисление среди монастырских книг главных певческих книг христианской Руси — Октоиха, Ирмология, Праздников, Миней, Постной и Цветной Триодей, указывает на певческое многоголосие- упоминание Псалтырей — свидетельство распространения псалмопения. Все это, как и общая ориентация на киевские монастыри,—достаточное основание для предположения, что в XVII веке в монастырях края бытовал Киевский распев — многоголосье, записываемое киевской нотацией, связанной с системой восьмигласия. Общеизвестно, что при становлении и развитии русского церковного пения преобладала устная традиция и мелодии заучивались наизусть по слуху, а нотные певческие книги служили лишь регуляторами напевов. Поскольку многие «распевщики» были выходцами из западных земель, они производили переработку и приспособление западных музыкальных форм, что и придавало своеобразие курскому церковному пению.

Культурное влияние не было однородным и распространялось неравномерно, восточные и северные территории, менее заселенные в XVII веке, обращались за художественным примером в Москву, пограничные западные и юго-западные земли брали за образец традиции и формы Киева и Чернигова.

Нельзя, конечно, утверждать, что в формировании региональной культуры юго-западное влияние было решающим. Основой культурной жизни края с XVI века становятся связи с Москвой, поскольку курские земли политически все более и более тяготеют к общерусскому центру, однако татарская опасность, удерживающая мастеров центральных и северорусских территорий от посещения курского края. заставляет местных художников черпать из традиционного для потомков северян источника "красоты и мудрости" — активно развивающегося Киева.

XVII —первая половина XVIII века — период наибольшего количества и наибольшей значимости монастырей. По ведомости 1742 года в Белгородской епархии было 23 мужских и 8 женских монастырей, 993 церкви.

К середине XVIII столетия на территории края организуется обширное по масштабам и разнообразное по характеру деятельности монастырское хозяйство. Почти все курские монастыри имели перевозы, мельницы, винокурни, занимались земледелием, лесоводством, скотоводством, пчеловодством, звероловством, огородничеством, садоводством, сами обрабатывали продукты сельскохозяйственной деятельности — кожи, шерсть, коноплю.

Некоторые монастыри активно внедряли в свой хозяйственный быт и быт своих вотчин разные ремесла. К 1726 году Знаменский монастырь освоил производство юфти — высококачественной кожи, а его экипажи славились за пределами края. Севский архимандрит писал в 1721 году в Знаменский монастырь, заказывая карету: "...понеже у нас таких мастеров нет"⁽⁵⁴⁾. Несколько позже появился юфтевый промысел и в Белгородском Николаевском монастыре, который отпускал своих мастеров на сторону за плату Числились среди монастырских умельцев и сапожники, портные, столяры, кузнецы; плотники, каменщики; кирпичники из вотчин Знаменского монастыря признавались лучшими в епархии. Славился монастырь и "своими малярами": в 1755 году консисторским указом был затребован в Белгородский архиерейский дом монах Соломон "для написания икон к поднесению знатным персонам". В 1758 году аналогичным распоряжением предписывалось монастырскому крестьянину Ефиму написать три образа: Живоначальной Троицы, Ахтырской и Каплуновской Богородиц; "добрыми венецианскими красками", за что обещано мастеру и вознаграждение. В 1761 году в город Харьков к живописцу Венедикту Свидерскому на 4 года монастырем были отправлены дети крестьян Ивана Сныткина и Ивана Агаркова, "чтобы... выучил означенному живописному мастерству совершенно так, как и сам умеет"⁽⁵⁵⁾. Девочки-сироты набирались "для отдачи их в научение доброго ремесла"⁽⁵⁶⁾

Монастырские имения, особенно большие и разбросанные по разным местам, управлялись приказчиками, поселявшимися "в монастырском дворе" и управлявшими по подробной инструкции, даваемой монастырем. Управитель отвечал за вотчинное хозяйство, наблюдал за хозяйством крестьян, следил за выполнением повинностей, "чинил суд и расправу", защищал крестьян от обиды со стороны и "привлекал к ответственности по силе законов"⁽⁵⁷⁾ Главной задачей "монастырского служки" была — "иметь лучший прибыток от вотчинного хозяйства". Первоначально служкой назначался один из монахов, но в 1769 году Белгородский архиерей Самуил Миславский направил в монастыри предписание: "...в села, деревни и хуторы в управительские или приказческие должности (вызывающие нарекания) из монашеского чина не посылать в принадлежащие монастырям вотчины, а содержать для того светских приказчиков, людей вольных, к тому способных... или выборных по общему тамошних монастырских жителей согласию"⁽⁵⁸⁾

Монастырские крестьяне выполняли все необходимые монастырю работы, поскольку были на барщинном положении: пахали, сеяли, молотили, косили, пасли стада, ловили рыбу, строили, давали подводы, служили на мельницах, винокурнях, пасеках. Собирали с них и оброк продуктами крестьянского хозяйства или ремесла на определенную сумму. Повинности и оброк определял монастырский собор, и, хотя не обходилось без злоупотреблений, в управлении монастырскими вотчинами зачастую было больше порядка и человечности, чем в имениях дворян. Жалованные грамоты освобождали монастыри и монастырских крестьян от податей и пошлин, подсудности, (кроме "душегубства, разбоя и татьбы"), от проезда через их села царских чиновников, выдачи им провианта и фуража, подвод и проводников.

Однако монастырские повинности тяжелым бременем ложились на крестьянское хозяйство, и всякое злоупотребление властей, усиление повинностей вызывало волнения , а иногда и бунты. В 1735-1736 годах, например, крестьяне села Смородинка Корейской пустыни, приписанной тогда к курскому Знаменскому монастырю, подали челобитную на высочайшее имя с жалобой на архимандрита Митрофана Шецкого, что "... он, архимандрит, "со всех крестьян сбирает... многие лишние деньги и столовые мясные запасы на свои яди", непорядочно отдает в рекруты, освобождает от рекрутчины тех кто дает ему взятки, и ведет не свойственный сану образ жизни" . Однако дело кончилось тем, что крестьяне, жаловавшиеся на архимандрита, "иные повешены а иные кнутом биты. и повырваны им ноздри, и на каторгу сосланы.⁽⁶⁰⁾

А.С.Лебедев, в уже цитированном описании "вотчинного быта Курского Знаменского и Белгородского Николаевского монастырей", составленном в конце XIX века по имеющимся в его распоряжении монастырским архивам, приводит документальные свидетельства нарушения монашеского благочестия, конфликтов монастырских и помещичьих крестьян, но все они относятся к XVIII - началу XIX века.

По немногочисленным и разрозненным сведениям, приведенным А.А.Танковым в "Материалах для истории Курской епархии" можно утверждать, что в 1746-1756 годах в Белгородской митрополии в 19 мужских монастырях жило 364 человека — 176 монахов, остальные — послушники, а в 8 женских — 219 монахинь. По ведомости 1762 года (перед секуляризацией) в 21 мужском монастыре жили 9 архимандритов, 11 игуменов, 1 строитель и 438 монахов. В 7 женских монастырях и пустынях было 9 игумений, 236 монахинь и насчитывалось 7793 "крестьянские души". Непосредственно за Курским Знаменским монастырем числилось 4836 крестьянских дворов. Рыльским — 1365, а Софрониева пустынь называлась в числе самых знаменитых русских православных обителей — Ниловой, Флорищевой и Саровской.

К концу XVIII века количество монастырей в Курской губернии значительно сократилось. Часть из них закрылись самостоятельно (по неведомым нам причинам), другие были упразднены или слиты екатерининскими указами "об отобрании от монастырей бывших за ними крестьян и об обращении их в экономические" — так называемыми Указами о секуляризации монастырских земель 1764 и 1788 годов.

Остались самые крупные, экономически сильные монастыри, активно занимающиеся в XIX веке своим переустройством и быстро достигшие всероссийской славы духовным значением своих святынь, красотой архитектуры, развитым хозяйством, торговыми и религиозными связями.

К 1815 году, по данным того же источника, в Курской епархии было 4 штатных мужских монастыря:

• Знаменский в Курске (2кл.),
• Молченский Путивльский Печерский в г.Путивле (Зкл.),
• Николаевский Больше .ий в г.Рыльске (Зкл.)
• Николаевский в Белгороде (3 кл.)

и 5 нештатных — на своем содержании:

• Путивльская Софрониева пустынь,
• Глинская пустынь,
• Коренная Богородицкая пустынь,
• Обоянский Богородицкий монастырь,
• Хотмыжский монастырь.

В них жило 173 человека — 48 иеромонахов, 29 иеродьяконов, 89 монахов и 7 послушников. Данные о насельниках монастырей, их занятиях, сословной принадлежности очень незначительны. В Путивльском монастыре 16 человек братии были выходцами из румынских монастырей (9 из них уроженцы Воронежской, Курской и других южно-русских губерний, хотя и приняли постриг в Румынии). Трое монахов пришли и Запорожья, остальные из Галиции и Польши. В других монастырях иноки были большей частью уроженцы русских областей и в миру принодлежали к разным сословиям: военному, духовному, дворянскому, мещанскому и крестьянскому. Причем, представителей первых трех было больше.

В трех женских монастырях жило 59 монахинь (не считая послушниц): по 17 в Курском Троицком и Белгородской Рождества- Богородицкой пустыни, 25 монахинь на иждивении графа Шереметева в Борисовской Тихвинской пустыни. При всех женских монастырях существовали школы рукоделия и мастерские, изготовлявшие церковную утварь и отделывающие иконы. В 1868-1870 годах в женских монастырях открылись женские училища, где 78 учениц разных сословий обучались русскому языку, чистописанию, арифметике, географии, чтению, письму, славянскому языку. Закону Божию и Катехизису, рукоделию.

Интересны сведения, приведенные в "Курских епархиальных ведомостях" 1890 года: "Все монастыри и пустыни ежегодно жертвуют духовноучебным детским заведениям 4130 рублей. При Курском Знаменском монастыре с 1869 года существует для малолетних сирот-мальчиков, детей духовенства епархии, приют. При Рождество-Богородицкой Глинской пустыни в 1890 году открылся Дом трудолюбия для индивидуального обучения мальчиков 12-15 лет иконописному, портняжному, сапожному, столярному и токарному ремеслам. При Глинской, Софрониевой, Коренной пустынях. Курском и Белгородском женских монастырях. Борисовской женской пустыни функционируют больницы, а в Борисовской же пустыни и Курском женском Троицком монастыре еще и богодельни для престарелых"⁽⁶²⁾.

В XIX веке большинство монастырей края активно перестраиваются, возводя на месте обветшавших построек религиозного и хозяйственного назначения новые, заказывая проекты не только губернским архитекторам, но и обращаясь в мастерские известных художников.

Характерной чертой местного культового строительства было применение типовых проектов церквей, разработанных епархиальными архитекторами Н. Грушсцким и В. Слесаревым. Провинциальной архитектуре был присущ не только некоторый консерватизм в использовании новых стилей, но и меньшая масштабность зданий. Допускалось цитирование архитектуры как русской — столичных церквей, в основу которых был положен архитектурный принцип и пропорции Исакиевского собора в Петербурге, так и зарубежной — Воскресенская церковь мужского Знаменского монастыря—копия Флорентийского собора эпохи ренессанса.

Накануне революции в Курском Знаменском, Белгородском Свято-Троицком, Рыльском Николаевском, Обоянском Знаменском, Путивльском Молченском мужских монастырях и пустынях:

Глинской, Белогорской, Путивльской Софрониевой — было 3 епископа, 4 архимандрита, 165 иеромонахов, 106 иеродьяконов, 322 монаха, 140 послушников, 341 человек на предварительном испытании.

В женских — Курском Троицком, Белгородском Богородицком, Льговском Знаменском монастырях и Борисовской Тихвинской пустыни жило 218 монахинь, 303 послушницы и 1814 женщин на предварительном испытании.

Православные обители обладали значительным материальным богатством, ревностно хранили религиозные святыни и вековые культурные традиции. Располагаясь в самых красивых местах края, были "придивны зело", осеняя местность красотой своей.

В первые годы Советской власти все монастыри были закрыты, монахи и монахини — разогнаны или репрессированы. Реликвии, сокровища религии, памятники культуры реквизированы или расхищены. Потом, в разные годы, взорвали соборы, порушили жилые и хозяйственные постройки. Остался лишь след на земле да в памяти народной.

Но история в очередной раз свидетельствует, что святыни бессмертны, что всегда наступает время "собирания камней". Наступило такое время и для монастырей: они возрождаются, вселяя в русскую душу свет надежды. Курский Знаменский и Рыльский Никольский монастыри, Коренная и Белогорская пустыни вновь встречают поломников, жаждущих прикоснуться к святыням предков.

ПРИМЕЧАНИЯ:

62. Участие монастырей Курской епархии в деле народного образования и благотворительности. // Курские епархиальные ведомости. 1890, с. 143.